СОЗДАНИЕ ИМИДЖА MGM

СОЗДАНИЕ ИМИДЖА MGM

Постороннему наблюдателю, пришедшему на студию, могло показаться, что он попал на хорошо отлаженное производство, где каждый работник отлично знал свои обязанности. Все винтики крутились в положенном направлении, часовой механизм не давал сбоев. На студии работали настоящие мастера своего дела– прекрасные режиссеры, составившие гордость Голливуда, актрисы были красивы, актеры – благородны и бесстрашны. Утверждался имидж Голливуда – «фабрики грез», как впоследствии назвали MGM.

Оставив производство на попечение Ирвинга Талберга, Мейер сам занялся созданием образа Голливуда. В этом ему помог его друг, деловой партнер, могущественный газетный магнат Уильям Рэндолф Херст. Мейер пригласил в штат его любовницу, весьма посредственную актрису Марион Дэвис. Эту любовную связь женатого Херста резко осуждало пуританское американское общество, но, ради выгоды и пользы дела, Мейер пренебрег условностями, и Дэвис предоставлялись наилучшие условия.

Херст выстроил для своей любовницы на территории студии «скромный» одноэтажный дом из 14 комнат. Он туда регулярно наведывался на уикэнды, устраивал роскошные званые ужины, на которые приглашал своих друзей из высшего общества. Мейер непременно присутствовал на этих застольях.

Именно там он познакомился с Уинстоном Черчиллем, писателями Бернардом Шоу и Томасом Манном, шведским принцем, королевой Нидерландов и многими другими выдающимися личностями. Мейер был в восторге от того, что он пробился в высший свет, но главным достижением было то, что вся газетная империя Херста наперебой расхваливала продукцию MGM. Фильмы компании приносили такие доходы, что Мейер мог себе позволить иметь в штате, по выражению прессы, «больше звезд чем на небе». Кроме того, он стал самым высокооплачиваемым чиновником в США. Годовое жалованье Мейера составляло $1,25 млн, что в то время казалось фантастической суммой.

Несмотря на кажущуюся внешнюю благодать и спокойствие, в недрах студии шла постоянная борьба, жестокое соперничество персоналий, талантов, контрактов. Главными соперниками были Луис Б. Мейер и «чудо-мальчик», как его называли в начале карьеры, Ирвинг Талберг.

Конфликт между Мейером и Талбергом длился годы. Внешне они были в прекрасных дружеских отношениях, похлопывали друг друга по плечу, но под показными улыбками скрывались волчьи оскалы. Талберг находился в состоянии перманентной войны с супервайзерами – так называли помощников продюссеров. Предметом спора были средства, которые, как считал Талберг, они расходовали неумеренно. Талберг ввел режим жестокой экономии. Это не нравилось Мейеру. Он начал подумывать о том, как бы заменить Талберга. В качестве подходящего кандидата Мейер видел своего зятя, блестящего продюссера Дэвида Селзника. Он написал ему письмо, предлагая позицию вице-президента компании.

Однако Селзник, зная диктаторскую натуру тестя, отказался от должности. Накануне Рождества 33-го года Ирвинг, измученный бесконечными конфликтами с продюссерами, после очередного крупного разговора с Мейером, почувствовал себя плохо и вынужден был слечь. Врачи поставили диагноз – сердечный приступ. Мейер должен был действовать решительно и немедленно найти замену Талбергу. Он опять обратился к Селзнику. Ирэн отговаривала мужа, умоляя ни в коем случае не поддаваться на уговоры «папочки».

Селзник долгое время колебался, признавая правоту Ирэн, но судьбе было угодно распорядиться иначе. Отец Дэвида долго болел, у него была тяжелая форма диабета. Как-то в беседе с сыном он сказал: «Держись Мейера. Это – наша кровь, он тебя не подведет, слушай его во всем, он тебе заменит меня». Эти слова запали в душу Дэвиду. После похорон отца он пришел к Л. Б. и дал согласие работать. Мейер был доволен создавшимся положением и, после долгих переговоров, предложил Селзнику зарплату четыре тысячи долларов в неделю плюс 10 процентов от доходов студии.

Талберг чувствовал себя оскорбленным, он считал, что его предали. Они с Мейером обменялись письмами, в которых выяснили все спорные вопросы. Мейер уверил Талберга в том, что никакого заговора за его спиной не было, и он по-прежнему его ценит. В конце февраля Талберг уехал на лечение в Германию.

MGM получила всемирное признание. Как говорил президент компании Николас Шенк, который вел бизнес нью-йоркского офиса: «MGM стала работать еще лучше, интереснее, стала могущественной студией. Публика любит фильмы этой студии. Мы желаем остальным кинокомпаниям равняться на MGM, работать так же интересно и творчески». Безусловно, в этом была огромная заслуга Ирвинга Талберга, который держал в своих руках сложнейшее производство киностудии.

«Золотая эра» Голливуда, огромное количество звезд, кинофильмов – все это было достигнуто при самом активном его участии. Мейер это понимал как никто другой, поэтому, когда он услышал о том, что Талберг простудился и врачи поставили диагноз воспаление легких, Мейер, который находился на коротком отдыхе в Санта Моника, сразу же с поезда поехал к Ирвингу. Тридцатисемилетний Талберг был в очень плохом состоянии. Его жена Норма Шерер была в отчаянии. У постели умирающего были близкие родственники. Утром 14 сентября 1936 года Ирвинг Талберг умер.

Мейер действовал мгновенно. Он прекратил все съемки на киностудии, объявив день траура. Все были подавлены, искренне глубоко скорбели об ушедшем товарище, посылали цветы, телеграммы. Только Гарбо, исключительно эгоистичная и холодная, даже не послала цветов.

Похороны состоялись 16 сентября. Мейер сделал все, чтобы эта печальная процедура выглядела достойно. Раввин вел службу на идиш и английском, президент Рузвельт прислал трогательное сочувствие, его зачитали на похоронах. Мейер настоял на том, чтобы в титрах фильма The Good Earth, последнего, над которым работал Талберг, были вписаны слова: «Этот фильм, последняя замечательная работа Ирвинга Талберга, посвящается его памяти».

Со смертью Талберга многое стало разрушаться в ранее столь крепком здании компании. Норма Шерер, его жена, заболела сразу же после похорон. У нее тоже нашли воспаление легких, актрису с трудом удалось спасти. Затем тяжело заболел Мейер, но он не мог позволить, чтобы весть о его болезни проникла в прессу. Поэтому он делал все возможное, чтобы удержаться на плаву.

Голливуд вскоре был потрясен смертью Джин Хэрлоу – очаровательной блондинки, «чудо-ребенка», который, однако, вырос в довольно непредсказуемую и непокорную кинозвезду. Слухи о ее болезни были разнообразными. Кто-то говорил, что она умерла от воспаления желчного пузыря, другие утверждали, что от неправильно сделанного аборта. Ее мать, сектантка, не разрешила дочери пойти к профессионалу-гинекологу, которые были в штате компании, а обратилась к знахарке. «Платиновая блондинка» умерла от заражения крови– ведь антибиотиков тогда еще не было.