Глава 9 Кульминационный момент: смерть Рузвельта

Глава 9

Кульминационный момент: смерть Рузвельта

Президент Рузвельт скончался внезапно в четверг 12 апреля в Уорм-Спрингс, штат Джорджия. Ему было 63 года. После полудня, когда Рузвельт позировал художнице для портрета, он внезапно упал и в тот же вечер скончался, не приходя в сознание.

Можно сказать, что Рузвельт умер в самый кульминационный период войны, в момент, когда его авторитет был крайне необходим для того, чтобы направлять политику Соединенных Штатов. Когда я рано утром в пятницу 13 апреля получил известие о его смерти, я почувствовал себя так, словно мне нанесли физический удар. Мои взаимоотношения с этим блистательным человеком имели огромное значение на протяжении долгих тяжелых лет совместной работы. Теперь этим отношениям пришел конец. Я был подавлен сознанием большой, непоправимой утраты. Я отправился в палату общин, которая собралась в 11 часов, и в нескольких словах предложил почтить память нашего великого друга, немедленно отложив заседание. Этот беспрецедентный шаг, предпринятый по случаю смерти главы иностранного государства, соответствовал единодушному желанию членов палаты. Медленно покидали они парламент после заседания, продолжавшегося всего лишь восемь минут.

Все страны в той или иной форме чтили память Рузвельта. В Москве были вывешены окаймленные крепом флаги, и, когда собрался Совет[246], его члены вставанием почтили память президента. Японский премьер-министр выразил американцам «глубокое соболезнование» в связи с потерей их лидера, которому он приписывал заслугу в том, что «Америка в настоящее время занимает выгодное положение». В противовес этому германское радио заявило, что «Рузвельт войдет в историю как человек, который своим подстрекательством превратил нынешнюю войну во Вторую мировую войну, как президент, который в итоге сумел усилить мощь своего самого большого противника – большевистского Советского Союза».

* * *

Хотя смерть Рузвельта была внезапной и неожиданной, я, как уже упоминалось, чувствовал после того, как мы расстались в Александрии, по окончании Ялтинской конференции, что силы оставляют президента. В личных телеграммах я всячески стремился облегчить напряжение, вызванное разногласиями по большим политическим вопросам, которые советский антагонизм вносил в нашу официальную переписку.

В первое мгновение я решил вылететь на похороны и уже заказал самолет.

Однако на меня оказали большое давление, требуя, чтобы я не выезжал из страны в этот критический и трудный момент, и я уступил желаниям своих коллег.

Президенту я направил следующее послание:

Премьер-министр – президенту Трумэну

13 апреля 1945 года

Я очень сожалею, что не могу в данный момент изменить свои планы, одобренные сегодня утром королем и кабинетом. Планы предусматривают дебаты в парламенте на следующей неделе, а также мое выступление во вторник с целью воздать должное покойному президенту, и мое присутствие при короле на церковной службе в соборе Св. Павла в связи с похоронами. Я искренне надеюсь встретиться с Вами в ближайшее время. Тем временем учтите, что наш министр иностранных дел в курсе всех наших совместных дел.

Мне казалось странным, особенно в последние несколько месяцев, что Рузвельт не ознакомил детально своего заместителя и потенциального преемника со всеми делами и не ввел его в курс тех решений, которые принимались. На наших делах это сказывалось весьма неблагоприятно. Одно дело, когда читаешь о событиях после того, как они свершились, и совсем другое дело, когда сам переживаешь их час за часом. В лице Идена я имел коллегу, который знал все и мог в любой момент полностью принять на себя руководство, хотя я и чувствовал себя вполне здоровым и полным энергии. Но в Соединенных Штатах вице-президент сразу вступает на пост, облеченный верховной властью, будучи до этого мало осведомлен и в еще меньшей степени наделен властью. Как мог Трумэн знать и оценить проблемы, которые решались в этот кульминационный период войны? Все, что мы узнали о нем позднее, свидетельствует о том, что он является решительным, бесстрашным человеком, способным принимать величайшие решения. Но в эти первые месяцы его положение было крайне трудным и не давало ему возможности полностью проявить свои незаурядные качества.

* * *

На мою первую официальную телеграмму, выражавшую соболезнование и вместе с тем поздравлявшую нового президента, Трумэн прислал самый дружеский ответ. Несколько дней спустя я получил от нашего посла телеграмму, содержавшую интересные сведения.

Лорд Галифакс – премьер-министру

16 апреля 1945 года

Антони и я виделись с Гарри Гопкинсом сегодня утром. Уже в течение некоторого времени Гарри замечал, как сильно слабел президент. Он мог выполнять лишь очень небольшую работу.

По его мнению, смерть президента создала совершенно новую обстановку, в которой нам придется начинать с самого начала. В одном мы можем быть уверены – политика будет вырабатываться в значительно большей степени в результате согласованных действий сената. Как это будет выглядеть на деле, трудно предсказать. Многое будет зависеть от его личной оценки людей, с которыми он будет иметь дело.

Что касается самого Гарри, то Трумэн просил его представить ему свои соображения о внешней и международной политике, что Гарри и делает, но, конечно, не сможет продолжать работать на своем нынешнем посту. Трумэн, возможно, не захочет этого, да и сам Гарри этого не желает. Методы Трумэна будут совершенно отличными от методов Ф.Д.Р.

Возможно, представляет интерес тот факт, что любимым занятием Трумэна является история военного искусства. Говорят, что он много читал в этой области. Как-то вечером здесь он проявил удивительное знание кампаний Ганнибала. Он почитает Маршалла.

Сталину я писал:

Премьер-министр – маршалу Сталину

14 апреля 1945 года

Получил Ваше послание от 7 апреля. Благодарю Вас за успокоительный тон этого послания и надеюсь, что недоразумение с «Кроссвордом» можно теперь считать ликвидированным.

Я глубоко опечален смертью президента Рузвельта, с которым у меня за последние пять с половиной лет установились узы очень близкой личной дружбы. Это печальное событие еще больше подчеркивает значение того факта, что Вы и я связаны друг с другом многочисленными проявлениями любезности и приятными воспоминаниями даже в обстановке всех тех опасностей и трудностей, которые мы преодолели.

Я должен воспользоваться этим случаем, чтобы поблагодарить Вас за все любезности, которыми Вы окружили мою супругу во время ее пребывания в Москве, и за все заботы о ней в ее поездках по России. Мы считаем большой честью награждение ее орденом Трудового Красного Знамени за ту работу, которую она проделала, чтобы смягчить ужасные страдания раненых воинов героической Красной Армии. Денежные суммы, которые она собрала, может быть, невелики, но это проникнутые любовью пожертвования не только богатых, но главным образом пенсы бедных, которые были горды тем, что еженедельно делали свои небольшие взносы. От дружбы масс наших народов, от взаимопонимания наших правительств и от взаимного уважения наших армий зависит будущее всего мира.

Маршал Сталин – премьер-министру

15 апреля 1945 года

Ваше послание по случаю кончины президента Ф. Рузвельта получил.

В президенте Франклине Рузвельте советский народ видел выдающегося политического деятеля и непреклонного поборника тесного сотрудничества между нашими тремя государствами.

Дружественное отношение президента Ф. Рузвельта к СССР советский народ будет всегда высоко ценить и помнить.

Что касается меня лично, то я особенно глубоко чувствую тяжесть утраты этого великого человека – нашего общего друга.

Иден, находившийся в Вашингтоне, писал:

Министр иностранных дел, Вашингтон – премьер-министру

15 апреля 1945 года

1. Посол и я беседовали со Стеттиниусом вскоре после моего прибытия сегодня утром. По словам Стеттиниуса, Сталин и Молотов проявили признаки глубокой печали в связи со смертью президента. Сталин спросил Гарримана, может ли он внести в такой момент какой-либо вклад, который способствовал бы укреплению единства великих союзников. Стеттиниус заявил, что, к счастью, Гарриман не ответил сразу: «Польша», – а вместо этого сказал, что было бы хорошо, если бы Молотов смог приехать на конференцию в Сан-Франциско. Стеттиниус ухватился за это и послал телеграмму, предлагая, чтобы Молотов не только приехал в Сан-Франциско, но и чтобы он сначала заехал для переговоров в Вашингтон. Час тому назад Стеттиниус позвонил мне и сказал, что русские согласились на это и Молотов прилетит на американском самолете, который уже послан за ним. Поэтому я полагаю, что он будет здесь ко вторнику, когда, я думаю, мы займемся польским вопросом.

2. Все это хорошие новости, но мы не должны на них слишком рассчитывать, так как остается еще выяснить, какую позицию займет Молотов, когда он прибудет сюда. Во всяком случае, отрадным является уже то, что мы получим возможность заняться этим вплотную…

3. Стеттиниус также говорил со мной сегодня относительно прений в палате общин на этой неделе по вопросу о Польше. Он выразил надежду, что вы сможете отметить, что в свете совещания трех министров иностранных дел события приняли новый оборот. Я согласился, но сказал, что, по моему мнению, русским не вредно узнать, как серьезно мы обеспокоены тем, что московская комиссия до сих пор не смогла добиться прогресса на основе ялтинских решений. Я твердо считаю, что мы должны оказывать на русских постоянное давление. Пока еще нет никаких оснований для оптимизма, и больше всего мы можем рассчитывать на успех любых переговоров здесь, если русские полностью поймут, насколько серьезным для всех нас был бы провал в этом деле.

И на следующий день:

Министр иностранных дел, Вашингтон – премьер-министру

16 апреля 1945 года

Сегодня утром Эдуард[247] и я нанесли наш первый визит президенту.

Я коснулся вопроса о встрече между Вами и президентом и сказал, что президент, вероятно, помнит, что президент Рузвельт собирался в ближайшем будущем посетить Европу и в первую очередь заехать в Лондон. Президент ответил, что ему эта идея очень нравится, но мы должны понять, что в данный момент ему предстоит выполнить ряд неотложных обязанностей.

Впечатление, которое я вынес из встречи, таково, что новый президент настроен искренне и дружественно. Он сознает свою новую ответственность, но не подавлен ею. Его упоминания о Вас не могли быть более теплыми. Полагаю, что в его лице мы будем иметь человека, который будет с нами лояльно сотрудничать, и я весьма ободрен этой первой беседой.

Я ответил:

Премьер-министр – Идену, Вашингтон

24 апреля 1945 года

Как бы я ни хотел лично встретиться с президентом, я не склонен ехать в Соединенные Штаты в ближайшие два месяца. Весьма вероятно, что до этого у нас начнется избирательная кампания. Твердо сказать об этом мы не можем, пока не увидим, каковы военные успехи. Я уверен, что король и правительство Его Величества пошлют президенту самое сердечное приглашение. Мне кажется, что месяца через три было бы удобно организовать визит, так как к этому времени парламентские выборы либо уже состоятся, либо будут отложены до октября. Это еще не установлено.

Таким образом, все мы вновь двинулись вперед по своему трудному пути под глубоким впечатлением нашей общей утраты.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.