Князь Сергей Григорьевич Голицын (1806–1868)

Князь Сергей Григорьевич Голицын

(1806–1868)

По прозванию Фирс. Дети генерала Чернышева прозвали его Phyrsis, по-русски Фирс. 14 декабря празднуется православной церковью память мученика Фирса, поэтому возникло подозрение, не имело ли это прозвание какого-либо отношения к событиям 14 декабря. Недоразумение разъяснилось, а прозвище Фирс так и осталось за Голицыным.

Он числился с 1825 г. в коллегии иностранных дел, был камер-юнкером, потом служил в военной службе. Обладая прекрасным басом, очень приятно пел, любил музыку, дружил с М. И. Глинкой, писал стихи. Очень любил и карты. «Ночи певец и картежник», – называет его Вяземский.

Был огромнейшего роста. Однажды в театре ему стали кричать:

– Сядьте, сядьте!

Он встал и сказал своим зычным голосом:

– Вот это я стою.

Потом сел и сказал:

– А вот это я сижу.

По отзыву современников, Голицын был один из остроумнейших, приятнейших собеседников своего времени, редкий рассказчик, русский образованный барин в полном смысле слова, но шалун и шутник легендарный. В. А. Сологуб рассказывает такой случай. В середине тридцатых годов Сологуб ехал в Москву. Наскучил долгой дорогой и морозом, оставил камердинера тащиться с экипажем и поклажей, а сам в легких санках прикатил в Москву. Был он в валенках, а предстоял интересный вечер. У приятеля, у которого остановился Сологуб, нашлись его белье и платье, но ступни Сологуба были такие огромные, что сапоги ему всегда приходилось делать на заказ. Он вспомнил, что у Фирса (его двоюродного брата) такие же большие ноги, и послал к нему слугу своего приятеля. Голицын с серьезнейшим видом ответил слуге, что он, правда, Голицын, но не тот, к которому его послали, а тот живет там-то. И дал ему адрес московского генерал-губернатора князя Д. В. Голицына. Парень отправился к генерал-губернатору, добился немедленного личного приема (так ему было приказано Сологубом) и заявил, что граф Сологуб просит одолжить ему на сегодняшний вечер его сапоги. Голицын, бывший в хороших отношениях с отцом Сологуба, весьма изумился, но приказал камердинеру провести парня в гардеробную. Парень осмотрел шеренгу сапогов, похвалил товар, но с сожалением заметил:

– Нет, эти сапоги на нас не полезут.

Камердинер обругал его и прогнал. Сологуб ездил извиняться к генерал-губернатору, Фирса чуть не прибил, а тот весело хохотал.

Летом 1830 г., когда Пушкин, уже женихом, приехал в Петербург, он много «веселился», как писал княгине Вяземской, и часто бывал на Крестовском острове у Дельвига. Вечером на одной даче собралось большое общество, был и Пушкин. Играли в банк. В калитку палисадника вошел молодой человек очень высокого роста, закутанный в широкий плащ. Он незаметно, не снимая ни шляпы, ни плаща, вошел в комнаты и остановился за спиной одного из понтеров. Молодой человек этот был князь Голицын-Фирс. Он в то время был в числе многочисленных поклонников красавицы-фрейлины А. О. Россет, будущей Смирновой. Нужно заметить, что дня за два до этого вечера Голицын в том же обществе выиграл около тысячи рублей, и как раз у банкомета, державшего теперь банк; выигрыш этот остался за ним в долгу. Голицын простоял несколько минут, никем не замеченный, потом, взяв со стола карту, бросил ее на стол и крикнул:

– Ва-банк!

Все подняли глаза и увидели со смехом и изумлением неожиданного гостя в его странном костюме. Банкомет, смущенный ставкой Голицына, отвел его немного в сторону и спросил:

– Да ты на какие деньги играешь? На эти или на те?

Под «этими» он разумел ставку нынешнего вечера, а под «теми» – свой долг. Голицын ответил:

– Это все равно: и на эти, и на те, те, те.

Пушкин слышал ответ Голицына; те-те-те его очень позабавило, и он тут же написал стихи:

Полюбуйтесь же вы, дети,

Как в сердечной простоте

Длинный Фирс играет в эти

Те, те, те и те, те, те.

Черноокая Россети

В самовластной красоте

Все сердца пленила эти,

Те, те, те и те, те, те.

О, какие же здесь сети

Рок нам стелет в темноте:

Рифмы, деньги, дамы эти,

Те, те, те и те, те, те.