7 октября <1969 г.>

7 октября <1969 г.>

Мой молодой друг, которого, как я боюсь, мне уже никогда не увидеть…

Я вам отвечала не сразу оттого, что чувствовала себя довольно плохо. Дело было просто в старости, а не в определенной болезни. В этом году мне исполнится семьдесят лет – это гораздо больше, чем я когда-нибудь ожидала. Жалко, правда, что у вас здесь нет родственников. Постарайтесь раздобыть их![796] Почему бы и нет?

Написали ли вы свою книгу по-голландски?[797] Мне будет довольно трудно читать ее, потому что для меня это “по-басурмански”[798]. Но посылайте ее, если буду еще жива, когда она будет опубликована.

Как вам понравился Кларенс Браун? Он хороший. А Б?рлин? Пастернак говорил, что он самый умный человек, с которым он когда-нибудь встречался. А я как-то сомневаюсь. Борис был наивным[799].

Вот так… Что же касается времени в поэзии Ахматовой, я не нахожу его философским. Думаю, что она чувствовала, какие были до нас поколения, но не то, что я назвала бы соотношением неподвижного времени и времени нашей жизни. А если Вы нашли что-нибудь еще, то буду более чем рада.

Люблю стихи Ахматовой от “Белой стаи” по пятидесятые годы. Некоторые стихотворения шестидесятых прекрасны (“Родная земля”). Но отрывки драматического произведения[800] и “Полночные стихи” не для меня. Это любовная лирика старости. Кому она нужна? А что касается реальности по ту сторону времени, над которой она задумывалась, я совершенно с вами согласна. Вы совершенно правы. Она ее постоянно носила в своих мыслях. И это было то, что нас соединяло.

Не забывайте меня. Ваша Надежда Мандельштам.

У меня нет третьего тома[801].

Кстати, я вполне понимаю вас. Я была оптимистична, когда мы познакомились. Это было давно. А теперь я слишком стара для оптимизма.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.