Отец

Отец

Когда меня взяли, мать три дня была не в себе, не могла есть и спать. Мой брат в 17 лет ушел на фронт добровольцем и погиб в 1943-м на прорыве блокады Ленинграда. В те же 17 взяли меня. А отец к тому времени уже 15 лет как сидел.

Первый раз отца взяли в 1930-м. Он был морским офицером, на корабле отвечал за состояние топливных систем и позже пошел работать в нефтяную промышленность, где оказался очень успешен. С 1925 года отец был автором проекта и главным инженером первого нашего нефтепровода для сырой нефти «Баку — Батум». На митинге в честь его открытия стоял рядом с Берией, и в тот же вечер был арестован. «Видите, мы дали вам возможность окончить работу», — объясняли следователи.

Год и два месяца отец провел в одиночке, после чего его выпустили, ничего не доказав, и тут же направили руководить строительством второго советского нефтепровода «Каспий — Орск».

В 1937-м по ложному доносу его арестовали снова, дали 10 лет. Сидел отец сначала в Красноярском крае, в Канских лагерях, потом в Ухте, где его стали использовать на нефтяных разработках. После окончания срока его оставили в шарашке, главным инженером проектного бюро. Когда в 49-м у него появился адрес и жилье, мы с мамой стали думать, как к нему переехать. А тут сел и я.

Первый раз после ареста отец попал в Москву в 1943 году, на два дня, приехал защищать проект подвесного газопровода «Ухта — Войвож». Проект выдвинули на Сталинскую премию, в первых рядах, естественно, шло начальство, но защитить проект оно не могло, и для этого рискнули отправить трех заключенных.

В то время мне было восемь лет. Прихожу, мама лежит в кровати — она болела воспалением почек, а рядом сидит какой-то дядя. Так я увидел отца первый раз.

В следующий раз он оказался в Москве в 48-м году, также на пару дней. А третий раз мы увиделись в 1955-м, когда он приехал навестить меня в лагерь в Инту.

ПОРТРЕТ ШАХТЕРА

«Художника звали Грант, мы вместе сидели в Минлаге, в Инте. Сначала он нарисовал этот портрет, а потом сделал плакат для шахты. Портрет остался у меня, а плакат висит теперь в интинском краеведческом музее с табличкой: “Такой-то, молодой шахтер-комсомолец”».