Николай Борисов, сын покойного Вадима Борисова Это было самое дымное и адское лето

Николай Борисов, сын покойного Вадима Борисова

Это было самое дымное и адское лето

Я помню с детства историю про смелых людей на Красной площади, просто упоминание в бытовых разговорах странного имени Горбаниха. Когда мне было лет четырнадцать, брат Митя, первокурсник РГГУ, устроил для своих однокашников у нас дома Наташин поэтический вечер. Ну и я всегда буду помнить Наташины строчки на папину смерть. Летом 2010 года, когда мама (Таня Борисова) уехала на лето, она сообщила, что у меня поживет Наташа; это было самое дымное и адское лето. Слава Богу, у меня был кондиционер и можно было не открывать окон, но Наташа количеством сигарет компенсировала дым от торфяных пожаров. Когда я открыл дверь, выяснилось, что Наташин багаж потерян в аэропорту, через пару-тройку дней его доставили. Узнал я об этом еще у лифта, возвращаясь с работы, запах был «святых выноси», через минуту я понял, что несет из моей квартиры, – весь холодильник был забит сырами, которые несколько дней пролежали на адской жаре.

На мое предложение выкинуть сыры (я вообще параноик, никогда не ем просроченные продукты) Наташа замахала руками и сказала, что это подарки друзьям. Мне стало страшно за друзей. Наташа не сдалась, и я честно кого мог предупредил, шепотом, пользуясь тем, что у Наташи были проблемы со слухом. Надо сказать, что у Наташи такие друзья, их сырами не возьмешь, а может, некоторые все-таки не стали их есть?

Хранить в том холодильнике еду я не мог еще долго, думал, придется покупать новый.

Перекличка

(На смерть Димы Борисова)

1.

Ни обмыть, ни обвыть. И в ужасе —

навернувшаяся просохла.

– Это в Апшуциемсе… – охнуло

стародавнее эхо, вслушавшись

в Танькин вопль

за тысячи верст.

Это небо над Балтикой – дождалось.

Как в колодец без дна, утекает

не по капле, а вёдрами дождь

(то есть жизнь, то есть даждь).

– И что же, мой до смерти друг…

Провалившийся клавиш заглох,

вцепившись в колючую горсть.

2.

Не прямо, не косо, но слов,

под нищий сбежавшихся кров,

узнаёма листва.

Когда карман пуст,

обрываешь ближайший куст

(не для славы и торжества,

но чтобы махалом густым

разогнать оседающий дым)

и сеешь, что есть, на погост.

3.

Там, наверху, – торжественно и чудно,

а тут – сметать разбитую посуду.

– Недалеко до Швеции, но трудно

туда доплыть.

                    – А звезды те же всюду.

Песок – просох, луга – отзеленели,

и ни одна звезда не смотрит в фас.

– Куда ж нам плыть?

                    – На тризну милой тени.

В последний раз

мы перекликнемся:

                    – Есть музыка над нами!

– Но музыка от бездны не спасет…