ГОЛУБАЯ ВОДОЛАЗКА, РОЗОВЫЙ ШАРФИК (ПЕДОФИЛ)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГОЛУБАЯ ВОДОЛАЗКА, РОЗОВЫЙ ШАРФИК (ПЕДОФИЛ)

Тема, сама по себе, мерзопакостная, после которой хочется вымыть руки. Могу ли я с уверенностью сказать, что человек, о котором я пишу, стопроцентно не виноват? Нет. Но. Совершенна ли у нас на сто процентов система дознания? Следствия? Правосудия? Нет. Нет. Нет…

Мужчиной нынче быть опасно. Особенно мужчиной, имеющим судимость за изнасилование. По закону, из колонии человек выходит чистым, с погашенной судимостью, – но мало ли что у нас по закону.

Когда-нибудь начало ХХI века назовут дремучей эпохой «охоты на ведьм». Только над средневековыми городами стлались смрадные инквизиторские костры, а сейчас несётся: «Держи педофила!» Тогда расправлялись с женщинами, сейчас с мужчинами. Тогда дьявольским знаком были родинки, смуглость и чёрные волосы – сегодня пресловутая статья, будь она хоть трижды погашенная.

В полиции одним щелчком клавиши открывают банк данных по 115-117-й статьям – следствие легко, играючи доказывает – суд сажает. Не преступников ловить – а играть в пинг-понг, сплошное удовольствие и очередная галочка в отчёте раскрываемости. Но вот интересно: сажают и сажают преступников, а их всё больше и больше. Может, не тех сажают?

Настоящих утончённых, профессиональных сластолюбцев изобличить трудно. По слухам (а слухи всегда кишат в непрозрачном криминализированном обществе), педофилы могут скрываться под добропорядочной маской, за высоким чином, за депутатской неприкосновенностью, за личиной уголовных авторитетов. И делают они свои мерзкие делишки под охраной, в неприступных кабинетах, в шикарных саунах и засекреченных охотничьих домиках. Попробуй тронь – так самого тебя тронут, всю жизнь чесаться будешь.

А есть ещё мелкая уличная сошка, эксгибиционисты, пасущиеся в ожидании жертв на улице, промышляющие в тёмных углах.

Октябрьским утром три шестиклассницы, болтая, шагали в школу по дорожке между детскими садиками. Одна из них, Оля, чуть отстала. На стоявшего у забора усатого мужчину в чёрном, в тёмных очках, с сумкой через плечо, девочки не обратили внимания. Две подружки услышали вскрик, обернулись и увидели быстро уходящего прочь мужчину. Оля стояла в слезах, ошеломлённая – только что мужчина со словами: «Ух ты, какая попка!» – резко, на мгновение, схватил её между её ног. Маме она призналась: даже трусики врезались.

В то утро нападению мужчины подверглись ещё две девочки. Аня – на той же дорожке: извращенец, цапнув девочку за трусики и колготки, с наслаждением понюхал ладонь: «Ах, как хорошо!» А у Светы на стадионе попытался тронуть грудь, но она увернулась, и он задел плечо. И восхищённо вздёрнул усы: «Класс!»

Кое-кто из учителей припомнил подозрительного мужчину, околачивающегося у детских садов. Школа гудела: в конце сентября – начале октября в этом районе случилось не менее десятка схожих эпизодов. Почти всегда мужчина подходил, горбясь, боком, низко надвинув козырёк кепки, прикрывая лицо – и быстро покидал место преступления, чтобы не дать себя разглядеть. Тем не менее, многие запомнили усы, а одной девочке просто врезались в память голубая водолазка и розовый, в полоску, шарф.

Были развешаны фотороботы. С ребятами проводились беседы на тему, как избежать встречи с педофилом, как вести себя, если… Чтобы опередить это «если», оперативники активно вели розыск дерзкого извращенца в тёмной куртке и чёрных брюках. Задача была не из лёгких: у нас в чёрном и тёмном ходит каждый первый мужчина. Но отчитаться о поимке требовалось как можно быстрее: каждый безрезультатный день – жирный минус в работе следственного отдела. Общественность кипит и жаждет немедленного возмездия.

Ещё в институте к Витальке Серебрякову прицепилась кличка «Невезучий». На колхозных работах, допустим, обязательно картошкой в глаз заедут. Полезет разнимать драчунов – ему же и всыплют по первое число. На экзаменах неизменно попадались самые сложные билеты – и, тем не менее, учился на «хорошо» и «отлично». Однажды они с другом познакомились с женщиной старше их, она пригласила к себе. Утром, затягиваясь сигаретой, бросила:

– Ну что, мальчики, за удовольствие надо платить.

Платить было нечем, и через несколько дней на Витальку с другом поступило заявление об изнасиловании. На допросе следователь по-матерински вздохнула: «Мой вам совет: сознайтесь во всём, не посадят». «Сознались». Посадили – без кавычек.

Серебряков вышел из колонии, поступил в строительный техникум, окончил его с красным дипломом. И, сколько ни пытался устроиться на работу, первым вопросом кадровиков было: «Судимость есть? А, ну таким у нас не место, до свидания». Можно было, конечно, и дальше обивать пороги, унижаться, доказывать – но гордость взыграла. Руки у Витальки были золотые, и на строительстве частных домов он был нарасхват. Женился, родились две девчурки.

Когда Серебряков с группой рабочих ехал за город крыть коттедж, его задержали. Бригада начала возмущаться, поехала следом в отделение – естественно, с ними никто не стал разговаривать. Домой Виталий вернулся за полночь, пешком (не было денег на транспорт), в исподнем, характерно запачканном белье. Сказал жене, что его били («Сам себе засунешь, или помочь?»)

Была осень 2011 года, ещё не прославился отдел «Дальний» в Казани, и фраза «не обошлось без бутылки» пока не приобрела свой зловещий смысл. Перед тем, как отпустить Серебрякова домой, сфотографировали его в фас, в профиль, в три четверти, со спины, стоя, сидя, в полный рост, лицо крупным планом…

Жена тихо, чтобы не разбудить девочек, плакала. Только сейчас он заметил, что всё в доме перевёрнуто вверх дном. Был обыск (без санкции суда). Изъяли все его фотографии, компьютерный системный блок с дисками, куртку и штаны, пару сменных очков, сумку на ремне (накладных усов не нашли). Жене и понятым дали подписать чистый бланк протокола обыска – те растерялись, поставили подписи в пустом листе.

Друзьям Серебряков сказал, что его спутали с каким-то сексуальным маньяком. Но ничего, разберутся. Оперативники и разбирались. Встретились с девочками накануне опознания, предъявили (что категорически противоречит нормам следствия) фото Серебрякова, сделанные с разных ракурсов. Показ фотографий фактически являлся прямой наводкой: «Вот вам, девочки, преступник. Ну, не можем мы дать другого, нету других, не пойманы. Опознавайте того, кто есть в наличии».

Директор видела происходящее на вахте. Педагог-психолог слышала, как перед допросом следователь уточнял у каждой девочки: «Фото подозреваемого видели?» – «Видели». Впрочем, в суде девочки отреклись: нет, никто им никаких фотографий не показывал. Да, на опознании они уверенно указали на Серебрякова.

Вначале его обвиняли в одиннадцати эпизодах, совершённых в конце сентября – начале октября в районе этой школы. Но в ходе следствия постепенно, одно за другим, обвинения отпали ввиду кричащих несоответствий и противоречий, абсурдных неточностей, алиби подозреваемого. Остались два эпизода: с теми девочками, которых заранее подготовили, показав фото. Когда Серебряков выходил из ОВД вместе с другом, тоже очкариком, девчонки прыснули и толкнули друг дружку локтем, показывая на друга: «Ой, этот тоже до чего похож!»

Работяги, видевшие фоторобот, подшучивали. Когда ехали в автобусе на стройку – все в тёмной, немаркой одежде, с рабочими сумочками через плечо, кто в кожаных, кто в матерчатых кепках, а кто и, страшно сказать, в очках, треть вообще с усами – по внешним признакам можно было прямиком направлять весь автобус в СИЗО. Смех смехом, но Серебрякова арестовали.

Хотя его алиби подтвердил рабочий из бригады, точно указав часы: в то октябрьское утро он брал в долг у Виталия дрель и они поехали замерять в квартиру полы. Однако суд не внял его показаниям, посчитав, что рабочий – лицо, заинтересованное в оправдании своего друга.

Также не удостоились внимания факты, ярко запомнившиеся и точно описанные девочками: наличие усов, голубой водолазки и розового, в полоску, шарфа. Дело в том, что в гардеробе Виталия никогда не водилось водолазок и шарфов – ни полосатых, никаких. И он никогда не носил усов!

Напомню, из одиннадцати эпизодов на Серебрякове остались два. Вопрос, кто же тогда виноват в оставшихся девяти, – как-то побледнел и отошёл на задний план. Уж очень не терпелось следователю отрапортовать. В интернете хвастливо заплясали новости, захлёбываясь, перебивая одна другую: «Сорокалетний педофил пойман…» «Дома педофил был любящим мужем и отцом…» «Свою вину педофил не признаёт…» – при том, что назвать человека педофилом, убийцей, грабителем может только суд, и ещё раз суд. Не называлось имя подозреваемого? Но город небольшой, а слухи разносятся быстро.

На сайте посыпались гневные отклики:

«Казнить, чтоб другим неповадно было!»

«Запирать этих гадов в психушку!»

«Перестреляла бы всех педофилов, а потом приготовила из них супчик. Хотя роман «Лолита» мне нравится…»

«Особенно шокировало, что у самого маленькие дочки. Жуть. Не дай Бог, и со своими детьми…» «Интересно, какая женщина решилась маньяку родить?» – и т. д.

Судя по эмоциональному накалу, писали женщины – они всегда более отзывчивы, вспыльчивы и нетерпимы. Есть ли у комментаторш мужья и сыновья? Уверены ли они, что их родных в любую минуту не могут остановить на улице и утащить в участок, обвинив в изнасиловании или педофилии?… Точно ли знают, что лишь в казанском «Дальнем» нужные показания добывались пытками? Ой, крепко подумайте, прежде чем ответить.

Вообще, совет мужчинам, рискующим пока ещё выходить на улицы: фиксируйте каждый час пребывания за стенами дома, заручайтесь свидетельствами и фактами, закрепляйте подписями и печатями… Мало ли чего.

В прошлом году у Серебрякова от горя умерла семидесятидвухлетняя мать. Когда арестовали сына – случился первый приступ. Когда признали виновным – сердце не выдержало.

– Он весь на нервах, – говорит жена Серебрякова после очередного телефонного разговора с мужем. – Не потому, что лишился свободы – он эти три года отсидит. Не от несправедливого приговора – ему не привыкать. Не от того, что клеймо педофила придётся носить всю жизнь – он выдержит. Но при мысли о том, что его дочерей будут называть «дочки педофила» – он бессильно рычит и плачет.

– Да знаем мы, отчего он плачет, – фыркнет современный грамотный читатель. – На зоне же педофилов дерут как сидоровых коз.

Но вот ведь закавыка: зона кожей, звериным нюхом чует человека. Её информированности о происходящем на воле, вплоть до мелочей, могут позавидовать наши следственные отделы. По своим каналам, с которыми не сравниться и детекторам лжи, Серебряков проверен «на вшивость». Зона порешила: какой он педик, настоящий мужик.

Он просил, настаивал, требовал, умолял использовать на собственном допросе полиграф – следствие и суд отказали. Хотя неплохо было бы в определённых мутных ситуациях, вроде этой, прогонять через детектор лжи и следователей, и потерпевших. Разве не стоит этого Правда?

И вот ещё что. Прекратились ли в данном районе схожие по почерку преступления после того, как «извращенец» попал в заключение? Если да – следствие сработало грамотно и эффективно. Если нет – настоящий преступник гуляет на свободе, стал более опытен и по-звериному опасен. Этим же вопросом правомерно задалась адвокат, сделала запрос в МВД. Министерство ну оч-чень сожалело, но запрос не удовлетворило.

Между тем, в соседнем городе объявился маньяк, хватающий девочек в лифтах и подъездах, совершивший изнасилование. Фоторобот – таково свойство всех фотороботов – сер, расплывчат, похож одновременно на всех в целом, и не похож ни на кого в частности. Перемени зимнюю шапку на кепку, сними очки – вылитый «школьный» эксгибиционист. Яркие приметы вроде водолазки и полосатого шарфа на этот раз отсутствуют – к чему преступнику улики, о которых все знают?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.