Глава 11 Япония

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 11

Япония

Наступил момент, когда Японии предстояло сделать самый страшный и решительный шаг за всю ее многолетнюю и полную романтики историю.

Летом 1940 года принц Коноэ оказал нажим на правительство Виши, чтобы получить разрешение на создание авиационных баз в Северном Индокитае, а в сентябре он подписал Тройственный пакт с Германией и Италией. Этот документ обязывал Японию вступить в европейскую войну на стороне держав Оси, в случае если Америка вступит в войну на стороне Англии.

К концу ноября 1940 года результаты битвы за Англию и то обстоятельство, что Гитлер явно побоялся выполнить свое хвастливое обещание о вторжении в Англию, были признаны в Японии фактами первостепенной важности. Успешный воздушный налет английской авиации на итальянский флот в Таранто, в результате которого на многие месяцы были выведены из строя современные первоклассные линкоры, произвел глубокое впечатление на японский флот, оценивший всю мощь нового воздушного оружия и возможности, которые давало его применение, в особенности когда оно сочеталось с элементом внезапности. Япония убедилась, что с Англией еще далеко не покончено. Она, безусловно, продолжала держаться и даже становилась сильнее. В стране получило широкое распространение мнение, что заключение Тройственного пакта было ошибкой.

Японцы всегда опасались возможности объединенных действий Британской империи и Соединенных Штатов, обладавших сильнейшими в мире флотами и ресурсами, которые при надлежащей разработке были неистощимы и недосягаемо велики. Эта опасность, казалось, надвигалась. Весной 1941 года премьер-министр Коноэ получил согласие кабинета начать с Соединенными Штатами переговоры об урегулировании имевшихся между обеими странами нерешенных вопросов. Следует отметить, что в этом случае генерал Тодзио в качестве военного министра поддерживал политику Коноэ против министра иностранных дел Мацуоки. Возражения последнего, что такие переговоры с Америкой будут противоречить японскому союзу с Германией, не были приняты во внимание.

Эмбарго, объявленное Соединенными Штатами, Англией и Голландией, отрезало Японию от всех источников нефти, от которых зависели не только военно-морские силы, но и вся военная мощь Японии. Японскому флоту сразу же пришлось обратиться к своим нефтяным запасам, и к моменту возникновения войны на Тихом океане он фактически уже израсходовал четырехмесячный запас нефти из общего количества своих запасов, рассчитанных на полтора года. Было совершенно очевидно, что Япония попала в тиски и что единственный выход для нее – вступить в соглашение с Соединенными Штатами или начать войну. Требования Америки предусматривали отказ Японии не только от ее новой агрессии в Индокитае, но и от войны в Китае, которая велась уже давно и очень дорого обходилась Японии.

Это было справедливое, но суровое требование. При этих обстоятельствах флот решил поддержать армию в ее политике войны, если нельзя будет добиться приемлемого дипломатического соглашения. Тот факт, что флот к этому времени усовершенствовал свою авиацию, сделав ее мощным наступательным оружием, укрепил его в этом решении.

Ожесточенные споры в правящих кругах Японии продолжались в течение всего лета и всей осени. Как нам теперь известно, основной вопрос о вступлении в войну с Соединенными Штатами обсуждался 31 июля, на следующий день после введения эмбарго.

Всем японским руководителям было совершенно ясно, что у них мало времени для того, чтобы сделать выбор. Германия могла выиграть войну в Европе, прежде чем Япония успеет осуществить какой-либо из своих честолюбивых планов. Переговоры между японским и американским правительствами продолжались. Японские консервативные политические деятели и императорский двор надеялись добиться условий, которые позволили бы им держать в узде военную партию в своей стране. Государственный департамент в Вашингтоне, как и я, полагал, что Япония, вероятно, отступит перед мощью Соединенных Штатов, которая в конечном счете значительно превосходила ее собственную.

* * *

Читатель уже убедился в том, что с первого же дня войны нас постоянно тяготила тревога в отношении Японии. Аппетиты Японии и ее возможности к их удовлетворению были совершенно очевидны. Мы удивлялись тому, что она не выступила в момент падения Франции. Впоследствии мы почувствовали некоторое облегчение, но все это время мы напрягали свои силы до предела, чтобы уберечь Британские острова от уничтожения и продолжать войну в Западной пустыне. Я должен признаться, что в моем сознании окутанная зловещим туманом японская угроза была как бы отодвинута на задний план другими нашими задачами. Я полагал, что, если Япония нападет на нас, Соединенные Штаты также вступят в войну. Если бы они этого не сделали, у нас не было бы возможности защищать Голландскую Индию или даже нашу собственную империю на Востоке.

Если же, с другой стороны, японская агрессия повела бы к вовлечению Америки в войну, то я готов был смириться с ней. Дальше этого я не загадывал. Очередность наших задач в 1941 году была такова: во-первых, защита метрополии, включая угрозу вторжения и действия подводного флота противника; во-вторых, борьба на Среднем Востоке и в районе Средиземного моря; в-третьих, после июня, поставки Советской России; и, наконец, в-четвертых, сопротивление нападению Японии. Всегда, однако, подразумевалось, что, если Япония вторгнется в Австралию или Новую Зеландию, нам придется пожертвовать Средним Востоком для защиты своих братьев по крови. Такую возможность мы все считали чрезвычайно отдаленной и маловероятной, так как у Японии был большой выбор более легких и привлекательных для нее объектов, таких как Малайя, Сиам и в первую очередь Голландская Индия. Я уверен, что, сколько бы мы ни послали оружия в Малайю, даже если бы мы решились ради этого пожертвовать средневосточным театром войны или прекратить поставки в Советский Союз, мы не могли изменить ее судьбу. С другой стороны, вступление Соединенных Штатов в войну перевесило бы все неблагоприятные моменты.

Не следует полагать, что эти широкие решения принимались бессознательно или без глубокого и всестороннего обсуждения военным кабинетом и военными экспертами. По мере того как шло время и я осознал, какой грозный эффект оказало введенное президентом Рузвельтом 26 июля эмбарго, к которому присоединились мы и голландцы, я стал все больше стремиться к тому, чтобы противопоставить Японии в Тихом и Индийском океанах возможно более мощные английские и американские военно-морские силы. Военно-морские силы – это было все, что мы могли выделить в тот момент. Мы тщательно проанализировали, чем мы располагаем.

25 августа я послал начальнику военно-морского штаба памятную записку по поводу создания дальневосточного флота и изложил свое мнение относительно его корабельного состава. Я был убежден, что в недалеком будущем можно будет дислоцировать в Индийском океане эскадру, которая послужит сдерживающим фактором для японцев, и что эта эскадра должна состоять из небольшого числа первоклассных кораблей.

В качестве передового отряда нашего дальневосточного флота было решено послать два линкора – «Принс ов Уэлс» и «Рипалс» с четырьмя эсминцами и, как важнейший элемент такого флота, современный бронированный авианосец «Индомитебл». К сожалению, «Индомитебл» был временно выведен из строя в результате аварии. Несмотря на это, было решено отправить оба быстроходных линкора, что, как мы надеялись, стабилизирует политическую обстановку в Японии. Эти линкоры должны были установить контакт с Тихоокеанским флотом Соединенных Штатов. Наши военно-морские планы предусматривали создание под прикрытием главных сил американского флота в далеких водах Тихого океана английского дальневосточного флота, базирующегося в Сингапуе. К весне 1942 года этот флот должен был включать 7 линкоров различных боевых качеств, 1 первоклассный авианосец, 10 крейсеров и 24 эсминца. Командование этим флотом было поручено адмиралу сэру Тому Филлипсу, который до этого с честью выполнял обязанности заместителя начальника военно-морского штаба. 24 октября адмирал Филлипс поднял свой флаг в Гриноке.

В октябре принц Коноэ сложил с себя бремя управления страной. Он просил о личной встрече с президентом Рузвельтом в Гонолулу, куда собирался захватить с собой представителей командования японской армии и флота. Он надеялся таким образом связать их соглашениями, которые могли бы быть достигнуты во время этой встречи. Но президент отклонил его предложение, и армия стала все более и более критически относиться к этому мудрому государственному деятелю. Его сменил генерал Тодзио, который одновременно занял посты премьер-министра, военного министра и министра внутренних дел. Генерал Тодзио, которого победители в соответствии с существующей практикой повесили после войны, заявил на суде, что он сам занял пост министра внутренних дел потому, что «столкнулся с грозными тенденциями, предвещавшими внутренние беспорядки, если бы было решено сохранять мир, а не начать войну». По приказу императора он возобновил дипломатические переговоры с Соединенными Штатами, но в то же время вступил в секретное соглашение с членами своего кабинета о том, что Япония начнет войну, если представления кабинета будут отвергнуты.

* * *

В начале ноября я получил от генерала Чан Кайши взволнованное предупреждение о дальнейших операциях японцев в Китае. Он считал, что японцы решили предпринять наступление из Индокитая, чтобы захватить Куньмин и перерезать Бирманскую дорогу. Он просил, чтобы мы оказали ему помощь, направив свою авиацию из Малайи. В заключение он писал:

«Вам на первый взгляд может показаться, что это втянет вас в войну с Японией в то время, когда вы с таким мужеством сражаетесь в Европе и на Среднем Востоке. Я смотрю на вещи иначе. Я не верю, что Япония считает себя достаточно сильной для того, чтобы выступить, пока Китай продолжает сопротивляться, но, когда она избавится от этого противодействия, она нападет на вас там и тогда, где и когда ее это будет устраивать… Китай в настоящий момент переживает наиболее критическую фазу своей войны – фазу сопротивления. Его способность оборонять сухопутные подступы к Сингапуру и Бирме в настоящее время зависит в основном от готовности Англии и Америки сотрудничать с ним в обороне Юньнани. Если японцам удастся прорвать наш фронт здесь, мы будем отрезаны от вас, и всей системе координации наших военно-воздушных и военно-морских сил с силами Америки и Голландской Индии будет серьезно угрожать новая опасность с новой стороны. Я хотел бы со всей силой подчеркнуть свое убеждение в том, что мудрость и предусмотрительность требуют оказания Китаю упомянутой мною помощи. Ничто иное не сможет обеспечить в той же мере поражение Японии и успех стран, сопротивляющихся в настоящее время агрессии. Я с нетерпением ожидаю Вашего ответа».

Я не мог сделать ничего иного, как переправить это послание президенту Рузвельту.

Бывший военный моряк – президенту Рузвельту

5 ноября 1941 года

1. Я получил от Чан Кайши адресованное нам обоим обращение с просьбой о предоставлении ему помощи авиацией. Вам известно, какими военно-воздушными силами мы располагаем в Сингапуре. Тем не менее я был бы готов послать летчиков и даже некоторое количество самолетов, если бы они могли прибыть вовремя.

2. Нам необходимо в настоящий момент принять общие меры устрашающего характера. Японцы еще не приняли окончательного решения, и император, по-видимому, оказывает сдерживающее влияние. Когда мы беседовали об этом в Пласеншии, Вы говорили о необходимости выиграть время, и эта политика до сих пор блестяще себя оправдывала. Но проводимое нами совместно эмбарго постепенно вынуждает японцев сделать выбор между войной и миром.

3. В настоящее время похоже на то, что они собираются вступить в Юньнань, перерезав Бирманскую дорогу, что будет иметь катастрофические последствия для Чан Кайши. Прекращение сопротивления с его стороны не только само по себе явилось бы трагедией для всего мира, но и оставило бы в распоряжении японцев крупные силы, с которыми они могли бы предпринять наступление на север или на юг.

4. Китайцы обратились к нам и, вероятно, к Вам также с просьбой предостеречь японцев от наступления на Юньнань. Я надеюсь, что Вы сочтете возможным напомнить японцам о том, что такое наступление против Китая из района, в котором мы никогда не признавали за ними права держать свои войска, было бы открытым выражением пренебрежения к ясно определенной позиции правительства Соединенных Штатов. Мы, конечно, готовы сделать аналогичное заявление.

5. Никакие самостоятельные действия с нашей стороны не удержат Японию от выступления, так как наши силы слишком связаны в других местах. Но, конечно, мы будем на Вашей стороне и сделаем все возможное, чтобы оказать Вам поддержку, какой бы курс Вы ни избрали. Я лично считаю, что Япония скорее втянется в войну постепенно, чем решится начать ее сразу. Пожалуйста, сообщите мне, что Вы думаете по этому поводу.

9 ноября президент ответил, что, хотя было бы большой ошибкой недооценивать всю серьезность создавшейся угрозы, он сомневается в том, что подготовка японцев к сухопутной кампании против Куньмина свидетельствует о том, что они собираются выступить в ближайшем будущем. Он обещал сделать все возможное путем оказания Китаю помощи по ленд-лизу и путем создания там авиационного отряда из американских добровольцев. Он считал, что при нынешнем настроении Японии всякие «новые официальные устные предупреждения или протесты» могли бы с таким же успехом вызвать обратный эффект. «Мы будем неослабно и с большим вниманием изучать эту проблему и прилагать все усилия для ее разрешения».

Я сделал все, что мог, чтобы успокоить генералиссимуса, передав ему суть этого осторожного ответа.

У нас не было иного пути, как продолжать осуществление своих военно-морских планов на Дальнем Востоке, предоставив Соединенным Штатам пытаться с помощью дипломатических средств как можно дольше удерживать Японию от выступления на Тихом океане.

* * *

20 ноября Япония направила в Вашингтон свой «окончательный ответ». Хотя из ее предложений было совершенно ясно, что она фактически пыталась получить плоды победы, не ведя войны, правительство Соединенных Штатов сочло себя обязанным сделать еще одно последнее дипломатическое предложение.

25 ноября президент сообщил мне по телеграфу о ходе переговоров. Японское правительство предложило эвакуировать Южный Индокитай впредь до окончательного урегулирования китайского вопроса или общего восстановления мира в районе Тихого океана, когда Япония согласится полностью отвести войска из Индокитая. Соединенные Штаты должны были взамен снабжать Японию нефтью, воздерживаться от вмешательства в действия Японии по восстановлению мира в Китае, помочь Японии получать продукцию Голландской Индии и создать нормальную основу для торговых отношений между Японией и Соединенными Штатами. Обе стороны должны были договориться о том, чтобы не производить «вооруженного продвижения» в Северо-Восточной Азии и в южной части Тихого океана.

Американское правительство в свою очередь собиралось сделать контрпредложение. Принимая в основном условия японской ноты, оно выдвигало специальные условия, которые Япония должна была соблюсти при отводе своих войск из Южного Индокитая. О положении в Китае в американском контрпредложении не упоминалось. Соединенные Штаты были готовы пойти на ограниченное экономическое соглашение, изменив свой первоначальный приказ о замораживании японских фондов. Так, например, нефть могла поставляться ежемесячно, но только для гражданских нужд. Это американское предложение должно было иметь силу в течение трех месяцев, при условии, что на протяжении этого периода будет обсуждаться вопрос об общем урегулировании на Тихом океане.

Когда я прочел проект ответа, который назывался (и теперь еще называется) «модус вивенди», я счел его неудовлетворительным. Такое же впечатление он произвел на голландское и австралийское правительства и в особенности на Чан Кайши, который послал в Вашингтон отчаянный протест. Однако я ясно понимал, что мы должны соблюдать определенные границы, комментируя политику Соединенных Штатов в таком вопросе, в котором они одни были способны предпринять решительные действия. Я понимал опасность, связанную с представлением, что «англичане стараются втянуть нас в войну». Поэтому я предоставил решать вопрос тому, от кого это зависело, а именно президенту. Я послал ему телеграмму, упомянув в ней только о той стороне вопроса, которая касалась Китая.

Бывший военный моряк – президенту Рузвельту

26 ноября 1941 года

Получил сегодня вечером Ваше послание относительно Японии, а также полный отчет лорда Галифакса о ходе переговоров и Вашем контрпредложении Японии… Конечно, этот вопрос должны разрешить только Вы, и мы, безусловно, не хотим развязывания еще одной войны. Нас беспокоит только один вопрос. Как насчет Чан Кайши? Не слишком ли скудную диету он получает? Нас тревожит судьба Китая. Если он падет, то опасность, угрожающая всем нам, чрезвычайно усилится. Мы уверены, что Вашими действиями будет руководить то уважение, с каким Соединенные Штаты относятся к борьбе китайцев. Мы считаем, что японцы чрезвычайно в себе не уверены.

В тот же день Хэлл принял японских посланцев в государственном департаменте. Он даже не упомянул им о «модус вивенди», по поводу которого президент телеграфировал мне 23 ноября. Напротив, он сразу же вручил им «ноту из десяти пунктов». Два пункта этой ноты гласили:

«Правительство Японии отведет из Китая и Индокитая все военные, военно-морские, военно-воздушные и полицейские силы. Правительство Соединенных Штатов и правительство Японии не будут оказывать поддержку – военную, политическую или экономическую – какому бы то ни было правительству или режиму в Китае, за исключением Национального правительства Китайской Республики, столица которого временно находится в Чунцине».

Посланцы были «ошеломлены» и удалились чрезвычайно огорченные. Возможно, что огорчение было искренним. Их избрали для этой миссии главным образом из-за их репутации миролюбивых и умеренных людей, которым удастся убаюкать Соединенные Штаты, внушив им чувство безопасности, пока не будут приняты все необходимые решения и закончена вся подготовка. Они плохо были осведомлены об истинных намерениях своего правительства. Они не подозревали, что Хэлл был лучше информирован в этом отношении, чем они сами. С конца 1940 года американцы проникли в тайну важнейших шифров Японии и расшифровывали большое количество их военных и дипломатических телеграмм. В кругах американской разведки они обозначались словом «Магия». Расшифрованные телеграммы «Магия» передавались нам, но они попадали в наши руки с неизбежной задержкой, иногда в два-три дня. Поэтому в каждый данный момент мы не знали всего того, что было известно президенту или Хэллу. Я не жалуюсь на это.

В тот же день президент послал верховному комиссару Филиппин письмо следующего содержания:

«Становится очевидным, что ведется подготовка… к каким-то агрессивным операциям в недалеком будущем, хотя нет еще точных указаний на масштабы этих операций и на то, будут ли они направлены против Бирманской дороги, Таиланда, Малаккского полуострова, Голландской Индии или Филиппин. Наиболее вероятной представляется операция против Таиланда. Я считаю возможным, что эта новая японская агрессия вызовет вооруженный конфликт между Соединенными Штатами и Японией…»

Я не знал, что жребий уже брошен Японией; мне также не было известно, как далеко простирается решимость президента.

Бывший военный моряк – президенту Рузвельту

30 ноября 1941 года

Мне кажется, что осталось неиспользованным еще одно важное средство, которое могло бы предотвратить войну между Японией и нашими двумя странами, а именно ясная декларация – секретная или публичная, в зависимости от того, что будет признано более целесообразным, – о том, что всякий дальнейший акт агрессии со стороны Японии немедленно повлечет за собой самые серьезные последствия. Я понимаю, какие трудности конституционного порядка стоят перед Вами, но было бы трагедией, если бы Япония постепенно втянулась в войну в результате своих посягательств на территорию других стран без того, чтобы ей ясно и честно указали на грозную опасность, какую повлекут за собой для нее новые акты агрессии. Прошу Вас подумать над тем, не следовало ли бы Вам в момент, который вы сочтете подходящим и который может наступить очень скоро, заявить, что «всякий дальнейший акт агрессии со стороны Японии вынудит Вас поставить перед конгрессом самые серьезные вопросы» или что-нибудь в этом роде. Мы, конечно, выступили бы с аналогичной декларацией или присоединились к Вашей. Во всяком случае, мы принимаем меры к тому, чтобы синхронизировать свои действия с Вашими. Простите меня, мой дорогой друг, за то, что я позволяю себе навязывать Вам такой курс, но я убежден, что он мог бы в корне изменить положение и предотвратить прискорбное расширение войны.

Но к этому времени и он, и Тодзио зашли уже слишком далеко. То же надо сказать и об общем ходе событий.

* * *

Днем 30 ноября, в начале первого (по американскому времени), Хэлл посетил президента, у которого на столе лежала моя телеграмма, датированная тем же числом и посланная ночью[113]. Они не считали, что мое предложение сделать совместное предупреждение Японии сможет принести какую-либо пользу.

Нам и не приходится удивляться этому, так как перед ними уже лежала перехваченная телеграмма из Токио в Берлин, также датированная 30 ноября, в которой японскому послу в Берлине предлагалось сделать Гитлеру и Риббентропу следующее сообщение:

«Сообщите им в строго секретном порядке, что существует чрезвычайно большая угроза внезапного возникновения войны между англосаксонскими странами и Японией в результате какого-либо военного столкновения, и добавьте, что момент возникновения этой войны может настать скорее, чем кто-либо это представляет».

Я получил эту расшифрованную телеграмму 2 декабря. Она не требовала каких-либо специальных мероприятий со стороны Англии. Мы просто должны были выжидать. Фактически японская эскадра авианосцев со всей морской авиацией, которой предстояло совершить нападение на Пёрл-Харбор, вышла в море еще 25-го. Конечно, она могла еще получить из Токио приказ воздержаться от операций.

* * *

Во время состоявшегося в Токио 1 декабря совещания с участием императора было принято решение начать войну с Соединенными Штатами. Согласно показаниям Тодзио на суде, император не произнес ни единого слова. В течение следующей недели на Тихом океане воцарилось зловещее молчание. Возможности к урегулированию вопроса дипломатическим путем были исчерпаны. Ни один акт военной агрессии еще не совершился. Я больше всего опасался, что японцы нападут на нас или на голландцев и что трудности конституционного порядка помешают Соединенным Штатам объявить войну. После длительного заседания кабинета, состоявшегося 2 декабря, я послал министру иностранных дел памятную записку, суммировавшую выводы, к которым мы пришли.

Премьер-министр – министру иностранных дел

2 декабря 1941 года

Наша неизменная политика состоит в том, чтобы не предпринимать каких-либо радикальных мер раньше, чем это сделают Соединенные Штаты. За исключением случая, если японцы попытаются захватить перешеек Кра, у нас еще будет время прямо поставить перед Соединенными Штатами вопрос о новом акте японской агрессии. Если они выступят, мы немедленно выступим в поддержку. Если они не выступят, мы должны будем заново пересмотреть свою позицию…

Японцы могут в любой момент напасть на голландские владения. Это было бы прямым выпадом против Соединенных Штатов, которые только что вели с Японией переговоры. Мы должны заявить голландцам, что мы не предпримем ничего такого, что могло бы помешать Соединенным Штатам должным образом оценить такой агрессивный акт японцев, как событие, непосредственно касающееся их самих и Японии. Если Соединенные Штаты объявят войну Японии, то мы в тот же час последуем их примеру. Если же после достаточного промежутка времени будет установлено, что Соединенные Штаты неспособны принять какие-либо решительные меры даже при нашей непосредственной поддержке, то мы тем не менее, хотя бы и в одиночку, поддержим голландцев.

Всякое нападение на английские владения, само собой разумеется, повлечет за собой войну с Великобританией.

* * *

Английская секретная служба и воздушная разведка, которые бдительно следили за ходом событий, вскоре заметили передвижения войск и активность, указывавшие на то, что «Япония готовится к нападению на Сиам и что это нападение будет включать отправку морем экспедиционных войск для захвата стратегических пунктов на перешейке Кра». Мы сообщили об этом в Вашингтон. Мы обменялись с главнокомандующим нашими вооруженными силами на Дальнем Востоке, а также с австралийским и американским правительствами целой серией длинных телеграмм по вопросу о том, должны ли мы принять предупредительные меры для защиты перешейка Кра. Было принято правильное решение, учитывавшее соображения как военного, так и политического порядка о том, что нам не следует осложнять развитие событий, нанося первыми удар на второстепенном театре военных действий. 6 декабря как в Лондоне, так и в Вашингтоне были получены известия о том, что из Индокитая через Сиамский залив направляется японская эскадра в составе примерно 35 транспортных судов, 8 крейсеров и 20 эсминцев. Другие японские эскадры также находились в море.

* * *

В 1946 году комиссия конгресса, занимавшаяся подробным расследованием этого вопроса, опубликовала результаты своей работы. В ее отчете были детально описаны все события, предшествовавшие войне между Соединенными Штатами и Японией, и объяснялось, почему через соответствующие военные ведомства флотам и гарнизонам, находившимся в угрожаемых пунктах, не был отдан приказ «быть наготове». В сорока томах, опубликованных комиссией, сообщались для сведения всего мира все подробности, включая текст расшифрованных японских секретных телеграмм и их действительное содержание. Мощь Соединенных Штатов была достаточной для того, чтобы они могли выдержать это тяжелое испытание, которого требовал дух американской конституции.

Я не собираюсь выносить на этих страницах суждение по поводу этого чрезвычайно важного эпизода в истории Америки. Мы все знаем, что крупные государственные деятели Америки, окружавшие президента и пользовавшиеся его доверием, не менее остро, чем я, сознавали грозную опасность того, что Япония нападет на английские или голландские владения на Дальнем Востоке и будет тщательно обходить Соединенные Штаты и что вследствие этого конгресс не даст санкции на объявление войны Америкой.

Американские руководители понимали, что это могло бы повести к огромным японским завоеваниям и что в случае сочетания этих завоеваний с победой Германии над Россией и последующим вторжением в Великобританию Америка останется одна перед лицом объединенных подавляющих сил торжествующих агрессоров. Потерпели бы крах не только стоявшие на карте великие моральные принципы, но создалась бы угроза для самого существования Соединенных Штатов и их народа, еще не вполне осознавшего грозящую ему опасность. Президент и его верные друзья давно уже понимали, какому серьезному риску подвергают себя Соединенные Штаты, придерживаясь нейтралитета в войне против Гитлера и всех тех сил, которые он собой олицетворял, и тяготились оковами, налагаемыми на них конгрессом. Палата представителей лишь за несколько месяцев до этого приняла большинством всего в один голос необходимый стране закон о возобновлении обязательной воинской повинности, хотя без этого американская армия оказалась бы в самый разгар мировых потрясений почти распущенной. Рузвельт, Хэлл, Стимсон, Нокс, генерал Маршалл, адмирал Старк и как связующее звено между ними Гарри Гопкинс – все они придерживались единых взглядов. Будущие поколения американцев и свободных людей во всем мире будут благодарить Бога за их дальновидность.

Нападение Японии на Соединенные Штаты значительно облегчило бы стоявшие перед ними проблемы и выполнение ими своего долга. Можем ли мы удивляться тому, что они рассматривали фактическую форму такого нападения или даже его масштабы как нечто, имеющее несравненно меньшее значение, нежели то обстоятельство, что весь американский народ, как никогда, сплотился бы для защиты своей безопасности и правого дела? Им, как и мне, казалось, что для Японии нападение на Соединенные Штаты и война с ними были бы равносильны самоубийству. К тому же им были известны все непосредственные планы противника еще до того, как мы в Англии могли узнать о них.

Казалось невозможным, чтобы Япония решилась на войну с Англией и Соединенными Штатами, а впоследствии, вероятно, и с Россией, так как эта война могла сулить ей только гибель. Разумному человеку невозможно представить, чтобы Япония пошла на объявление войны. Я был уверен, что подобный безрассудный шаг с ее стороны погубил бы жизнь целого поколения японского народа, и мое мнение полностью подтвердилось. Но правительства и народы не всегда принимают разумные решения. Иногда они принимают безумные решения, или же одна группа людей захватывает в свои руки власть и вынуждает всех остальных подчиниться своей воле и помогать ей в ее безрассудных действиях. Я без всяких колебаний неоднократно выражал свою уверенность в том, что Япония не пойдет на такой безумный шаг. Но, как бы искренне мы ни пытались поставить себя в положение другого, мы не можем постигнуть процессы, совершающиеся в человеческом уме и воображении, к которым разум не дает ключа.

Однако безумие – это такое заболевание, которое в войне дает преимущество внезапности.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.