Афанасий Николаевич Гончаров (1760–1832)

Афанасий Николаевич Гончаров

(1760–1832)

Дед жены Пушкина. В восемнадцатом веке широко славились промышленные предприятия энергичных калужских купцов Афанасия Абрамовича Гончарова и сына его Николая. Бумага, вырабатывавшаяся на их бумажной фабрике, считалась лучшей в России, производимые ими парусные полотна вошли в такую славу, что из Англии требовали полотен именно гончаровской фабрики. Гончаровы стали миллионерами, получили дворянство, владели несколькими тысячами душ крестьян. Сын Николая, Афанасий, уродился не в деда и отца. Он быстро стал растрачивать доставшееся ему колоссальное состояние. Жизнь свою он превратил в сплошной праздник, в имении «Полотняный завод» выстроил огромный дворец, обставленный с безумной роскошью; всегда толпы гостей, пиры, балы, концерты, охота без перерыва и без конца; деньги разбрасывал без счета. К концу его жизни на имуществе Гончаровых лежало долгу около полутора миллионов рублей.

Когда Пушкин стал женихом Натальи Николаевны, он обратился к Афанасию Николаевичу со следующим письмом: «Милостивый государь Афанасий Николаевич! С чувством сердечного благоговения обращаюсь к вам, как главе семейства, которому отныне принадлежу. Благословив Наталию Николаевну, благословили вы и меня. Вам обязан я больше, нежели чем жизнью. Щастие вашей внучки будет священная, единственная моя цель и все чем могу воздать вам за ваше благодеяние. С глубочайшим уважением, преданностью и благодарностью честь имею быть, милостивый государь, вашим покорнейшим слугою». В мае 1830 г. Пушкин гостил несколько дней в «Полотняном заводе» и лично познакомился с Афанасием Николаевичем. Гончаров поспешил использовать благодарность Пушкина за его «благодеяние» и решил через жениха внучки несколько поправить пошатнувшиеся свои дела. В подвалах его имения лежала колоссальная статуя Екатерины II, когда-то заказанная его отцом в Берлине для постановки в «Полотняном заводе» в память посещения завода Екатериной. Ввиду будто бы неудачного исполнения статуи Гончаров поручил Пушкину похлопотать о разрешении продать статую на металл, уверяя, что ему за нее дают сорок тысяч рублей. Пушкин, преодолевая неохоту, написал Бенкендорфу; разрешение было дано. Но тогда оказалось, что статуя стоит всего семь тысяч рублей. «В таком случае, – заявил дедушка, – не для чего ее тревожить в ее уединении». Гончаров имел сильно преувеличенное мнение о степени влияния Пушкина в высших сферах. Он его попросил еще похлопотать о «временном вспоможении» ему тысяч в двести-триста. Пушкин со скрытым раздражением писал из Петербурга невесте: «…вы не можете себе представить, как это меня затрудняет. Я не имею кредита, который ваш дедушка мне приписывает». Тем не менее Пушкин виделся по этому делу и с Бенкендорфом, и с министром финансов Канкриным, однако безрезультатно. Афанасий Николаевич сердился, обвинял Пушкина в недостатке усердия, настаивал, чтобы он обратился лично к императору. Пушкин почтительно отвечал уже из Болдина, в сентябре 1830 г.: «Примите, сделайте милость, мое оправдание. Не осмелился я взять на себя быть ходатаем по вашему делу единственно потому, что опасался получить отказ, не впору приступая с просьбою к государю или министрам. Сношения мои с правительством подобны весенней погоде: поминутно то дождь, то солнце. А теперь нашла тучка…»