Таня Борисова Мы понимали, что придут с обыском

Таня Борисова

Мы понимали, что придут с обыском

Очень было страшно, когда наши вступили в Чехословакию, потом провоз Дубчека, вся эта кавалькада машин… Мы в центре жили, всё это было видно, как его везут в Кремль, но никто не знал, чем кончится. Это было еще до демонстрации, естественно. Страшно было. Чувство такое, что если могут танки ввести в целую страну, то что могут с тобой одной сделать…

…Про демонстрацию я узнала так: 24 августа у меня день рождения, и мы с Димой были на даче у родителей, и там были только родственники, сидели в огородах, в саду, пытались поймать что-то… Причем, надо сказать, все люди в электричках сидели с приемниками и пытались поймать новости, так что не было такого, что никто ничего не знал, ну или знать не хотел. За городом тоже было не очень слышно и непонятно, что происходит, и 25-го днем приехали в Москву и звоним из автомата Наташе Светловой. Она говорит очень коротко, без подробностей, без драматизации: «Была демонстрация. Всех забрали на Красной площади…»

Какая демонстрация – было уже всем понятно… Наташка с Осей была… И я, с таким вот пузом, еду к Евгении Семеновне.

Приезжаю к Евгении Семеновне, и Ясик дома, а она уже знает, ей, наверное, кто-то позвонил… И вижу – в комнате Наташка не успела убрать, какой-то ужас, как будто специально для обыска – обрывки белой ткани, туши, кисточки, белые листы… Плакаты, я думаю, она не только себе рисовала. Я говорю: «Евгения Семеновна, что вы думаете?», а она отвечает: «Таня, что я могу? Наташа всю ночь тут сидела, чего-то делала, откуда я знаю что».

Я говорю: «Евгения Семеновна, сейчас проводим обыск!» И вот мы с ней вдвоем стали собирать в комнате всё, что может показаться подозрительным, – все эти кисточки, палочки, обрывки… А у них соседи в квартире живут, мы тихо переговаривались. Евгения Семеновна потихоньку выносила это всё не в мусоропровод, а на улицу, частями. Тогда не было целлофановых пакетов, мы заворачивали в какие-то газеты. Дом почистили – признаков физической подготовки к демонстрации не осталось. Мы понимали, что придут с обыском, но когда? Той же ночью и пришли.

Я строю, строю, строю,

но всё не Рим, а Трою,

и Шлиман на холме,

с лопатой и с лоханью,

дрожа от ожиданья,

сидит лицом ко мне.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.