Часть VII Поход к Южному магнитному полюсу
Часть VII
Поход к Южному магнитному полюсу
Из дневника профессора Дэвида
19 сентября 1908 года я получил от лейтенанта Шеклтона окончательные инструкции относительно путешествия к Южному магнитному полюсу нашей Северной партии. Он прочел мне эти инструкции в присутствии Моусона и Маккея. Вот эти инструкции:
Британская антарктическая экспедиция 1907 года
Мыс Ройдс,
19 сентября 1908 года.
Инструкции Северной партии под начальством профессора Э. Дэвида
Дорогой сэр, партия, вверенная вам, состоит из вас, Дугласа Моусона и Элистера Маккея. Вы должны выйти с зимовки 1 октября или около этого времени. Главные цели вашего путешествия заключаются в следующем:
Проводить магнитные наблюдения во всех подходящих для этого местах, чтобы определить магнитное склонение и положение Магнитного полюса. Если позволит время, и вашего оборудования и запасов будет для этого достаточно, вы должны попытаться достигнуть Магнитного полюса.
Произвести общее геологическое обследование берега Земли Виктории. Выполняя эту работу, вы не должны приносить ей в жертву время, которое могло бы быть потрачено на выполнение работы, указанной в п. 1. Мне нет нужды описывать вам подробнее эту работу или давать по ней указания, так как вы гораздо лучше меня знаете, что здесь требуется.
Я особенно хотел бы, чтобы вы смогли провести работы по геологии Западных гор и чтобы Моусон провел, по крайней мере, две недели в Сухой долине для разведки полезных ископаемых. Эта разведка должна быть проведена по возвращении с севера. Чтобы выполнить ее успешно, вы должны возвратиться в Сухую долину не позже, чем на первой неделе января. Я не хочу ограничивать ваши действия указанием точной даты возвращения в Сухую долину, на случай, если вы решите, что, продлив свое пребывание на севере, вы сможете достигнуть Магнитного полюса, но, если времени будет мало, вы не должны на обратном пути к югу задерживаться только ради выполнения геологических работ. Я полагаю, что основательное обследование Сухой долины чрезвычайно важно.
«Нимрод» должен прибыть в пролив около 15 января 1909 года. Вполне возможно, что вы увидите судно на западной стороне пролива. В таком случае вы должны попытаться сообщить о своем местонахождении на зимовку при помощи гелиографа. Для подачи сигнала пользуйтесь временем от полудня до 13 часов; если на зимовке вас заметят, то оттуда пошлют обратный сигнал и «Нимрод» пересечет пролив, подойдет к вам как можно ближе и будет ждать вас у кромки льда. Если судно не прибудет в пролив или не заметит ваших сигналов, то вы учтете свои запасы продовольствия и направитесь или к Ледниковому языку или к мысу Хат для пополнения запасов, если на мысе Масленом не будет достаточного для вас количества провизии.
Относительно мыса Масленого. Я заложу там для вас склад пищи и керосина меньше, чем на 14 дней. Если этого запаса будет недостаточно, вам надлежит возвратиться назад, как указано в п. 4.
Я оставлю указание капитану «Нимрода», чтобы он направился к наиболее доступной точке западного берега и погрузил на борт все ваши образцы. Но до этого он должен погрузить все запасы, находящиеся на зимовке, а также продолжать обследовать линию припая дальше к югу, высматривая Южную партию. Южная партия должна прибыть не раньше 1 февраля. Таким образом, если судно придет вовремя, то вы, может быть, успеете закончить всю свою работу до нашего прибытия с юга.
Если к 1 февраля, после прибытия «Нимрода», не будет никаких признаков того, что ваша партия возвратилась, судно направится вдоль берега к северу, держась как можно ближе к берегу, высматривая сигнал вашего гелиографа. Судно будет двигаться очень медленно. Оно не пойдет к северу дальше мыса Вашингтон. Это мера предосторожности на тот случай, если с вашей партией что-нибудь приключится.
Я ознакомил Моусона и Маккея с основными задачами намеченного путешествия. Если с вами что-нибудь случится, то начальствование над партией примет Моусон.
Надеюсь, что путешествие ваше будет успешно, и вы возвратитесь благополучно.
Искренне ваш
(п.?п.) Эрнест Г. Шеклтон
начальник экспедиции.
Профессору Дэвиду
Мыс Ройдс, Антарктика.
Мыс Ройдс. Британская антарктическая экспедиция 1907 года
Профессору Дэвиду.
Дорогой сэр, если вы достигнете Магнитного полюса, то должны водрузить на нем флаг Соединенного Королевства и от имени экспедиции объявить эту местность собственностью Британской нации.
Когда вы будете в Западных горах, сделайте то же в каком-либо месте, объявив таким образом землю Виктории частью Британской империи.
Если вы обнаружите полезные ископаемые, объявите тем же способом этот район собственностью Британской нации от моего имени как начальника экспедиции.
Искренне ваш
(п.?п.) Эрнест Шеклтон,
начальник экспедиции.
В этот вечер состоялся прощальный обед в честь Южной партии, которая готовилась выступить, чтобы заложить склад в 160 километрах к югу от нашей зимовки.
На следующий день, 20 сентября, была сильная буря, но после полудня юго-восточный ветер несколько уменьшился, и метель улеглась. Для путешествия к Магнитному полюсу Маккей изготовил парус для саней. Мы испытывали его действие на двух связанных между собой санях на льду Задней бухты. В качестве мачты нам служили палаточные шесты. Ветер был настолько силен, что легко тащил связанные сани с грузом 136 кг со мной и Маккеем на них. Мы решили, что результаты этого опыта вполне удовлетворительны. Плохая погода продолжалась, однако, до ночи 24 сентября.
Утром 25 сентября встали в 5 часов 30 минут и увидели, что буря улеглась. Мы с Пристли и Дэем отправились на автомобиле, буксируя по морскому льду двое саней. На одних санях, общий вес которых вместе с грузом равнялся 275 кг, было уложено пять мешков с двухнедельными запасами пищи, шесть больших банок с сухарями и 27 кг керосина. На вторых санях, весивших вместе с грузом около 113 кг, находились наши личные вещи, которые могли бы понадобиться во время путешествия для устройства склада на случай бури.
Сперва Дэй вел машину на первой скорости, затем, заметив, что мотор перегревается, остановил его, чтобы охладить. При этом он обнаружил, что в одном из цилиндров не происходит воспламенения смеси. Ему быстро удалось исправить этот дефект. Забравшись опять в автомобиль, Дэй перевел машину на вторую скорость. После устранения дефекта в цилиндре, мощность мотора увеличилась, и мы двигались по льду со скоростью 22 километра в час, вызывая полное недоумение встречавшихся тюленей и пингвинов. Однако, отъехав от зимовки 16 км на расстоянии восьми километров к западу от острова Палатки, мы повстречали заструги с мягким снегом. Автомобиль стал в них застревать. Дул сильный ветер, по льду несло легкую поземку. Тяжело груженые сани пришлось оставить на 16-м километре. Как оказалось, с одними легкими санями на буксире машины Дэй смог идти на третьей скорости, делая до 29 км в час. При такой скорости сани, ударяясь под прямым углом о гребень заструг, взлетали на воздух, как летучая рыба, и затем с грохотом падали на поверхность льда. Так как иногда приходилось делать резкие повороты, чтобы избежать заструг или глыб льда, то сани раза два опрокидывались. Тем временем пурга все усиливалась, и мы мчались, надеясь добраться до зимовки раньше, чем разыграется буря.
Только мы достигли мыса Флагштока и повернули к берегу, расположенному против гнездовья пингвинов, как сильный порыв ветра ударил сани сбоку и опрокинул их. Удар был так силен, что алюминиевая кухня вылетела из ремней, ветер подхватил ее и покатил металлический цилиндр по гладкому льду. Дэй застопорил машину с возможной быстротой. Мы с Пристли соскочили и побежали вдогонку за сбежавшей кухней. Она тем временем распалась на части, большая круглая крышка отскочила от кольцеобразного сосуда, наружный котелок для таяния льда, подставки наружного кожуха и внутреннего котелка и сам котелок – все катилось отдельно. Крышка котелка отскочила, и из него высыпались на лед наши три миски и три ложки. Все эти предметы мчались на перегонки прямо к воде, по направлению к морю Росса. Ложки и миски изловили легко, так как они имели коническую форму, и ветер не мог катить их по прямой, а заставлял описывать кривую. Мы с Пристли изловили внутренний котелок и с помощью подоспевшего Брокльхёрста поймали алюминиевые подставки. Большой сосуд для таяния снега, наружный кожух и цилиндрический сосуд катились с такой быстротой, что при всех наших стараниях их не удавалось догнать. Наконец, когда мы совсем уже почти настигли их, они весело прыгнули с края льдины и один за другим нагло исчезли в черных водах моря Росса. Это тяжелая потеря, таких алюминиевых кухонь у нас, конечно, было мало.
На следующий день мы собирались устроить второй склад для своего путешествия, но так как несколько поршневых колец в моторе требовали ремонта, то мы решили отложить отъезд еще на день. Вечером, закончив ремонт, Дэй и Армитедж отправились покататься перед обедом на санках с гор. Поздно вечером возвратился Армитедж, с трудом волоча за собой сани с лежавшим на них, хотя и не бездыханным Дэем. Мы столпились вокруг, спрашивая в чем дело. Оказалось, что, когда Армитедж и Дэй спускались со страшной быстротой по снежному склону, Дэй ударился о кусок лавы и расшиб себе ногу.
Нога была сильно повреждена, так что Дэй был не в состоянии ходить без помощи. Так как никому, кроме Дэя, нельзя доверить вождение автомобиля, то это происшествие вынудило нас опять отложить путешествие для устройства второго склада.
28 сентября дул ветер. 29-го погода была довольно хорошая, но нога Дэя еще не в таком состоянии, чтобы он мог сесть за руль.
30 сентября началась несильная буря, но 1 октября, в тот день, в который по предположению лейтенанта Шеклтона мы должны были выйти в путь, буря бушевала с возросшей силой. Этот день мы провели за приколачиванием полосок жести, выкрашенных в синий цвет, ко всем ящикам с геологическими образцами и за изготовлением двойных надписей на ящиках.
2 октября погода все еще была плохой, поэтому мы не могли тронуться в путь.
3 октября была ясная погода. Мы с Дэем, Пристли и Маккеем отправились на двух санях с автомобилем устраивать склад. Первые 13 км все шло хорошо, затем перестал действовать карбюратор, вероятно, из-за попавшей в жиклер грязи. Несмотря на холодный ветер, Дэй разобрал карбюратор на составные части и провозился с ним три четверти часа. Затем в наилучшем настроении мы опять отправились далее, пересекли широкую трещину в морском льду, где было много тюленей и императорских пингвинов. Однако по другую сторону трещины встретились снежные заструги, в которых колеса машины безнадежно застревали. Всем пришлось браться за спицы колес и раскачивать автомобиль. Когда он получал некоторый размах, Дэй включал скорость и автомобиль перескакивал через гребень заструги, но часто лишь для того чтобы опять засесть в следующей.
Во время одного из таких переходов, Пристли, который, как обычно, работал за десятерых, сильно повредил себе руку – она попала между спицами колеса и рамой. Почти в тот же момент я также чуть было не сломал себе палец по той же причине. Со сгиба этого пальца сорвало мясо; затем Маккей сильно ушиб кисть руки, заводя мотор, по выражению Джойса, «костоломной» рукояткой. Впрочем, несмотря на все эти мелкие несчастья, мы все же продвигались вперед через заструги и трещины. Временами Дэй соскакивал с машины, чтобы облегчить ее и хромал сбоку. В конце концов, мы добрались до места, отстоявшего на 24?км от зимовки и находившегося просто на морском льду среди заструг. Здесь сложили весь груз, предназначавшийся для Северной партии. После новой борьбы с застругами и трещинами Дэй вывел из них машину и к 22 часам мы благополучно добрались до зимовки в полном изнеможении, все израненные и перевязанные. Брокльхёрсту пришлось нести Дэя на своей спине почти четыреста метров от места, где мы оставили машину, до дома. Все были так измучены, что 4 октября нам пришлось отдыхать, перед тем как окончательно тронуться в путь.
Ниже приводится подробный список постоянного груза и оборудования, а также расходуемого груза (пища и керосин), с которыми мы тронулись в путь.
4 октября было воскресенье. Утром после молитвы занимались проминкой лошадей, а вечером проигрывали на граммофоне подходящие пластинки, вроде «Мы расстались на берегу», «Мы с любимой больше никогда не встретимся на прекрасных берегах озера Лох-Ломонд», и, наконец, любимую всеми «Веди нас, благостный Свет».
Маккей все еще возится со своей поврежденной кистью руки, но, когда я спросил его, может ли он отправиться в таком состоянии в далекое путешествие к Магнитному полюсу, он ответил, что охотно отправится с нами, если мы с Моусоном не возражаем против того, что ему придется идти с поврежденной рукой на перевязи. Мы, конечно, согласились; было решено отправляться вместе. Всю ночь мы с Моусоном занимались писаньем писем и упаковкой разных мелочей.
На следующее утро, 5 октября, после раннего завтрака, приготовились к отъезду. Поразительно, сколько было забыто разных вещей, которых хватались в последнюю минуту. Сани мы дотащили до края морского льда около гнездовья пингвинов, на расстоянии немногим больше четырехсот метров от зимовки. Там нас ждал с автомобилем Дэй, готовый к отправлению. Время от времени кто-нибудь из путешественников вспоминал, что оставил что-то очень нужное в доме и бежал назад. Это разрозненное имущество приходилось подвязывать веревочками ко вторым саням, которые мы намеревались взять с собой в путешествие на север. Мало-помалу сани оказались увешанными обувью, шипами и всякими «приспособленьицами», как их называл Дэй.
ПОСТОЯННЫЙ ГРУЗ СЕВЕРНОЙ ПАРТИИ
На трех человек, вес в килограммах
2 одиннадцатифутовых саней 54,4
Палатка, шесты и полотнище пола 13,6
Лопата 2,7
Примус и кухня 9
Спальный мешок для трех человек 11,8
3 дюжины пластинок 1,3
Фотоаппарат с футляром 2,2
Тренога для фотоаппарата 0,9
Инклинатор Ллойд-Крика[103] с треногой 13,6
Спирт для примуса 4
1 бутылка для спирта 0,2
Парус и рея 6
Принадлежности для черчения: 0,7
лист «венесты» для стола, линейка, транспортир Хорна, карандаши, полевые блокноты, альбом для рисования
3-х дюймовый теодолит с ящиком и треногой 6,5
Биноколь 0,8
3 ледоруба 4
Рюкзак и 18 метров альпийской веревки 2,7
Сумка с набором: молоток и зубило 1,4
Барометр-анероид и 2 призматических компаса 1,3
Термометры: 0,3
2 пары для саней в футлярах
2 термометра для низких температур
1 гипсометр[104] в футляре 0,5
Этикетки и мешочки для образцов 0,5
Набор инструментов для ремонта 0,9
Медная проволока 0,1
Леска 0,5
Кожа для починок 0,9
1 пара охотничьих сапог для склада на мысе Масленом 1,6
1 пара лыжных ботинок (Моусона) 1,1
1 пара лыжных ботинок (Дэвида) 1,1
3 пары лыжных ботинок 5,4
9 пар финеско 9
Карты и жестяной футляр 0,5
Барабан бумаги 0,5
Одежда и мешки 16,3
Иголки, капсули, прокладки для примуса 0,2
3 связки сеннеграса с мешками для сушки 2,3
Медицинская сумка 2,2
Флажки для складов, английский флаг, шесты 1,8
Упряжь, веревки и вальки для саней
Маленький набор инструментов
«Записки о магнитных наблюдениях экспедиции «Дискавери»
«Советы путешественникам» и Морской альманах
_____________________
Всего 181,2
РАСХОДУЕМЫЙ ГРУЗ СЕВЕРНОЙ ПАРТИИ
На трех человек, вес в килограммах
Плазмоновые сухари: 125,5
по 0,35 кг на человека в день на 93 дня
взамен овсяной муки еще по 0,54 кг на трех чел. в неделю 7
Пеммикан: 0,21 кг на чел. в день на 93 дня 58,6
Пищевой концентрат (проверено Маршаллом): 11,7
0,042 кг на человека в день на 93 дня
Сахар (кусковой): 0,11 кг на человека в день на 93 дня 30,7
Чай (два раза в день): 4,1
немного меньше, чем полкоробки в неделю
Сладкий шоколад Раунтри: по 0,36 кг на человека в неделю 14,1
Какао: 5,4
по 0,41 кг на 3 чел. в неделю (один раз в день на обед)
сюда включено плазмоновое какао на 6 недель
Сыр (3 раза в неделю): по 0,513 кг на 3 чел. в неделю 6,7
Плазмон и сухое молоко 7,9
Соль 1,5
Керосин в жестянках по 4,5 кг 45,0
____________________
Всего 318,2
Мёррей, Брокльхёрст и Армитедж спустились на лед, чтобы попрощаться с нами. Перед отправлением Брокльхёрст нас сфотографировал. Затем Дэй, Пристли, Робертс, Маккей, Моусон и я устроились кто на автомобиле, кто на санях. Оставшиеся товарищи прокричали нам троекратно «ура», Дэй включил скорость, и мы отправились. Дул легкий юго-восточный ветер, несший небольшое количество снега, и как будто предвиделась снежная буря.
Едва мы успели пройти три километра, миновав мыс Барни, как снег усилился; берег совершенно исчез из виду. Я полагал, что при таких условиях идти дальше с автомобилем неблагоразумно, поэтому мы с Маккеем и Моусоном распрощались с друзьями. Надев свои лямки, мы пристегнули их к веревке от саней и по команде – «раз-два-три, вперед!» – двинулись в гущу валившего снега. Через несколько минут он закрыл от нас оставшийся позади автомобиль.
Мы медленно шли вперед. Признаки приближения бури стали более заметными, и нам пришлось забирать немного влево, чтобы остров Неприступный оказался с наветренной стороны и мог бы служить нам защитой. Однако, так как грозившая буря не начиналась, мы через некоторое время свернули со своими санями несколько правее острова Неприступного и направились к складу, находящемуся в 16 км от зимовки. Наконец, к вечеру Маккей увидел в 1,6 км от нас черный флажок над складом.
До склада мы добрались в 19 часов и расставили палатку. С юго-востока продолжал дуть довольно сильный ветер, поднявший поземку. Здесь мы впервые переночевали на морском льду, имея под собой глубину примерно метров в 550.
Работа по перевозке грузов частями началась утром 6 октября. Сначала мы потащили вперед «сани-ёлку», потому что с этих саней мы особенно легко теряли разные подвешенные к ним пакеты. Перетащив их на расстояние от 500 до 800 метров мы возвращались назад и забирали так называемые «вкусные сани», – сани, нагруженные главным образом провизией. Свет был тусклый; значительное количество рыхлого, только что выпавшего снега затрудняло движение саней. Днем немного прояснилось, и около 14 часов стали видны Западные горы. Прояснение было очень кстати, так как это позволило нам позже обнаружить флаг над вторым складом, находившимся в 24 км от зимовки. Заночевали мы среди нагроможденных льдин, не дойдя всего лишь каких-нибудь полтора километра до склада.
7 октября день был ясный, тихий. Вышли в 9 часов и тащились с санями по гребням, образовавшимся от сжатия льдов, и по снеговым застругам. До склада добрались через три четверти часа. Там пришлось остановиться и перепаковать груз. Мы вынули из двух жестянок сухари с плазмоном и запаковали их в холщовые мешки – это уменьшило вес груза на 3,6 кг. После полудня опять отправились в путь, перетаскивая поочередно то одни сани, то другие. Путь был тяжелый из-за свежевыпавшего рыхлого снега и мелких заструг. Мы любовались удивительным видом на Западные горы с их красными в лучах заходящего солнца вершинами.
Эту ночь палатка была разбита неподалеку от отверстия во льду, устроенного тюленями Уэдделла. Ночью они мешали нам спать своим сопеньем, когда вылезали наверх, чтобы подышать. Очевидно, это отверстие было общественным предприятием. Временами, казалось, звуки раздавались прямо под нашей палаткой.
8 октября – хороший, ясный день. Очень красив был закат, в направлении острова Бофорт наблюдали великолепный мираж. К северу, в той стороне, куда мы шли, теперь очень ясно выступили странные холмы, которые капитан Скотт назвал «береговыми моренами».
Утром 9 октября мы двинулись в путь в начале девятого. Была прекрасная тихая погода, но холодно: термометр показывал в 20 часов —34,4 °C. Для похода с санями дорога была удовлетворительной, но местами попадались участки рыхлого снега или лед, поверхность которого была покрыта маленькими бугорками и напоминала недавно разрыхленную граблями цветочную клумбу. Очевидно, она получилась от таяния и повторного замерзания «ледяных цветов». Такой лед очень затруднял езду. «Береговые морены» стали ясно видны; показался и сам мыс Масленый.
10 октября нас разбудила болтовня императорских пингвинов, пришедших ночью к палатке, очевидно с тем, чтобы исследовать ее. Звуки, издаваемые ими, напоминают нечто среднее между гоготаньем гусей и карканьем вороны. Выглянув из палатки, я увидел, что четыре пингвина стоят у саней. Они также заметили меня и очень мною заинтересовались, по крайней мере беседа между ними приняла самый оживленный характер. По-видимому, они приняли нас за пингвинов, но только, конечно, низшей породы, а палатку признали за наше гнездо. Посетители продолжали внимательно следить за всем, что мы делали и, когда в 8 часов 30 минут мы отправились в путь, проводили нас прощальными возгласами. Этим утром мы прошли очень близко от крупного самца тюленя Уэдделла. Немного позже заметили вдалеке на льду странный темный предмет. Приблизившись к нему, обнаружили мертвого тюленя Уэдделла, голова, шея и плечи которого крепко вмерзли в лед. Очевидно, он, пытаясь спуститься в море, застрял в отверстии во льду.
Все небо было обложено тучами; после полудня пошел небольшой снег. Позднее поднялся юго-восточный ветер. Мы решили, что представляется удобный случай испытать парус и приспособили его к «вкусным саням». По выражению Маккея, «мы провели испытание прямо по ветру». Когда ветер усилился, мы смогли, как оказалось, прицепить и вторые сани. Этим мы, конечно, могли сэкономить много труда, но ветер возрастал все сильнее и принимал характер настоящей бури. Мы же настолько увлеклись ездой под парусами, что когда, наконец, решили остановиться, то едва-едва смогли разбить палатку. Пришлось положить ее на лед под защитой саней, вставить внутрь шесты, и пока двое поднимали их, третий засыпал снегом нижние края палатки. Постепенно натягивая полотнище, мы смогли поставить палатку как следует и с большим удовольствием забрались внутрь, чтобы спастись от пронизывающего ветра и несущегося снега.
В воскресенье, 11 октября, с утра задувала пурга, мы до полудня лежали в спальном мешке. Снегу нанесло столько, что со стороны входа палатку засыпало совершенно; он давил на ноги, и нам внутри приходилось лежать скорчившись. Я выбрался из палатки, отрыл ее от снега. Затем мы все встали, принесли примус и кухню, сварили похлебку и чай. Как всегда бывает во время снежной бури, температура значительно поднялась: в 13 часов 30 минут было —13 °C. Непрерывно обдуваемая крохотными ледяными кристаллами медная проволока на санях отполировалась до блеска. Местами была отполирована и поверхность льда. Ветер продолжал дуть. Весь остаток этого дня и следующую ночь мы не вылезали из спального мешка.
В 2 часа 12 октября пурга прекратилась. Мы выбрались из палатки и увидели, что с наветренной стороны саней намело огромные снежные сугробы. Пришлось долго их откапывать, затем выковыривать твердый снег, забравшийся во все щели и промежутки между тюками и ящиками, лежавшими на санях. Вышли в 4 часа. Весь день пробирались извилистыми путями среди изломанного пакового льда. Было очевидно, что юго-восточные бури гонят огромные массы разбитого плавучего льда через пролив Мак-Мёрдо к его западному берегу. Изломанные льдины, наклоненные под разными углами к горизонтальной плоскости, позднее, когда холод усилился, замерзли и образовали поверхность, крайне трудно проходимую с санями.
Чтобы наверстать потерянное в пургу время, когда мы лежали в спальном мешке, нам пришлось идти 14 часов. Продвинулись приблизительно на десять километров, в общей же сложности, перетаскивая сани поочередно, проделали 29 км. К вечеру, ложась спать, все были очень утомлены и поэтому проснулись на следующий день только в девятом часу.
Мы находились теперь всего лишь в трех километрах от мыса Масленого. Выступив в 10 часов, через несколько часов мы расположились у подножья невысокого ледяного обрыва, метрах в 600 на юго-юго-восток от мыса Масленого. Мыс в сущности является углом этого ледяного обрыва, выступающим вблизи того места, где долина ледника Феррара примыкает к главному берегу Земли Виктории. Обрыв высотой всего 4–6 метров состоял из пронизанного трещинами глетчерного льда.
Лед был покрыт твердой снежной коркой, которая иногда проламывалась, и мы тогда проваливались на 30 см или около того. Этот глетчерный лед не был частью главного ледника Феррара, но представлял собой просто местный глетчер, тянущийся на значительное расстояние между основанием береговой гряды и морским льдом, мимо «Береговых морен» дальше к югу до того места, где глетчер этот примыкает к образованию, которое м-р Г. Дж. Феррар называет «ледяными вершинами». Очевидно, глетчер этот связан с сушей, так как от морского льда его отделяла ясно выраженная приливная трещина. Пользуясь ледорубами, мы перебрались через трещину и поднялись по небольшому ледяному обрыву на глетчер. Здесь выбрали место для склада.
Как было условлено с лейтенантом Шеклтоном, мы должны были поставить флаг над складом на мысе Масленом и оставить письмо с отчетом о наших делах, указав, когда, примерно, рассчитываем туда возвратиться. Но наше продвижение шло гораздо медленнее, чем предполагалось. Еще до прихода на мыс Масленый, мы решили, чтобы добраться в срок до Магнитного полюса, необходимо облегчить груз на санях, оставив на складе часть оборудования и продовольствия.
Во второй половине дня Моусон и Маккей занимались устройством мачты и бимса[105] для вторых саней. В качестве паруса мы думали использовать полотнище, которое служит полом палатки. Я занимался отбором того, что предполагалось оставить в складе на мысе Масленом.
На следующий день, 14 октября, утром мы перепаковали сани. В складе было решено оставить две банки сухарей с плазмоном, весом каждая по 12 кг, альпийские ботинки Маккея с гвоздями и мои запасные шапку и рукавицы. Таким образом, мы облегчили свой груз примерно на 31 кг. Две банки с сухарями и банку, в которую уложили обувь и прочие вещи, зарыли в ледниковый лед из боязни, что их унесет буря. Затем привязали к банкам короткий бамбуковый шест с черным флагом, а у основания его прикрепили жестянку с письмами Шеклтону и Пристли. Я сообщал в них, что вследствие нашего позднего выхода с мыса Ройдс, а также относительно медленного продвижения до мыса Масленого, мы, очевидно, не сможем вернуться на мыс Масленый ранее 12 января, хотя первоначально предполагалось, что вернемся туда в течение первой недели января. Несколько месяцев спустя мы узнали, что этот маленький склад благополучно выдержал все снежные бури; Армитедж, Пристли и Брокльхёрст без труда нашли его и прочли наши письма.
14 октября в 9 часов мы оставили склад и направились на пересечение Новой Гавани к мысу Берначчи. После полудня поднялся небольшой южный ветер со снегом, продолжавшимся с 12 часов 30 минут до 14 часов 30 минут. Мы взяли направление на то, что показалось нам новым, не нанесенным на карту островом. Однако, добравшись до него, увидели, что это айсберг из твердого голубого глетчерного льда с заметной черной полосой около вершины, состоящей из мелкого темного гравия. Айсберг был длиной примерно в четыреста метров и высотой в 10–12 метров. Кроме полос относительно крупного гравия, вблизи вершины айсберга было много скоплений и узких полос пыли. От поглощения солнечного тепла этой пылью лед под ней протаял на большую глубину, и в нем образовались ямы и канавки с пылью. В морском льду вблизи айсберга было несколько больших трещин. Определив по компасу общее направление трещин, мы смогли придерживаться его, когда все вокруг было заполнено густо валившим снегом.
На следующий день, 15 октября, стояла прекрасная тихая погода; на небе были небольшие облака – длинные полосы перисто-слоистых, очень высоких. Вулкан Эребус, до которого было больше 80 км, был покрыт шапкой облаков. Перед нами открылся превосходный вид на великолепную долину ледника Феррара. Гладкие холмы без языков с большим количеством плоских срезов, расположенные параллельно обеим сторонам долины, выразительно свидетельствовали об интенсивном абразивном действии ледника[106] в недавнем геологическом прошлом. Ближние холмы, сложенные из гнейса[107], были коричневого цвета – от темно-шоколадного оттенка до теплого оттенка сепии, а вдали переходили в восхитительные пурпурно-красноватые и фиолетовые цвета. К вечеру перед нами возникло чудесное видение: поблизости появилось несколько больших айсбергов. Казалось, что до них не больше 1,6?км – можно было ясно видеть изломы и сверкающие отражения боков айсбергов, освещенных лучами заходящего солнца. Но внезапно, как по волшебству, все айсберги исчезли. Они возникли перед нашими глазами на мгновение, благодаря изумительному миражу. В последних лучах заходящего солнца гора Эребус и гора Берд светились золотым сиянием. Это был один из самых великолепных дней за все время нашего путешествия.
Холод несколько уменьшился, в 20 часов температура была —12,5 °C.
16 октября. Мы встали в 3 часов 30 минут и вышли в 5 часов 30 минут. С юга дул холодный ветер; на обоих санях мы поставили по парусу: зеленое полотнище с пола на «санях-елке» и парус Маккея на «вкусных». Вскоре, однако, наступило почти полное затишье; собрались тучи; начал дуть слабый юго-восточный ветер, переходивший на время в восточно-северо-восточный и днем опять ставший чисто юго-восточным. Часа три шел мелкий снег, покрывший все слоем толщиной в полсантиметра. Под вечер мы добрались до одного из айсбергов, который накануне вечером являлся нам в мираже. Он был длиной около 400, шириной около 80 метров и несомненно откололся от глетчера. Мы с Маккеем и Моусоном исследовали его и, как на предыдущем айсберге, нашли на его поверхности многочисленные глубокие ямы, образованные скоплениями пыли.
Удивительно, какого малого количества пыли достаточно, чтобы образовались эти ямы глубиной около метра. Стена айсберга, обращенная к северо-западу, была изрезана глубокими канавами; на расстоянии вид ее напоминал ряд больших параллельных сталактитов. Взбираясь вверх по одной из глубоких канав, я нашел много маленьких угловатых кусков породы до 4?см в диаметре; куски эти были связаны с дном канавы. По-видимому, канавы, как и яма с пылью, образовались от действия тепла этих небольших обломков породы, которые по мере того, как шло таяние ледяного обрыва, постепенно скопились в длинные ряды или цепочки, мало-помалу сползая под действием силы тяжести вниз, на морской лед. Берег был высокий и скалистый. Казалось, что до него не больше 800 метров, поэтому после ужина я отправился туда. Оказалось немного дальше, чем я думал.
По дороге мне впервые пришлось встретить то, что обычно называется «блинчатым льдом»: на поверхности льда видны были многоугольники с закругленными углами, напоминающие как бы верхушки выветрившихся базальтовых столбов. Края этих многоугольников слегка приподнимались над поверхностью, но в результате таяния и действия стекающей воды, были закруглены и сглажены, так что для санных полозьев особых препятствий не представляли.
Позже, осенью следующего года, мы наблюдали процесс образования блинчатого льда. Если, когда начинает замерзать море, дует ветер, – а это часто бывает, – то на воде сначала появляется «сало». Мало-помалу маленькие частицы льда, придающие воде такой «сальный» вид, соединяются и образуют бесчисленное множество маленьких льдин, похожих на ватрушки. Льдины затем смерзаются своими краями и образуют блинчатый лед. «Блины» имеют в диаметре от 30 см до метра. Потом между собой соединяются и блины, образуя таким образом на поверхности моря сплошную твердую корку льда. В дальнейшем замерзание воды приводит просто к упрочнению и утолщению этого льда снизу.
У самого берега этот смерзшийся блинчатый лед был пересечен глубокими приливными трещинами. Перебравшись через них, я добрался до берега, образованного ясно выраженной террасой крупного гравия с разбросанными отдельными большими и малыми валунами. Обломки породы имели в диаметре от 7 до 15 сантиметров, а диаметры валунов достигали полутора метров. Нижняя терраса была шириной метров двадцать и возвышалась над морем метров на 6; затем шла полоса крупнозернистого кристаллического мрамора, пересекаемого полосами серого гнейса и черной породы. Поверх этого пояса древних кристаллических пород метрах в 25–30 над уровнем моря располагалась терраса, сложенная из угловатых кусков гравия, от 2,5 до 5 сантиметров в диаметре. Полосы крупнозернистого мрамора, гнейса и т.?д. были окрашены в зеленый и красноватый цвета, местами в цвет коричневой охры; по-видимому, они были сильно минерализованы. Весь этот район имел многообещающий вид в смысле нахождения полезных ископаемых. Мое внимание привлек интересный валун: его большие розоватые кристаллы были усыпаны черными кристалликами; все это заключалось в черно-зеленой основе. Мы привезли с собой образец от этого валуна, подробно описав его в геологических записках.
В субботу, 17 октября, мы с Моусоном и Маккеем добрались до мыса Берначчи, находившегося на расстоянии немногим более полутора километров от предыдущего лагеря. Здесь в 10 часов мы подняли английский флаг и объявили Землю Виктории владениями Британской империи. Мыс Берначчи представляет собой выдающийся в море низменный скалистый выступ, его геологическое строение чрезвычайно интересно. Среди горных пород, слагающих скалы мыса, преобладает чисто белый, крупнозернистый кристаллический мрамор, прорезанный гранитом, в котором содержатся местами мелкие красные зерна граната. В слое мрамора или талька содержатся рассеянные в нем чешуйки графита. В местах примыкания гранита к известняковым слоям образовалось много турмалина и эпидот[108]. По-видимому, это результат интрузии гранита в породу черного турмалина.
После поднятия флага мы снова двинулись в путь. Поверхность блинчатого льда оказалась вполне подходящей для санной езды. День был тихий и ясный, снега не было и не мело. Мы смогли, наконец, вывернуть свой спальный мешок наизнанку и проветрить его на солнце. Перед этим олений мех внутри мешка покрылся в сильной степени льдом, образовавшимся главным образом от замерзания выдыхаемых нами паров. Хотя солнечного тепла не хватало, чтобы совсем растопить лед, он в значительной мере испарился. Ночью спать в мешке было гораздо удобнее, чем в течение многих предшествующих ночей.
На следующий день мы добрались до другого интересного мыса, расположенного примерно в паре километров от предыдущего лагеря. Здесь мы нашли самку тюленя с новорожденным маленьким тюленем длиной 1 метр. Мать через короткие промежутки времени издавала звук вроде «уа-а-а». Осмотрев внимательно самку и детеныша, мы оставили их в покое и обратили свое внимание на горные породы.
Эти породы имели сходство с породами мыса Берначчи. Моусон полагал, что некоторые из жил кварца, встреченных там, могут оказаться золотоносными. Когда мы прошли этот мыс, ветер усилился.
Перед этим мы поставили паруса на обоих санях, и теперь ветер был настолько силен, что тянул двое связанных вместе саней. За день мы сделали семь километров. За все время путешествия к Магнитному полюсу это был самый благоприятный ветер.
Вскоре после мыса Тюленьего детеныша мы вошли в область поясов изломанного пакового льда с высокими застругами между ними. «Сани-елка» опрокинулись, когда мы перетаскивали их через один из этих высоких снежных гребней. До ночлега мы добрались очень утомленными; нам также пришлось страдать от холодного ветра, так как температура была около —12,2 °C.
Вечером я испытал приступ снежной слепоты из-за того, что не все время шел в снегозащитных очках. На следующий день глазам моим лучше не стало. Пришлось просить Моусона занять место на конце длинной веревки впереди упряжки: я не видел как следует дороги. При этом обнаружилось, что Моусон удивительно хорошо умеет выбирать путь для саней и наилучшее направление. Позднее во все время остального пути по моей просьбе он шел впереди.
В следующие два дня не произошло ничего особенного, если не считать того, что временами путь был очень труден из-за попадавшегося нам ломаного пакового льда и высоких длинных заструг. Высота их достигала от 30?см до метра, а бока часто были почти вертикальны. Заструги простирались с запада на восток, а наш путь шел с юга на север. Поэтому они оказались грозным препятствием для нашего продвижения, из-за них часто опрокидывались сани.
В ночь на 20 октября мы разбили палатку на морском льду, примерно в пяти-шести километрах от берега. К северо-востоку от нас береговая линия делала изгиб, отмеченный на карте как мыс. На следующее утро я отправился на берег, чтобы познакомиться с его геологическим строением, и нашел, что этот скалистый мыс весь сложен из очень своеобразного гнейсо-гранита[109], пронизанного жилами кварца. Поднявшись наверх, я, к своему изумлению, увидел, что предполагаемый мыс на самом деле является островом, отделенным от континента узким проливом. Мне стало ясно, что если идти этим проливом, то мы сэкономим несколько километров. После завтрака так и сделали.
Западной стороной пролива служил лед глетчера, заканчивавшегося с востока почти отвесным обрывом. Местами из-под льда выступали массы гнейсо-гранита. Восточная сторона пролива была сложена террасами моренного гравия с большими валунами, вкрапленными в гравий верхней террасы на высоте 24 метров над уровнем моря.
Моусон занялся определением положения этого острова, измеряя углы с помощью теодолита, а мы с Маккеем пересекли пролив, обследовали остров, измерив его шагами и определив горизонтали. Валуны и галька, в которую они были вкраплены, были почти все вулканического происхождения. Лишь одна находка представляла исключение: это был обломок выветрившегося глинистого сланца, снаружи желтовато-серый и мягкий, а внутри на свежем изломе, голубоватый и твердый; он содержал остатки каких-то мелких ископаемых, по-видимому семян растений. Мы взяли образцы этой породы и позже оставили их на другом маленьком острове, который назвали островом Склада. К сожалению, потом мы не смогли добраться до этого острова из-за часто расположенных поясов пакового льда и эти очень интересные для нас образцы пропали. Однако два кусочка этой горной породы сохранились; они были достаточной величины для химического анализа и микроскопического исследования. Без сомнения, этот глинистый сланец произошел из тех громадных осадочных образований, которые Феррар назвал «биконским». Обследованный остров мы назвали островом Террас, он был приблизительно треугольной формы; сторона, обращенная к проливу, вдоль которого мы прошли, имела в длину 2 километра 700 метров.
На следующий день, 22 октября, мы увидели первого за эту весну большого поморника. Днем с 14 часов 30 минут до 17 шел снег; толщина слоя выпавшего снега была два сантиметра. Температура к 19 часам поднялась до —14,2 °C; по-видимому надвигалась буря.
23 октября у нас состоялось серьезное совещание относительно дальнейшего путешествия к Магнитному полюсу. Было совершенно очевидно, что при той медлительности, с какой мы продвигались до сих пор, делая из-за нашего способа поочередного передвижения саней в среднем около 6,5 км в день, мы не могли дойти до полюса и вернуться к мысу Масленому в начале января. Я полагал, что наибольший шанс добраться до полюса и вернуться обратно в срок, указанный нам Шеклтоном, у нас будет в том случае, если мы пойдем дальше, сократив свой ежедневный рацион наполовину, а часть продовольствия оставим в удобном месте, устроив склад. После некоторого обсуждения Моусон и Маккей согласились с таким предложением, но все же мы решили подождать еще несколько дней и затем уже устроить склад.
После снегопада предыдущего дня полозья саней забивались снегом, и было трудно трогаться с места после остановки. В 17 часов температура достигла —15 °C. Неподалеку от нашего пути встречалось много тюленей, преимущественно самок с детенышами; в поле зрения одновременно бывало до 17 тюленей.
Накануне мы видели самку тюленя с двумя близнецами. Маккей взял одного из детенышей на руки и стал его гладить. Детеныш тыкался носом во все стороны; он немного напоминал крупную ящерицу. Мать сердито сопела на Маккея, но не пыталась нападать на него.
Нам встретилось несколько больших трещин. Морская вода между противоположными стенками трещин только недавно замерзла, и лед, покрывавший ее, был всего в несколько сантиметров толщиной. Ширина одной из трещин была 5,5 метров. Когда мы попробовали на ней лед, то оказалось, что он гнется под нашей тяжестью. Маккей назвал его «мостом через Березину»[110]. Мы промчали сани через трещину на высокой скорости; хотя лед и гнулся под их тяжестью, но, к счастью, выдержал. Около 14 часов стало очень пасмурно, пошел снег. Позже началась несильная буря, и мы поставили паруса на обоих санях.
На следующий день, 24 октября, нам было очень тепло в спальном мешке. Небо было сплошь покрыто густыми облаками. К востоку небо затянуло дождевыми облаками, а над горами к западу было сравнительно чисто. Дождевые облака указывали на то, что там море открыто; они предупреждали нас об опасности удаления от берега.
Вечером мы дошли до длинного скалистого мыса, сложенного из гнейсового гранита и назвали его Гнейсовым мысом. После ужина отправились к берегу и собрали на этом мысу большое количество интересных геологических образцов, в том числе обломки кенитовой лавы.
Следующий день, 25 октября, оказался очень трудным для передвижения, так как нам приходилось тащить сани по новому, только что выпавшему снегу толщиною в 7–10?см.
Местами он был покрыт твердой корой, сквозь которую мы проваливались по щиколотку. Нам встретилось также препятствие в виде широких трещин в морском льду шириною в 2–3 метра и длиною в несколько километров. Морская вода в этих трещинах замерзла лишь недавно, так что лед едва-едва выдерживал тяжесть саней. По соседству с этими большими трещинами на льду мы обнаружили настоящие питомники тюленьих детенышей. Приятно было смотреть, как детеныш играет с матерью, легонько хлопая ее по носу своими маленькими ластами, и как она время от времени своим большим ластом осторожно награждает его оплеухой. Одна из матерей кинулась на Маккея, который, желая рассмотреть тюлененка, по ее мнению, слишком близко подошел к нему. Другая мать в отчаянии стонала над своим только что умершим детенышем. Очевидно, самка тюленя очень любит детенышей.
Придерживаясь северо-западного направления, пересекаем теперь великолепный залив, тянущийся на восемь-десять километров к западу от нашего курса. С каждой стороны этого залива поднимаются величественные хребты скалистых гор, которые разделены в глубине залива гигантским глетчером, круто спускающимся к морю. Рассматривая эти горы в бинокль, мы видели, что их нижняя часть образована гранитами и гнейсом красновато-коричневого оттенка. В более высоких горизонтах, глубже внутрь страны, наблюдались, однако, явственные следы горных пород, обнаруживающих горизонтальную слоистость. Выше всего залегала порода черного цвета и, по-видимому, очень твердая, мощностью метров в 100; под нею виднелась более мягкая слоистая порода, приблизительно мощностью в 300 метров. Мы заключили, что верхний, твердый слой образован, вероятно, породой вулканического происхождения, возможно – лавою, тогда как образование с горизонтальной слоистостью относится скорее всего к формации биконского песчаника. В юго-восточной стороне гигантского глетчера над поверхностью льда поднималось несколько великолепных отдельных заостренных скал, сложенных из темной породы. По обе стороны от глетчера шли высокие каменные террасы, простирающиеся в глубь страны на несколько километров от края современной долины к подножью гораздо более высоких хребтов. Было совершенно очевидно, что эти террасы отмечают положение дна древней долины, относящееся к тому времени, когда лед глетчера был на несколько тысяч метров выше, чем в настоящее время, и сам глетчер километров на пятнадцать шире, чем современный. Глетчер этот тянулся внутрь континента примерно на юго-запад.
Нам очень хотелось повернуть к берегу и обследовать горы, но это заняло бы несколько дней, быть может, потребовало бы даже целой недели, а такого времени в нашем распоряжении не было. Моусон взял серию горизонтальных и вертикальных углов теодолитом на вершины всех пиков этих хребтов.
Мы никак не могли решить в какой части заснятого уже ранее на карту побережья располагался этот широкий залив и огромный ледник. Думали, что это Гранитная гавань, но потом решили, что это не она, если судить по показаниям счетчика на санях, указывающего расстояние, пройденное нами; по этим показаниям мы должны были еще находиться километрах в 30 к югу от Гранитной гавани. Позднее мы узнали, что находились тогда против Гранитной гавани, положение которой было не совсем правильно нанесено на карту. Конечно, такие случайные ошибки неизбежны в работе первых исследователей.
На следующий день везти сани было еще очень тяжело, так как рыхлый снег, толщиной в пять-десять сантиметров все время забивал полозья саней. Трудно было также держать курс среди торосистого пакового льда в этот мрачный, облачный день. Было много низких облаков; дул слабый юго-восточный ветер.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.