Денис Васильевич Давыдов (1784–1839)

Денис Васильевич Давыдов

(1784–1839)

Известный «поэт-партизан». Семнадцати лет поступил в кавалергардский полк. «Малый рост, – рассказывает он про себя, – препятствовал ему вступить в кавалергардский полк без затруднения. Наконец, привязали недоросля нашего к огромному палашу, опустили его в глубокие ботфорты и покрыли святилище его поэтического гения треугольною шляпою». В молодости Давыдов был либерален. Он написал несколько басен резко политического содержания. Так, в басне «Голова и ноги» он рассказывает, как ноги возмущались самовластием головы, заставляющей их ходить и бегать, куда она прикажет, как голова грозно велит им молчать, так как ей природой дано повелевать ногами. Ноги отвечают:

Коль ты имеешь право управлять,

Так мы имеем право – спотыкаться

И можем иногда, споткнувшись, – как же быть! –

Твое величество об камень расшибить.

За подобные стихи Давыдов в 1804 г. был переведен в армейский гусарский полк. С 1807 г. начинается его боевая деятельность. Он участвовал в целом ряде войн. В 1812 г. первый подал Кутузову мысль о выгодности партизанских действий в тылу неприятеля, сам организовал первый партизанский отряд и бросился с ним на тыловые сообщения наполеоновской армии. По изгнании французов из России партизанский отряд Давыдова был превращен в регулярную часть авангарда русской армии, вступившей в Германию. Давыдов рассказывает: «Крутой поворот от независимых, вдохновенных перелетов напропалую к размеренным переходам по маршрутам, доставляемым мне из корпусного дежурства, запрет покушаться атаковать неприятеля без особого разрешения, кипучая молодость, какая-то безотчетная, удалая и своевольная отвага и, наконец, соблазнительное соседство с неприятелем – были причиною того, что я произвел тот последний наезд, от которого пострадала вся моя заграничная служба и рушилась вся та будущность, которой (не для чего уже теперь жеманиться) я имел полное право не опасаться». Французская армия отступала, Наполеон со свежими силами еще не подошел из-за Рейна, была, по выражению Давыдова, «краткая эпоха мишурного блеска оружия», каждый генерал мечтал о легком захвате какой-нибудь из германских столиц или другого крупного города. Прусский командующий Блюхер и русский – Винценгероде – устремились, спеша предупредить друг друга, захватить Дрезден. В это-то время Денис Давыдов с пятьюстами казаков и гусаров очутился перед Дрезденом, увидел, что его легко захватить неожиданным налетом, – и занял город в прямое нарушение приказа Винценгероде, не поняв, что Винценгероде самолично желал овладеть Дрезденом, выставив это овладение славной победой. Винценгероде предал Давыдова военному суду за нарушение дисциплины. Император Александр освободил его, сказав:

– Как бы то ни было, но победителя не судят.

Однако самостоятельной деятельности Давыдова пришел конец, а с тем вместе и его карьере. Как выражается в своих о нем воспоминаниях его сын, «он скитался теперь в действующей армии, как корсар, потерявший свой корабль». В 1814 г. Давыдов командовал регулярным гусарским полком, состоял в армии Блюхера. По окончании войны еще некоторое время служил в военной службе. В 1823 г., в чине генерал-майора, вышел в отставку. Еще два раза поступал опять на военную службу, чтобы принять участие в персидской войне 1827 г. и подавлении польского восстания. В мирное время жил в своем симбирском имении Верхней Мазе, хозяйничал, занимался литературной работой, писал воспоминания. Там же и умер пятидесяти пяти лет от роду.

Стихов Денис Давыдов написал немного. До нас дошло всего около восьмидесяти его стихотворений. Сам он говорит о себе:

Я не поэт, я партизан, казак;

Я иногда бывал на Пинде, но наскоком,

И беззаботно, кое-как,

Раскидывал перед Кастальским током

Мой независимый бивак.

Это, однако, не совсем так. Давыдов писал свои стихи не «беззаботно, кое-как», а работал над ними тщательно и упорно. Он – поэт вполне оригинальный, с определенным, собственным стилем. Стиль этот – лихой, залихватский, шапка набекрень. Оригинальность Давыдовского стиля высоко ценил Пушкин и говорил, что Денис Давыдов дал ему почувствовать еще в лицее возможность быть оригинальным, не поддаваясь влиянию Батюшкова и Жуковского. Содержанием наиболее популярных «гусарских» песен Давыдова являются попойки гусаров, их удаль и лихие забавы. Он с восторгом описывает настоящих, коренных гусаров:

Испивающих ковшами

И сидящих вкруг огня

С красносизыми носами.

На затылке кивера,

Доломаны до колена,

Сабли, шашки у бедра,

И диваном – кипа сена.

Ни полслова. Дым столбом.

Ни полслова. Все мертвецки

Пьют и, преклонясь челом,

Засыпают молодецки.

Любимый, прославленный Давыдовым герой – гусар-забулдыга А. П. Бурцев:

Бурцев ёра, забияка,

Собутыльник дорогой…

Он мил Давыдову даже:

Когда в борделе окаянном

Он лупит девок по щекам.

Курьезно, что в стихах «поэта-партизана» Давыдова совершенно не отразились партизанство и те настроения, которыми оно вдохновлялось. Был немецкий поэт-партизан, австрийский офицер Теодор Кернер, – высокоодаренный юноша, в 1813 г. убитый двадцати двух лет в схватке с французами. Сборник стихов его «Лира и меч» – произведение действительно поэта-партизана. Отразились в нем, между прочим, и попойки офицерские, но стихи горят воинским пылом и патриотическим воодушевлением, через них мы воспринимаем и дела, и дух, и настроения тогдашнего партизанства. Воинственные песни Кернера рисовали перед немецкой молодежью идеал восторженного борца за освобождение родины. Герой же песен Давыдова – только шатающийся, пьяный офицер с кивером на затылке, глубоко презирающий всех, кто «о водке ни полслова». Партизанству Давыдовым посвящен один-единственный коротенький отрывок «Партизан», да и тот написан только в 1826 г. Давыдов интересен и в любовной своей лирике, и в сатирах («Современная песня»), – везде настроения свои, оригинальные. Оригинален он и в прозаических своих статьях, – по нескольким строчкам сразу можно узнать, что писаны они Давыдовым.

Денис Давыдов был очень небольшого роста, курносый, черноволосый, с прядью ярко-седых волос на лбу; он эту прядь закрашивал, но когда Языков в послании к нему сказал:

Ты, боец чернокудрый,

С белым локоном на лбу, –

Денис перестал краситься. Был он чудесный рассказчик и остроумный собеседник, всех заражал увлекательной, молодой веселостью. «Буйная и умная голова», – отзывался о нем Грибоедов. Голос Давыдова был несколько хриплый, иногда переходивший в тоненькую фистулу, что придавало его речи особую оригинальность. Он не прочь был при случае осушить бутылку-другую вина, но, в общем, этот певец веселых попоек и картежной игры был насчет вина очень скромен и воздержан, а в карты совсем не играл. Давыдов производил впечатление беспечного, лихого рубаки, душа которого все время носится где-то там, далеко от обыденной жизни, в кровавых схватках и сечах. В действительности это был человек расчетливый и с большой хитрецой. Партизанство было коротким эпизодом в его жизни. Но Денис Давыдов сумел сшить себе из него блестящий наряд, в котором щеголял всю жизнь. «Поэт-партизан», – так называл он себя сам, так называли его друзья, так называют справочные словари, как будто партизанство было постоянной профессией Дениса Давыдова и постояннейшим содержанием его поэзии. Он умел устраивать себе славу. Еще при жизни его появились восторженнейшие биографии Дениса Давыдова, и выяснилось, что писал их он сам. Бестужев-Марлинский отозвался о нем: «Денис Давыдов более выписал, чем вырубил себе славу храбреца». И Плетнев писал Гроту, что Давыдов, «не трогая его талант, был мелкий хвастун». Умел Давыдов устраивать себе славу, умел и вообще устраивать свои дела. Вот, например, маленькая история, по откровенности своей для более поздних литературных нравов просто изумительная. В середине тридцатых годов Давыдов поселился в Москве, купил большой каменный дом на Пречистенке, против пожарного депо. Но вскоре ему не стало житья:

От соседства шумной тучи

Благочинии саранчи,

И торчащей каланчи,

И пожарных труб и крючий.

Вздумал он отделаться от дома. Узнал, что казна подыскивает дом для обер-полицмейстера. И вот Давыдов обращается в стихотворной «Челобитной» к начальнику московской комиссии строений А. А. Башилову и откровеннейшим образом пишет в ней:

Помоги в казну продать

За сто тысяч[271] дом богатый,

Величавые палаты,

Мой пречистенский дворец!

Мотив:

Тесен он для партизана.

Сотоварищ урагана,

Я люблю, казак-боец,

Дом без окон, без крылец,

Без дверей и стен кирпичных,

Где могу гостей моих

Принимать картечью в ухо,

Пулей в лоб иль пикой в брюхо!

Друг, вот истинный мой дом…

Вникни в просьбу казака

И уважь его моленье!

Стихи эти Давыдов послал Пушкину для напечатания в «Современнике» и писал при этом: «Главное дело в том, чтобы моя челобитная достигла не столько поэтической, сколько положительной цели; пусть она сперва подействует на Башилова, понудив его купить мой дом за сто тысяч рублей». И Пушкин напечатал это стихотворение! Мы можем им любоваться в третьей книжке «Современника» за 1836 г.

Лично Пушкин познакомился с Давыдовым либо в Петербурге до ссылки, либо в Каменке, киевском имении родственников Давыдова. Был он с ним в близких, приятельских отношениях. Денис Давыдов присутствовал на «мальчишнике», который Пушкин устроил перед своей свадьбой для интимных друзей. Давыдову Пушкин посвятил целый ряд посланий, в которых с изумительным мастерством подделывался под стиль Давыдова. Он очень дорожил сотрудничеством Давыдова в его «Современнике». Восхищался оригинальным слогом его статей. Когда узнал, что Сенковский в своей «Библиотеке для чтения» исправлял, по своему обыкновению, и слог Давыдова, он писал в негодовании, что Сенковскому учить русскому языку Дениса Давыдова все равно что евнуху учить Потемкина. По поводу предстоявшего посещения лекции проф. И. И. Давыдова Пушкин писал жене: «…я ни до каких Давыдовых, кроме Дениса, не охотник». Все это, однако, не помешало Пушкину дать, по слухам, следующий острый отзыв о Денисе: «Военные уверены, что он отличный писатель, а писатели про него думают, что он отличный генерал».