Есть контакт!
Есть контакт!
Однако следует повернуться лицом к производству и вернуться на завод. Разочарование освоенной нами наплавкой придет чуть позже. Сейчас мы, упоенные победой, хватаемся за новое дело: контактную сварку бугелей. Бугель – это П-образная конструкция над крышкой вентиля или задвижки. В центре перекладины П находится гайка с резьбой, в которую ввинчивается шток вентиля. При вращении штурвала шток вентиля движется вверх или вниз, проходя через сальник в крышке, открывая или закрывая тем самым вентиль. Завод изготовляет вентили и задвижки разных размеров; соответственно отличаются по размерам бугеля и крышки.
Крышки вентилей и бугеля изготовляются и обрабатываются отдельно, затем две стойки бугеля привариваются к крышке ручной сваркой. Более 10 сварщиков и обрубщиков литья в две смены трудятся в поте лица в дыме и грохоте над этой операцией, чтобы обеспечить программу цеха: все операции уж очень трудоемкие и длительные. Качество и точность при этом «оставляют желать лучшего»; много готовых деталей идет в брак…
Мы должны по договору освоить на заводе новую технологию – контактную стыковую сварку. Завод сообщает, что изготовил, наконец, для нашей работы оснастку на сварочную машину МСМ-150. Сама машина уже давно сиротливо стоит в цехе, покрытая пылью забвения…
Майор, Толя и я получаем на складе изготовленную оснастку, протираем машину, и монтируем на ней новые детали. Для моих помощников это дело совершенно новое, и они полностью доверяются мне. Я вынужден руководить и важно надувать щеки, хотя тоже никогда не делал ничего подобного. Спасибо моим слесарным учителям: я запросто отличаю ключ от молотка, знаю в какую сторону надо крутить гайку, а институтская теория без устали указывает, – к чему надо стремиться…
На неподвижной губке машины мы собираем зажим для крышек. Крышка любого размера надежно прижимается к вертикальной плите строго по центру, два торчащих «рожка» на крышке, к которым будет приварен бугель – в горизонтальной плоскости. Все основные детали оснастки весьма массивные и отлиты из бронзы: они должны пропускать токи в десятки, иногда – в сотни тысяч ампер. На подвижной губке монтируем пневматический зажим для бугелей. Оба рога бугеля должны быть точно нацелены на рожки крышки при любых размерах деталей.
Процесс контактной стыковой сварки оплавлением (есть еще сварка сопротивлением, которой сваривают, например, кольца цепей) происходит так. Включается мощный трансформатор, понижающий напряжение сети до нескольких вольт. Сближаются до касания торцы деталей (в нашем случае – сразу в двух местах). Огромная сила тока разрушает металл в местах касания, выбрасывая с треском веер искр. Деталь на подвижной губке продолжает подаваться вперед, не допуская остановки процесса оплавления. Несколько секунд машина работает как большой фейерверк, расплавляя с микровзрывами сближающиеся торцы. Тепло от места контакта распространяется в деталь чуть быстрее. Когда торцы раскалятся на несколько миллиметров вглубь, происходит резкое сжатие – осадка, сжимающая нагретые до состояния теста торцы. При этом ток выключается, сварка окончена. Если все сделано правильно, то соединение равнопрочно основному металлу, а выдавленный на сторону металл, так называемый грат, – совсем небольшой.
Так вот: значения «правильных» режимов нам и предстояло установить. Важнейший параметр – длина заготовок, требуемая для «сгорания» и величина осадки. Бугеля на заводе изготовлялись горячей штамповкой. Чтобы приваривать их на нашей машине, «рога бугелей должны быть увеличены на длину «Х», – на величину оплавления и осадки. Для этого нужны новые, весьма дорогостоящие, штампы. Но требуемый размер «Х» я мог определить, только выполнив хотя бы десятков несколько опытных сварок с уже удлиненными «рогами», испытав их прочность на разрыв. Само собой: разрушение детали должно происходить не по сварке, а по основному металлу.
Ситуация была почти неразрешимой. Конечно, можно было «измордовать» завод и заставить его сделать опытный штамп, изделия которого годились бы только для опытов. Наша бригада спокойно бы дожидалась изготовления штампа, затем провела бы опытную сварку и испытания, уточнила режимы, определила точно размер «Х», дождалась бы изготовления уже рабочего штампа. Только потом мы бы окончательно отладили режимы и передали готовую технологию заводу.
Только так бы и сделал Трекало, блаженствующий в отпуске. Возможно, такое же решение принял бы Иван Кузьмич Дагаев, если бы я вывалил ему все сомнения и заботы по размеру «Х». Однако Дагаев был в командировке, а на меня ожидающе смотрели мои верные помощники – Толя и майор. Да и завод я не мог уже «мордовать»: теперь абстрактный «завод» был в облике близкого друга Валеры Загорского, заместителя начальника цеха. Это именно ему приходилось каждый день «изыскивать резервы»: уговаривать на сверхурочную работу сварщиков и обрубщиков, «химичить» с нарядами, чтобы цех выдал планируемое число собранных крышек…
Я был молод и глуп, избыток совести опять заставил меня взять все «рули на себя». Я выдал заводу размер «Х» для рабочего штампа самого ходового размера бугеля.
В свое оправдание могу сказать, что это я сделал не совсем «с бухты-барахты». Несколько дней на «куцых» образцах я с помощниками учился хитростям работы на контактной машине: меняли ток, скорости движения и т. д., читал литературу по контактной сварке, анализировал сваренные образцы и даже построил некоторые кривые зависимостей. Тем не менее, в выданных размерах была изрядная доля интуиции. Конечно: интуиция – дитя опыта, а его было, увы, еще очень мало. Я мог сесть в большую лужу… Гораздо позже я прочитал в умной книжке, что большинству руководителей приходится принимать ответственные решения при отсутствии полной информации и при недостатке времени, говоря простым языком, – почти наобум. Да и Владимир Ильич, бывало, говаривал: «Любая политика лучше политики колебаний». Правда, руководителем я был очень маленьким и не должен был принимать самостоятельно такие решения…
Сварочный цех насел всей мощью на дирекцию завода, и та обязала инструментальный цех срочно изготовить новые штампы для бугелей, отодвинув другие важные и срочные заказы. Штамп изготовили в рекордно короткие сроки, и вскоре штамповщики завалили цех удлиненными бугелями, совсем непригодными для ручной сварки по прежней технологии. Все взоры обратились на мою группу: план завода мог блистательно сгореть…
И тут на меня обрушились два сильных удара. Первый – от главного энергетика завода. Мощность нашей машинки по паспорту была всего 150 кВА. Но это была средняя потребляемая мощность цикла. В момент осадки, когда ток еще не отключался, пиковая потребляемая мощность на 0,5–1,5 секунды увеличивалась в 5-10 раз, то есть практически была равна мощности, выделенной всему заводу. Кроме того – трансформатор нашего монстра был однофазным, – нагружались только две фазы, что создавало дикий перекос фаз, а это уже отражалось на работе оборудования и приборов всего завода. Через два дня заседаний, разговоров, вызовов на «ковры» вопрос был решен блестяще: нам разрешили работать, но только ночью…
Совершенно неуместная вставка – анекдот. Когда американцы высадились на Луну, в ЦК вызвали главу космонавтов и дали задание – высадиться на Солнце. Космонавт робко возразил: там, дескать, жарковато. «Вы что думаете, тут дураки сидят? Полетите ночью!»
Второй удар был еще сильнее: из отпуска возвратился дорогой наш руководитель Сан Саныч Трекало. По пути он зашел в электродный цех и несколько даже игриво обратился к Жене:
– Ну, так когда вы нам, дорогая, дадите флюс АН-20?
– Да полно его, хоть ешьте ж…, – Женя была чем-то обозлена и не расположена к шуткам. Трекало, рассчитывавший на обычное нытье: «ну никак он, зараза, не получается», был уязвлен в самое сердце.
– Что, вы уже выплавили удачный флюс? – с дрожью в голосе усомнился Трекало. Женя удивленно осмотрела его:
– Так ваши же ребята и выплавили этот проклятый флюс!
Трекало как ошпаренный бросился в наш офис и, не здороваясь, набросился на меня:
– Я запретил тебе заниматься флюсом! Почему ты туда полез вопреки прямому приказу? Ты поставил под удар весь институт! Что теперь будет делать вся наша бригада?
Я был ошарашен неожиданным натиском и начал что-то блеять в свое оправдание. Трекало был в таком состоянии, что казалось его вот-вот хватит кондрашка. Понемногу я сосредоточился и начал возражать членораздельно. Сказал, что теперь, имея новый флюс, все вопросы наплавки уже решены, хром без всяких обсыпок уже в норме, и мы можем сдать заводу готовую работу по наплавке. А что касается работы, то ее более чем достаточно по наладке контактной сварки бугелей, где у нас уже есть некоторые успехи. У Трекало глаза полезли на лоб:
– Как??? Вы и в контактную сварку влезли? Вы в ней что-нибудь смыслите? Этим же должны заниматься совсем другие люди – опытные специалисты!!! – он был так возмущен моим самоуправством, что начал обращаться ко мне на «Вы».
Я еще надеялся окончить все разногласия мирно, но уже начинал понемногу звереть.
– Александр Александрович! Кроме флюса мы делали только то, что написано в договоре. Что касается моего неумения, то на инженера-сварщика меня учили целых пять лет! И результаты сварки бугелей я могу вам показать немедленно!
– Ну, покажите, – угрожающе выдохнул Трекало и почти бегом двинулся в цех. За ним бежал я, следом бежали Толя Малышев и майор. Они оба присутствовали при наших «прениях» и только молча переводили глаза на говорившего. В цехе к нашей бегущей четверке пристроился вынырнувший из закоулка Валера Загорский, устремив на меня вопросительный взгляд. Я только развел руки, не снижая темпа бега.
У машины по моему сигналу майор и Толя быстро установили и зажали дефектные крышку и бугель. Я включил машину. На половину цеха под самые стропила взлетел и рассыпался сноп ярких искр, Через несколько секунд нашему «фюреру» был предъявлен пышущий жаром сваренный узел. Я начал было объяснять Трекало о сложностях определения размера «Х», но он, не слушая, почти бегом, бросился из цеха. Я взглядом приказал Толе следовать за ним. Через пару минут Толя прибежал уже настоящим бегом и выдохнул:
– Он пошел к пожарнику…
Нельзя было терять ни минуты. Трекало нашел наше больное место: искры расплавленного металла рассыпались по всему цеху. Я планировал сделать ограждение, но руки до него еще не дошли. На следующую ночь у нас была намечена сварка опытной партии. Если пожарник нам запретит работу, то все отодвинется на неопределенный срок.
– Валера! Срочно: лист металла, два уголка, двух сварщиков!
Валера мгновенно все понял и рванул с места в карьер. Спустя несколько минут лист металла был согнут дугой и приварен над истоком нашего фейерверка к ограде возле машины. Распрямиться дуге мешали два уголка: сварка их соединила и даже аккуратно обрезала излишки. Вся наша бригада поднялась в конторку Валеры на втором этаже, откуда весь цех был как на ладони. В воротах цеха открылась калитка, и показался сначала живот, затем – Трекало, который почти силой тащил «пожарника» – инженера, отвечающего за пожарную безопасность на заводе. Трекало размахивал руками, показывая, как разлетаются искры. Он подтащил пожарника к машине, продолжая что-то говорить, пока не увидел над ней защитное ограждение. Сан Саныч поперхнулся и заглох на полуслове, удивленно разглядывая конструкцию, которой просто не могло быть. Пожарник удовлетворенно развел руками и пошел прочь, хотя Трекало что-то говорил ему вдогонку. Мы звуков не слышали, но все было предельно понятно. Толя, майор и Валера радовались и прыгали, как дети. Я же радовался тому, что они полностью поддержали то дело, которое мы делали вместе.
О том, что мы будем работать ночью перед выходным, по предложению Толи, Сан Санычу решили не говорить.
– А то он еще какую-нибудь палку придумает, чтобы вставить ее в наше колесо, – объяснил Толя свою позицию, яростно отсвечивая цыганскими глазами и вспоминая свою пробежку к пожарнику. Все дружно согласились с этим железным соображением.
Как тати нощные собрались мы в цехе к 21 часу – времени окончания работы второй смены. Само собой получилось, что в нашу бригаду органично «влился» Валера Загорский. С собой он прихватил еще двоих рабочих из цеха. «На всякий случай для переноски грузов», – объяснил он.
С трепетом мы приступили к работе: сваривать предстояло не экспериментальные образцы, а «деловую» продукцию, выданную смежными цехами и прошедшую по всем документам. Майор установил и закрепил крышку, Толя – бугель. Я дотошно проверил центровку и настройку машины на автоматический цикл, бессознательно оттягивая решающий момент. Все настороженно наблюдали за моими манипуляциями.
– Ну, не тяни кота за половые органы! – не выдержал Валера.
Я перекрестился и нажал кнопку «Пуск». Несколько секунд вокруг машины бушевал фейерверк. Теперь он распространялся только в маленьком пространстве: его перехватывало и направляло за машину так быстро изготовленное ограждение.
Машина выключилась. Сняты все крепления, и вот она первая деталь с быстро остывающими местами сварки. Внимательно осматриваем сварку, измеряем размеры. Все как будто бы нормально. По характеру и размерам грата вижу, что испытания на прочность деталь выдержит. Немного увеличиваю время нахождения детали под током во время осадки: расход энергии небольшой, а гарантий качества – много. Еще несколько деталей свариваем с опаской и тщательно осматриваем. Все в норме. Работа идет все быстрее, каждый осваивает «свой маневр», избегая лишних движений. Два мужика «от Валеры» тоже не лишние: подают к машине заготовки и оттаскивают готовые детали.
Часа через два заготовки кончились: мы выполнили месячный план цеха! С удивлением рассматриваем дело рук своих: аккуратно сложенную гору почти готовых к установке деталей. Валера прыгает от радости: не нужны сверхурочные и сверхусилия для выполнения плана! Мои Толя и майор испытывают «чувство глубокого удовлетворения». Обо мне и говорить нечего: на карту я поставил своим нетерпением слишком много. Удача снимает с плеч тяжелый груз сомнений и ответственности: все получилось!
С удивлением замечаем, что время еще детское, транспорт еще ходит, и мы спокойно предвыходную ночь можем провести дома. Быстро расходимся по домам.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.