Глава 14 Черные дни

Глава 14

Черные дни

«Источник» все еще не был закончен – но после расставания с «Уилки-клубом» Рэнд успела написать довольно много. В конце 1940 (по другим сведениям – в начале 1941) она сочинила гневное открытое письмо, адресованное консерваторам, которые, по ее мнению, сидели, сложа руки, и которых она надеялась убедить присоединиться к кампании, затеянной ею вместе с Чейнингом Поллоком. Рэнд назвала его “То All Innocent Fifth Columnists” («Всем невиновным участникам пятой колонны»). Если консерваторы не предпримут незамедлительных шагов, чтобы противостоять военной или социалистской пропаганде Рузвельта и остановить расширение его полномочий в исполнительной власти, – писала Рэнд, – тогда на них, как и на Уилки, ляжет бремя вины за установление в Америке тоталитарной диктатуры. «На таких, как вы, держатся царства Гитлера и Сталина», – добавляла она. Письмо получилось слишком желчным, чтобы быть использованным как эффективный инструмент вербовки, и отправилось в стол.

Также она написала пьесу «Подумай дважды», которая была создана в течение трех январских недель 1941. Действие этой продуманной, лихо закрученной детективной истории, разворачивается в загородном особняке всемирно известного филантропа, во время вечеринки по случаю Дня независимости. Его гости, каждый из которых имеет свою выгоду от его щедрот, ненавидят этого человека за ту власть, что он имеет над их жизнями. Один из них, спрятавшись в кустах, стреляет и убивает хозяина вечеринки. Для расследования убийства прибывает местный детектив. Но преступник – которым является компаньон убитого по бизнесу, талантливый физик – спланировал идеальное убийство. Он обставил ситуацию таким образом, чтобы все доказательства указывали на него настолько очевидно, что детектив просто не смог бы поверить в виновность этого человека. Мотив физика, побудивший его на убийство, таков: предотвратить появление в мире, полном безумных диктаторов, могущественного оружия, способного уничтожить землю (разработку такого оружия финансирует знаменитый «альтруист»), Рэнд стремилась подчеркнуть дурные намерения и ужасающие последствия деятельности таких исповедующих вторичные ценности гуманитариев, каким ей виделся Рузвельт – но в то же время в характере убитого персонажа воплотились черты ее матери, которая допускала в общении со старшей дочерью проявления психологического садизма (например, однажды отдала любимые игрушки Алисы в детский приют). Также работа над пьесой вновь подогрела ее интерес к научной фантастике. «Вы будете смеяться, насколько пророческой оказалась моя работа, – отмечает она в частной переписке 1948 года. – Я ничего не знала об атомной бомбе, когда писала эту пьесу».

Пьеса «Подумай дважды» не нашла ни издателя, ни постановщика – но она помогла автору сделать более убедительными некоторые из «альтруистических» хитростей Эллсворта Тухи, которые тот использует для того, чтобы заманить в сети обмана и шантажа таких людей, как Питер Китинг.

Покуда Рэнд и Поллок занимались вербовкой новых участников в свою безымянную организацию, литературный агент Энн Уоткинс делала все возможное, чтобы найти нового издателя для «Источника». Она разослала синопсис романа и первые несколько глав в восемь крупных издательств, включая Simon & Schuster, Harcourt Brace, Dodd, Mead и Doubleday. На этот раз довести дело до заключения контракта не удалось. Вскоре после обнадеживающего ланча с редакторами из Doubleday Рэнд сообщили, что вышестоящее руководство наложило вето на их согласие публиковать ее книгу. Сотрудник Simon & Schuster хвастался тем фактом, что его фирма публиковала сочинения Льва Троцкого, бывшего соратника Ленина, исповедовавшего более «демократические» взгляды. После этого он отклонил «Источник». Рэнд нашла этот эпизод забавным, сравнив отвергнувшего ее издателя с карикатурным персонажем.

Уоткинс, тем временем, теряла остатки терпения. Она начала выказывать раздражительность. Книгу удастся продать только в том случае, если персонажи станут более человечными – жаловалась она Рэнд. Неужели они не могут делать что-нибудь вместо того, чтобы все время разговаривать? И почему Рорк обязательно должен быть столь жестким и несимпатичным? Став, таким образом, одним из многочисленных критиков творчества Рэнд, Уоткинс, возможно, была права насчет образа Рорка, но в другом моменте она ошиблась. История архитектора, являющаяся, в основе своей, аллегорией добра и зла, разворачивается в герметичном мире, скрепляющим цементом которого являются не человеческие персонажи, а нравственные и психологические идеи. Что пыталась сказать Уоткинс – так это то, что Рорк является персонажем, лишенным внутреннего конфликта – а этот факт делает его двумерным и порой бесчеловечным. На это Рэнд отвечала, что, будучи идеальным человеком, Рорк не может иметь внутренних сомнений и конфликтов. На ее взгляд, смешанные эмоции являлись признаком пораженческого образа мыслей.

Рэнд, в свою очередь, начала сомневаться в профессиональной надежности Уоткинс. Она не забыла ни фиаско романа «Мы – живые» в Macmillan, ни тех проектов, на создание которых Уоткинс сама ее вдохновила, а потом не смогла продать. Что касается ситуации с «Источником», то поначалу Уоткинс проявила недюжинный энтузиазм. Ее уверенность в успехе была настолько сильной, что перед тем, как был подписан контракт с Knopf, она пообещала, что сможет получать под книгу авансовые платежи всякий раз, как у Рэнд закончатся деньги. Это обещание осталось невыполненным – и теперь Рэнд предполагала, что смущенная этим Энн пытается найти кого-нибудь, на кого можно было бы переложить вину за свою неспособность его исполнить. Например – на саму Рэнд! Она также стала думать, что агент сплетничает о ней за ее спиной, критикуя ее в разговорах с другими людьми.

Развязка наступила в один из дней, когда Уоткинс размышляла вслух о том, что же не так с романом. Она не могла понять, что именно. «Скажи же, наконец», – потребовала Рэнд. Уоткинс не смогла объяснить. Кроме того, она была сыта по горло просьбами обоснованно объяснить вещи, которые она считала верными на уровне инстинкта. Энн сказала, что нежелание Рэнд сделать книгу более гибкой является причиной того, что ее невозможно продать. После этого женщины поссорились и отношения между ними были разорваны. Рэнд объясняла это по-разному: по одной версии, Уоткинс уволилась в знак протеста, по другой – Рэнд сама решила резко порвать с ней.

Письмо, которое она написала Уоткинс вечером дня их ссоры, носило примирительный характер, но не содержало извинений. «Даже за инстинктами стоят определенные причины, – писала Рэнд. – Слова, мысли, причины, – если мы отбросим их, у нас ничего не останется». В заключение Айн предлагала еще раз поговорить и расставить точки над «и», разобравшись с их разногласиями. Но возобновления отношений не произошло. Несмотря на то, что Энн Уоткинс продолжала вести дела, связанные с пьесой «Ночью 16-го января» и романом «Мы – живые», Рэнд потеряла в ее лице друга и советчика, а также – торгового представителя для «Источника». У нее не было издателя, не было агента, не было денег.

Учитывая тот факт, что авторские отчисления за «Ночью 16-го января» к тому моменту превратились в тоненький ручеек, а роман «Мы – живые» не переиздавался, Рэнд нуждалась в деньгах очень остро. Она вспомнила, что незадолго до их разрыва с Уоткинс та отправила готовые главы «Источника» Ричарду Миланду – главе нью-йоркского отделения Paramount Pictures, который иногда приобретал неопубликованные истории для экранизации. Миланд не смог убедить своих голливудских боссов купить недописанный роман, но то, что он прочитал, ему понравилось. В конце весны 1941 Рэнд попросила его дать ей работу наемного читателя – и Миланд пошел ей навстречу.

Эта работа заключалась в том, чтобы оценивать кинематографический потенциал готовящихся к изданию романов и рассказов – почти то же самое, чем она занималась в свои первые месяцы в Голливуде, работая на Сесила ДеМилля. Оплата варьировалась от шести долларов за краткую рецензию до двадцати пяти за подробный обзор. Рэнд читала медленно и потому работала по двенадцать часов в сутки, чтобы получить за свой труд как можно больше. Миланд и его ассистентка, Фрэнсис Хэзлитт (супруга известного журналиста и экономиста, теоретика свободного рынка Генри Хэзлитта) были растроганы, глядя на то как Рэнд – заслуживавшая гораздо большего, чем та работа, которая ей досталась – демонстрирует необычайное усердие. Они взяли ее под свое крыло, ввели в свой круг общения и старались давать Рэнд как можно больше заданий, чтобы обеспечить ее деньгами.

Рэнд и Поллок продолжали попытки создать консервативную пропагандистскую организацию – но встречи становились все более редкими, а приток новых участников замедлился. К ее удивлению, многие потенциальные соратники отреагировали на ее манифест так, будто он был написан на незнакомом им языке. Ее взвешенное определение индивидуализма (как политической философии, рассматривающей каждого человека в качестве «независимого объекта», который ни в коем случае не может быть лишен своих прав) было подвергнуто множеству неверных трактовок. Она начала понимать, что Уилки не был единственным поверхностным мыслителем в правом крыле. Рэнд еще не была готова провозгласить всех самозваных консерваторов безнадежными предателями – как она сделала позднее – но придерживавшиеся правых взглядов журналисты и бизнесмены, с которыми она встречалась, казались ей самодовольными и недостаточно интеллектуальными. Ей пришлось бы воспитывать их прежде чем они сами смогли воспитывать общество. Одна лишь мысль о таких перспективах была утомительной. Рэнд потеряла интерес к этой затее. Позднее она вспоминала кампанию 1940 года и ее последствия как трудный, изматывающий и темный период – ее собственный спуск в гранитный каньон, в попытке высечь из камня средства к существованию.

Положение еще более омрачалось тяжелыми вестями с родины. В сентябре 1941 вторгнувшиеся в Советский Союз нацисты начали продлившуюся девяносто дней осаду Ленинграда (так теперь назывался ее родной Санкт-Петербург), в процессе которой около миллиона человек погибло от ранений, болезней и голода. У Рэнд не было никакой возможности узнать, живы ли ее родители и сестры, могут ли они прокормить себя. В конце сентября, когда нацисты оккупировали столицу Украины Киев, солдаты вермахта учинили жестокую расправу над евреями в Бабьем Яру, убив почти тридцать четыре тысячи человек. В том же месяце нацисты начали строить газовые камеры в Аушвице. По миру постепенно расползалась новая идеологическая чума, и никто не знал, когда этому будет положен конец.

Рэнд чувствовала себя бессильной и беспомощной. Но даже в это тяжелое время она не теряла чувства юмора. «Если бы я была придерживалась коммунистических взглядов, то сейчас была бы голливудской миллионершей, с плавательным бассейном и собственным оркестром, который играл бы для меня «Интернационал», когда я пожелаю», – писала она знакомому бизнесмену. Все силы в этот период Рэнд бросила на то, чтобы как следует обеспечить себя финансами и вернуться к работе над «Источником». Так другие люди копят на отпуск.

И вот, из ниоткуда появился луч надежды. По словам Рэнд, она намеренно не рассказывала Миланду о том, что осталась без литературного агента, а также о том, что главы, которые он прочитал, пылятся у нее на столе. Она не хотела, чтобы он думал, будто она пребывает в отчаянии и молит о помощи. Но Миланд каким-то образом сам понял это – и настоял на том, что Рэнд должна познакомиться с его друзьями из издательских кругов. Одним из этих людей был молодой Арчибальд Огден, только что назначенный редактором в нью-йоркский офис расположенной в Индиане издательской корпорации Bobbs-Merrill. Ранее в том же году Bobbs-Merrill выпустили ставшую теперь классикой книгу-разоблачение под названием «Красное десятилетие: проникновение сталинистов в Америку», написанную бывшим московским корреспондентом United Press Юджином Лайонсом. Публикация этой книги вызвала настоящий ураган сердитых разговоров в левацких кругах. Это произвело впечатление на Рэнд. Миланд позвонил в редакцию, чтобы устроить ей встречу, и Айн, взяв с собой рукопись «Источника», отправилась в офис Bobbs-Merrill. Там ее встретил Арчибальд Огден.

Как и в случае с ее первой встречей с Сесилом Б. ДеМиллем, существует альетрнативная версия этой истории. Мюриэл Холл, душеприказчица Изабель Патерсон, несколько десятилетий проработавшая редактором в Time и Life, вспоминает, что Патерсон с гордостью приписывала себе заслугу знакомства Рэнд с Арчибальдом Огденом в его офисе. «У Изабель были связи там, и она умела убеждать людей, – говорит Холл. – Она сказала Огдену, чтобы он выпустил эту книгу, и он это сделал. Не думаю, что Рэнд когда-либо упоминала об этом». Возможно, Рэнд просто не знала об участии Патерсон, а может быть, достоверны оба источника, и поддержку в публикации романа оказывали ей как Патерсон, так и Миланд. В любом случае, в письмах и интервью 1960 и 1961 годов Рэнд ни единым словом не упоминает о помощи со стороны своей подруги.

Огден позвонил Рэнд через несколько дней после того, как она передала ему рукопись. Он прочитал главы «Источника» и сообщил автору, что по его мнению это – «великолепное произведение, выдержанное в традиции настоящей литературы». Огден перечислил вещи, которые понравились ему больше всего: амбициозная тема, заложенные в персонажей символизм, блестящий стиль письма, героическая чувственность. Поскольку то были те самые качества, за которые Рэнд и хотела быть ценимой, комплименты Огдена она запомнила на всю жизнь и очень дорожила ими.

Огдену пришлось побороться за судьбу книги со своим начальником, президентом Bobbs-Merrill Д. Л. Чемберсом. Когда Чемберс телеграфом прислал ему из Индианаполиса приказ отклонить «Источник», Арчибальд телеграфировал в ответ: «Если эта книга вам не подходит, то и я, как редактор, вам не подхожу». Чемберс ответил: «Что ж, я не буду противиться такому энтузиазму. Подписывайте контракт. Но пусть это будет хорошая книга».

И вот, в декабре 1941 Арчибальд Огден во второй раз позвонил Айн Рэнд, чтобы сообщить ей о том, что ее книгу берут в работу. Было десять часов утра, но женщина еще не смыкала глаз – всю ночь она просидела, работая над очередным обзором для Paramount. Затаив дыхание, она выслушала редактора и повесила трубку. Потом она вышла из своей квартиры и отправилась в офис Paramount, чтобы доставить отчет. Миланд и Фрэнсис Хэзлитт, узнав о звонке из издательства, сердечно поздравили ее. Они пообещали, что будут продолжать оказывать ей всемерную поддержку – поскольку Огден не смог договориться со своим прижимистым боссом о выплате полной суммы аванса в 1200 долларов, который запрашивала Рэнд.

Дома в тот вечер она, вероятно, танцевала в гостиной с Фрэнком и Ником под свою любимую музыку – немецкий марш Marionetten um Mitternacht. Пластинку с записью этой музыки Рэнд привезла еще из Санкт-Петербурга – и брала с собой всякий раз, как ей приходилось перебираться с места на место. На протяжении всей своей взрослой жизни она включала ее в моменты счастья – после чего отдавалась чувствам, изображая, будто дирижирует оркестром в ритме зажигательного вальса. В такие моменты она также любила надевать смешные шляпы на своих любимцев – плюшевых львят Оскара и Освальда, которых О’Коннор подарил ей вскоре после свадьбы. Друзья часто отмечали, что пребывая в хорошем настроении, Рэнд могла позволить себе некоторые ребяческие выходки.

Десятого декабря 1941 года, спустя три дня после того, как японцы разгромили американскую военно-морскую базу в Перл-Харборе, тем самым втянув Соединенные Штаты во Вторую мировую войну, Айн Рэнд подписала контракт с Bobs-Merrill. Получив аванс в размере тысячи долларов, она пообещала, что допишет и сдаст «Источник» в течение года с небольшим. Отведенный издательством срок истекал 1 января 1943 года – и к этому времени Рэнд должна была написать еще две трети романа.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.