Глава 19 Вхождение в роль

Глава 19

Вхождение в роль

В один из ноябрьских вечеров мы вошли с Николаем Ивановичем Рыжковым в зал заседания коллегии Гостелерадио, где руководители служб, редакций, подразделений ожидали представления нового председателя Госкомитета. Председатель Совета министров СССР тепло, с симпатией сказал обо мне, оценил ситуацию в стране как кризисную и выразил надежду на то, что телевидение и радио помогут правительству в этот трудный час. Мое выступление было кратким. Основную программу я изложил позднее на встрече с руководителями творческих подразделений. В зале было много знакомых лиц. Они ждали честного, открытого разговора. И я решился на исповедь. Чтобы на корню пресечь всякие слухи, я предложил им собственное видение тех неизбежных перемен, в которые должно вступить Гостелерадио. Я сохранил свое выступление:

Необходимость перестройки Гостелерадио, а с этим связано мое возвращение, вызвана не только перестройкой в стране. Нам всем ясно, что в нынешних условиях роль телевидения еще больше возросла, стала всеобъемлющей.

Можно спорить по поводу «четвертой власти». Но озабоченность президента – Михаил Сергеевич Горбачев в беседах со мной это подчеркнул – обусловлена возросшим пониманием фактической реальной роли телевидения и его воздействия на общество.

Общество больно. Мы это часто говорим. Но телевидение может выступить в роли лекаря. Раньше мы говорили, что оно всегда выступало в роли духовного наставника – это факт. Оно таким было, есть и будет, независимо от того, кто и что будет здесь творить. Наставлять оно будет. Но вот роль лекаря я специально выделяю. Невозможно придумать какие-то бодрящие дешевые лекарства для того, чтобы успокоить, утешить общество, помочь ему стать сразу более оптимистичным в условиях, когда, к сожалению, действует известная формула: бытие определяет сознание. Каждый прожитый день, особенно для женщин, – это день терзаний по поводу того, как прокормить семью, где достать продукты, как выжить и т. д. И естественно, этим определяется ситуация в стране, в обществе.

Изменилась психология отношений между людьми, а теперь – партиями, различными слоями населения, нациями и народностями. За очень короткий срок, практически за полтора-два года, мы оказались в стране, раздираемой многочисленными противоречиями. В качестве основного посыла хочу внести такое предложение. Мы должны, по возможности с учетом положения дел в обществе, сегодня ввести мораторий на экстремизм любого толка. Я не говорю левого, правого, потому что мы запутались бы даже в понятиях, кто левый, кто правый. Я уверен, нет ни левых, ни правых, ни центристов в чистом виде. Все гораздо тоньше и сложнее.

Все зависит от того, кому мы доверяем. Тому, кто от имени общества хочет говорить искренне, озабочен делами общества, или тому, кто хочет набирать политические очки, удовлетворять свои собственные амбиции…

Не скрываю, для меня главным мерилом будут два качества, два критерия – это профессионализм и человеческая порядочность. Я намеренно исключаю политические позиции с самого начала, потому что этот принцип может привести к охоте на ведьм.

Это – с одной стороны. С другой стороны, нужно учитывать реальности. Уже нет так называемого монстра – Гостелерадио и не должно быть той административно-командной системы управления, которая связана с ним.

Ситуация такова, что есть 14 республик, которые уже имеют свои независимые, суверенные, как и сами республики, телерадиокомитеты, как бы они ни назывались в будущем – компаниями, концернами, корпорациями. Есть решение российского правительства о создании российской телерадиокомпании. Я отношусь к нему с большим уважением.

Теперь некоторые деловые соображения. Например, в каких пропорциях должны быть общественно-политическое и художественное вещание?

Давайте зададимся вопросом: не происходит ли на телевидении и радио девальвация политического вещания, политических процессов, самой политической реформы? Многие телезрители уже отравлены политическими речами, как наркотиками. Они сами становятся политическими наркоманами.

Настоящим лекарством в этом больном обществе может быть художественное телевещание. И на это сегодня надо смотреть глазами не только профессионалов, но и глазами политиков.

Здесь ведь тоже происходят страшные процессы. Началась коммерциализация искусства. Государство как бы отказывается от меценатства и толкает Министерство культуры, все органы, учреждения культуры на самофинансирование. Стыдно стало ходить в кинотеатры, театры с детьми, с женами. Но сегодня меня чрезвычайно удручает то, что и на телевидение пришло бесстыдство в больших масштабах. А ведь все телевидение в мире защищено от этого законами. Ничего подобного нет на государственном телевидении ни в Италии, ни во Франции, ни в ФРГ. Нет этого в США, нигде этого нет. Эротику, порнографию, ужасы, насилие можно найти на коммерческих каналах, в гостиницах, но за дополнительную плату.

Когда в больном обществе, скажем, кинематографисты провозглашают, что мы безнравственны, бездуховны, а сами создают образцы безнравственного, бесстыдного искусства, это никуда не годится.

Нам нужно ужесточить критерии высокой художественности, повысить планку спроса в художественном вещании, и особенно в музыкальных программах.

Не надо запрещать никакие жанры. Это всем нам ясно, но должны сохраняться критерии большого искусства, причем во всех жанрах – и в рок-музыке, и в поп-музыке, и в классической, и в народном творчестве.

Я буду настаивать на том, чтобы телевидение было остросоциальным, обеспечивая защиту социальных интересов людей. Только тогда оно будет уважаемое, только тогда нас будут воспринимать не только как развлекаловку. От нас будут ждать помощи и будут обращаться к нам.

Таким было это выступление. Еще до этой встречи я успел дать несколько интервью, в частности газетам «Правда» и «Известия», в которых более пунктирно высказал ту же концепцию. Вспоминаю, как в один из дней ко мне напросились сразу два журналиста: от «Правды» Н. Кривомазов, от «Известий» Вл. Арсеньев. Времени не хватало, я был вынужден принимать их вместе.

Вот тогда-то и произошел любопытный эпизод. Во время нашего разговора мне позвонил Николай Иванович Рыжков и напомнил, что остается всего неделя до представления документов о реорганизации Гостелерадио. Я ответил ему: «Об этом помню. Я выполню волю президента». Арсеньев подхватил эту фразу и опубликовал интервью со мной в «Известиях» под названием «Я пришел, чтобы выполнить волю президента». На самом деле, конечно, так поверхностно, механически нельзя было ни тогда, ни позднее воспринимать всю мою работу, связанную с телевидением и радио.

Кривомазов же назвал свой материал «Останкинский передел» и был, на мой взгляд, более точен. Хотя каждый из корреспондентов сказал правду.

Не хочу и не буду говорить здесь о той картине, которая предстала взору, когда я стал вникать в работу телевидения. Михаил Сергеевич Горбачев был прав в своих оценках, когда приглашал меня на работу в Гостелерадио. Из своего кремлевского далека он видел главное: на телевидении утрачено управление творческим процессом. Получив свободу и самостоятельность, в редакциях перестали думать о том, ради чего они были созданы. Все с алчностью юконских золотодобытчиков кинулись обогащаться. Практически не стало ни одной передачи, в которой бы не было явной или скрытой рекламы. Эфирное время продавалось за бесценок. Эфир заполонили дешевка и пошлость. Забегая вперед, скажу: к сожалению, мне так и не удалось до конца навести в этом деле порядок.

В совершеннейшем упадке находились общественно-политические программы, прежде всего социально-экономического содержания. Ведь сегодня, когда рынок, рыночная система и рыночные взгляды входят в каждый дом, в каждую семью, нужны специальные передачи, посвященные рыночной экономике, самым больным проблемам, связанным с экономикой страны. Здесь надо было бы занять чрезвычайно жесткую позицию с возможной критикой и правительственных структур, и тех же президентских указов, которые в той или иной степени не учитывают новых реалий дня.

Предполагалось, что телевидение и радио вместе с профсоюзами, вместе со всеми институтами социальной защиты различных слоев и групп, а в первую очередь тех, кто больше всего уязвим, – пенсионеров, инвалидов, детей, студенчества, молодежи, – должны найти свои особые формы работы. Телевидению необходимо выработать активную позицию, она должна быть закреплена и проведена через цикл новых социально-экономических программ, работающих исключительно на достижение поставленных целей, решение социальных задач.

Я предполагал, что такое вот сочетание информационного вещания и нового подхода к социально-экономическому вещанию – это и есть то, что нам нужно. Это будет составлять 25–30 процентов всего объема вещания. А все остальное – художественное вещание, увеличение музыкальных, литературных программ, развлекательных. В то же время надо усилить борьбу с пошлостью, эротикой, порнографией, которые совершенно открыто стали проникать через музыкальные видеоклипы, фильмы-поделки, коммерческое телевидение, видеокассеты.

Помню, как на заседании Верховного Совета СССР, когда встал вопрос об элементарном соблюдении норм нравственности в средствах массовой информации, в искусстве, на телевидении, с резкой репликой выступил президент Горбачев. Он обратился прямо ко мне в зале: «Мы зачем вас послали на телевидение? Наводите порядок!»

Но борьба с пошлостью на телеэкране входила в концепцию тоже. Мне виделось создание такого нового образа художественного вещания, которое бы несло в себе добрые начала – воспитателя, просветителя и умного собеседника. Это главное. Государственное телевидение должно быть свободно от коммерции в эфире, но обязано находить средства для того, чтобы привлекать лучших мастеров культуры и создавать и для кино, и для театра музыкальные произведения и изобразительные передачи, достойные нашего народа. Просвещать, заражать гуманистическими идеями, давать образцы нравственности, воспитывать уважительное отношение людей друг к другу, терпимость, гражданское согласие. Все это может и должно делать телевидение.

Но неожиданно для меня стали подвергаться осмеянию в различных изданиях как раз эти, казалось бы, годами выверенные постулаты.

Вспоминаю состоявшийся в конце декабря 1990 года съезд народных депутатов СССР. Ультимативные требования, категоричные суждения депутатов, их резкие высказывания и оценки в общем и целом отражали состояние напряженности и нервозности в обществе, с которыми оно вступало в 1991 год.

Распространенное среди участников Обращение к съезду народных депутатов СССР, ко всем народным депутатам страны, подписанное группой общественных деятелей и народных депутатов СССР, республик, тоже было сколь тревожным, столь же и категоричным в выводах. Но в целом его авторы, обеспокоенные положением в обществе, мне кажется, представили правдивую картину. В Обращении между прочим было сказано:

«Борьба крайних политических сил разъедает работу Советов, всю политическую жизнь страны. Правые консерваторы пытаются парализовать реформаторскую деятельность Советов. В ответ на это левые экстремисты требуют роспуска новых представительных учреждений. Решающую роль играет откровенный национализм, который паразитирует на естественном стремлении всех национальностей страны к свободе и самоопределению. Старая и новая бюрократия ведут работу друг против друга, непрерывно перестраивают структуру власти, дестабилизируют управление… Судьба каждого человека, каждой семьи, каждой социальной и национальной группы, сообщества народов в опасности!

Особо негативное влияние имеет наметившееся противостояние Верховного Совета СССР и Верховного Совета России. Вопрос об отношениях между двумя руководителями – М.С. Горбачевым и Б.Н. Ельциным – стал пробным камнем способности новой власти к разумной, конструктивной деятельности, к принятию подлинно демократических решений».

Проведение поименного голосования по такому серьезному вопросу, как отставка президента, показало, что большинство депутатов намерены работать вдумчиво, конструктивно, не поддаваясь эмоциям. Началось постепенное, день за днем, последовательное разрубание узлов, накопившихся за последние месяцы.

За десять дней депутатами была проделана огромная работа.

В целом работу Четвертого съезда народных депутатов СССР можно было бы оценивать как конкретную и результативную. Большинство представителей республик высказались за союзный договор, формирующийся «снизу», одобрили его концепцию. Были приняты Закон об изменениях и дополнениях к Конституции СССР, постановление по выходу из кризиса с четким обозначением конкретных первоочередных дел, ряд других важных документов. Но взрыв, и не один, все же прозвучал на съезде. Российский парламент, работавший в эти дни, проголосовал за то, чтобы внести в союзный бюджет на 1991 год лишь 23,4 миллиарда рублей, что составляло менее 10 процентов той общей суммы, которую Российская Федерация обычно направляла на развитие общесоюзной экономики. Это решение фактически взорвало союзный бюджет и положило начало распаду СССР.

За несколько дней до окончания работы съезда с неожиданным заявлением очень взволнованно выступил министр иностранных дел СССР Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе. Он, в частности, сказал: «Меня, товарищи, потрясли, прямо скажу, потрясли события первого дня, начало работы нашего съезда. Нажатием кнопки решалась судьба не только президента, но и перестройки, и демократизации… Наступает диктатура, заявляю со всей ответственностью… Я хочу сделать следующее заявление. Я ухожу в отставку…»

Это прозвучало как гром среди ясного неба. Потом в кулуарах съезда и от компетентных источников я узнал, что президент СССР внес на утверждение съезда не только новую должность вице-президента, но и планировал предложить на эту должность именно кандидатуру Шеварднадзе. Поэтому было хорошо видно, что драматическое заявление министра иностранных дел об уходе в отставку стало полной неожиданностью для президента. Ему не удалось скрыть от телевизионных камер растерянность, которую он испытал в первые минуты.

Михаилу Горбачеву пришлось срочно искать новую кандидатуру на пост вице-президента. Надо было советоваться с политбюро ЦК КПСС, и, думаю, не без его поддержки президент рискнул предложить кандидатуру малоизвестного Геннадия Янаева.

Во второй половине дня 27 декабря я позвонил из Кремля своему первому заместителю и поинтересовался, какие у них есть неотложные вопросы ко мне. Он сообщил, что в популярной программе «Взгляд», выходящей в эфир на следующий день, предусматривается большое интервью с Шеварднадзе. Но правильно ли это? В ответ я высказал предположение, что ушедший в отставку министр вряд ли согласится давать интервью. Но на всякий случай решил посоветоваться с президентом. Ближе к вечеру, в перерыве между заседаниями, подошел к Горбачеву и рассказал о существующем замысле. В ответ он откровенно высказал свои сомнения: «Знаешь, Леонид, это несвоевременно. Эдуард Амвросиевич очень подвел меня. Я объяснялся с ним, убедить не смог. Не думаю, что он согласится сейчас давать интервью. У него не то настроение…»

Вечером, в начале девятого, как это было предусмотрено режимом работы в съездовские дни, я приехал в Останкино. После всего виденного и слышанного в Кремлевском дворце и в кулуарах на душе было тревожно и неуютно. По всему чувствовалось, что где-то в самых высоких политических сферах происходят подвижки, которые могут серьезным образом отразиться и на нашей работе.

Тут необходимо сделать одно маленькое, но существенное отступление. Многим непосвященным в работу председателя Гостелерадио может показаться, что, если со мной с глазу на глаз беседовал президент СССР, значит, я был посвящен в самые сокровенные тайны. Если в кабинете председателя на десятом этаже в Останкине стоит телефон правительственной связи с надписью «М.С. Горбачев» – значит, я звонил по нему в день по нескольку раз. Были, конечно, и многочисленные доверительные беседы, и телефонные звонки. В основном они касались текущих дел и роли телевидения в жизни страны. Но к принятию ответственных политических решений я, как председатель Гостелерадио, не имел прямого отношения. Нередко случалось даже так, что мои подчиненные о чем-то узнавали из своих источников раньше, чем об этом узнавал я. И хотя это порой создавало весьма пикантные ситуации, я не считал себя вправе настаивать на большей информированности, чем мне было положено: посчитают нужным – скажут, а что меня не касается, да и бог с ним! Жить спокойнее.

Вернувшись в Останкино, встретил в приемной сразу трех заместителей и с ними главного редактора молодежных программ ЦТ Александра Пономарева. Все были слегка взъерошены, а Петр Решетов, мой первый заместитель, показалось, даже взвинчен. Они обсуждали все тот же злополучный вопрос об участии в передаче «Взгляд», запланированной на 28 декабря, Эдуарда Шеварднадзе. Я пригласил их к себе в кабинет и, выслушав доводы, поинтересовался, а есть ли договоренность с самим министром. Выяснилось, что разговоры велись только на уровне его помощников. Самого Шеварднадзе не удалось пока найти.

Я не стал рассказывать о своей беседе с президентом, чтобы не оказывать на них давление. Вместе с тем хотелось самому убедиться, какова будет реакция Шеварднадзе. По телефону правительственной связи стал разыскивать его. Однако все усилия были безуспешны. И тогда я связался с помощником Шеварднадзе Игорем Ивановым. Я задал ему только один вопрос: возможно участие в завтрашней программе Шеварднадзе? На что он заметил, что это нереально. Увы, добавил он, при всем уважении к телевидению ни «Взгляд», ни какая иная программа – наша или зарубежная – не смогут получить у него интервью в ближайшие дни. Надо понять его внутреннее состояние, драматизм пережитого. Он не откликнется. Так что наберитесь терпения и ждите.

Мы были хорошо знакомы с Игорем Сергеевичем Ивановым. Часто я с ним советовался по нашим международным телепрограммам. Видимо, доверяя мне, он в конце разговора заговорщически промолвил: «Леонид Петрович, информация только для твоего уха. Шеварднадзе «зарылся в листьях», скрылся от всех глаз и ушей. Его даже Горбачев найти не может».

После этого, казалось бы, все стало ясно. Правда, несколько часов, до полуночи, мы потратили на то, чтобы попытаться самим поразмышлять над тем, что будем делать завтра в эфире, с какой передачей можно выходить в условиях, когда съезд закончился. Приглашенный ко мне в кабинет руководитель программы «Взгляд» Александр Любимов, помнится, говорил о том, что у президента Горбачева меняется курс, он становится консервативным, и команда его тоже меняется. В подтверждение Любимов сослался на отставку Шеварднадзе и на избрание вице-президентом Янаева. Нужно ждать новых назначений, скорее всего консервативного толка.

В этом меня попытались убедить взгляд овцы. Но был неотложный практический вопрос. Речь еще шла о том, какое же дать объявление телезрителям завтра по поводу невыхода «Взгляда». Я, правда, предложил пригласить в качестве основного гостя «Взгляда» Янаева, основываясь на том, что он сумел-таки во втором туре пробиться в вице-президенты. Кроме того, человек он новый, совершенно неожиданный, и будет интересно поговорить с ним.

Взглядовцам посоветовал: при вашем умении, ребята, острыми, неожиданными вопросами «потрошить» собеседника вы завтра в программе «Взгляд», может быть, даже сумеете раскрыть новую личность. Неизвестно, с какой стороны, правда, но раскрыть уж точно.

Однако со взглядовцами не удалось найти общего языка в этой дискуссии. На Янаева они не согласились. Он казался им неинтересным человеком. Хотя, как показали дальнейшие события, думаю, что интервью с Янаевым, возможно, стало бы историческим.

Тогда же мы пытались договориться по поводу 4 января, следующего выпуска программы «Взгляд». Однако Любимов сказал, что, поскольку наметился сильный поворот курса, надо присмотреться, куда дело ведет президент.

– «Взгляд» – политическая программа, – заявил он, – и мы не можем просто так, наспех что-то от себя делать сейчас. Поэтому мы предлагаем повторить нашу передачу о поездках Шеварднадзе по странам Африки.

Да, действительно, была такая передача несколько месяцев назад, когда взглядовцы брали интервью у Шеварднадзе и его помощников прямо на борту самолета, перелетавшего из одной страны в другую! Но почему ее повторять теперь? Я возмутился: «Ребята, это дикое предложение! Это же не повтор музыкальных программ по заявкам телезрителей, что случается. Возникла скандальная политическая ситуация. Шеварднадзе решился на крупный политический скандал. Сейчас ему рукоплещут на Западе. Разве вы этого не понимаете?!»

Наивен был я, а не взглядовцы. Не исключаю, что они знали заранее об этой акции. Но тогда я твердо сказал: «Повтора давней передачи не будет».

Однако настоящая провокация случилась на следующий день. В минуту планировавшегося выхода в прямом эфире «Взгляда» вдруг появляется популярный диктор телевидения, в тот момент сотрудничавший со «Взглядом», и делает объявление: «Сотрудники программы «Взгляд» сообщают, что сегодня передача не выйдет в эфир, поскольку у взглядовцев кардинально разошлись взгляды с председателем Гостелерадио СССР Леонидом Кравченко относительно итогов закончившегося съезда народных депутатов».

Признаюсь, для меня это было полной неожиданностью. Здесь даже слово «провокация» слишком мягко оценивает то, что сотворили взгляд овцы. Это была подлость, коварная подлость по отношению к человеку, который все делал накануне, чтобы спасти выход передачи, но не получилось.

Уже на следующий день я вышел сам в эфир вечером и рассказал телезрителям, где правда, а где ложь и чистой воды провокация.

После невыхода «Взгляда» 4 января началась совершенно новая полоса моей жизни. Озабоченный вопросами реорганизации Гостелерадио, обремененный решением текущих дел, отрываемый от Останкина участием в работе съезда народных депутатов СССР, я даже не мог предполагать тогда, что вокруг меня закручивается интрига, с помощью которой мне навязывают жесткую и бескомпромиссную политическую игру.

Тут надо сделать еще одно отступление.

В условиях резко обострившегося противоборства различных политических сил между ними началась открытая борьба за усиление своего влияния на телевидении. В ход было пущено все: сговор, подкуп, продвижение «своих» людей – комментаторов, обозревателей, репортеров, стремление взять под контроль популярные циклы программ. В этом отношении пример с еженедельной политической программой «Взгляд» весьма показателен.

Когда-то я был прямо причастен к ее открытию. Почти год я помогал ее становлению. Талантливые ведущие, современная режиссура, яркие репортерские находки, сенсационность в выборе тем и конкретных фактов, приглашение в передачу популярных людей сделали эту программу одной из лучших на телевидении.

Надо учесть и еще одну особенность. В ходе политических баталий ведущие программы обрели большую известность в стране своими независимыми демократическими взглядами. Они не постеснялись использовать собственную популярность во время кампании по выборам народных депутатов Российской Федерации. Почти все они были выдвинуты кандидатами в народные депутаты по списку от движения «Демократическая Россия». Само это движение решительно поддерживало Бориса Ельцина и перешло в оппозицию к Михаилу Горбачеву. Как следствие и программа «Взгляд» стала занимать откровенно антигорбачевскую, антиправительственную позицию. Я знал об этом. Понимал, почему взглядовцы попытались целиком посвятить передачу Шеварднадзе. Ведь он, по существу, переходил в оппозицию к президенту. И передо мной вставала непростая задача. С одной стороны, я был категорически против введения какой бы то ни было цензуры на телевидении. С другой – трудно было примириться с тем, что на государственном телевидении за деньги, выделяемые правительством, создается программа, которая откровенно дискредитирует президента и правительство. Более того, «Взгляд» все больше стал использоваться как влиятельный инструмент в противостоянии Горбачев – Ельцин.

Ясно было, что Горбачев не примирится с этим. Как-то, отвечая на приглашение ведущих «Взгляда» принять участие в одном из выпусков этой программы, Горбачев сказал примерно следующее: «Я приеду к вам на передачу, но только тогда, когда ваши взгляды будут близки к моим».

Но тут был еще один важный политический нюанс. На выборах народных депутатов России все ведущие «Взгляда» получили депутатские мандаты. А ведь по закону им надо было или оставаться работать на государственном телевидении, или сдать свои депутатские мандаты.

На западном телевидении просто не допускается, чтобы в качестве постоянных ведущих, комментаторов, обозревателей телевизионных программ были депутаты. У нас же свыше десятка работников телевидения стали депутатами и откровенно использовали телевидение для политической борьбы.

В общем, получалось так, что нас, руководство государственного телевидения и радиовещания, наши доморощенные политики ставили перед трудными проблемами. Вслед за газетными публикациями последовали депутатские запросы о причинах невыхода «Взгляда». Дело в том, что в ответ на клеветнические выступления прессы, где главную роль играли сами ведущие программы, мой первый заместитель принял решение о временной приостановке выпуска передачи. Подчеркиваю, приостановке, а не о запрете «Взгляда». Причем была договоренность с ведущими «Взгляда» заключить контракт. Исходили из того, что группа оппозиционных депутатов получила в свои руки на государственном телевидении собственную программу и выступает последовательно с критикой правительства этой страны и президента. А это уже факт политической борьбы, а не просто факт политического плюрализма мнений. Поэтому было решено предложить взглядовцам разработать контракт, чтобы обеспечить таким образом определенные обязательства обеих сторон.

Для контракта необходимо было юридически точно подготовить документы. Этот процесс затянулся.

Причем делалось это создателями программы «Взгляд» умышленно.

Воспользовавшись создавшейся ситуацией, взглядовцы тем временем, как настоящие предприниматели, уже разрабатывали совершенно другую концепцию выхода «Взгляда» в рамках коммерческой организации.

Тем временем у входа в Останкинский телецентр появился постоянный пикет. Десяток женщин держали в руках плакаты: «Кравченко, требуем открытия «Взгляда». Однажды я с ними разговорился по душам, представившись, что я и есть Кравченко. Они были в замешательстве, когда я им рассказал всю правду. Они даже признались, что им за участие в пикете платят по 500 рублей каждой.

Пришлось и со взглядовцами объясняться: «Как вам не стыдно – народным депутатам так пошло подкупать женщин?»

Пикеты тогда прекратились. Но, помнится, уже стали появляться в печати сообщения, что «Взгляд» переходит на работу в режиме подпольного изготовления некоторых своих выпусков. В частности, говорилось, что один из выпусков «Взгляда» подготовлен и показан был в Ленинграде, затем в Прибалтике и в Грузии. И только позднее одна из газет опубликовала материал под названием «Взгляд» ушел в подполье и стал акционерным обществом». Был создан уставный капитал, первые десятки тысяч рублей внесли сами ведущие «Взгляда». Им обеспечивали поддержку ряд предприятий и организаций, создавших благотворительный фонд, право распоряжаться которым было предоставлено творческому коллективу программы. В это же время возник и так называемый фонд защиты «Взгляда» с расчетным счетом. Этот счет публиковался в прессе. Стали проводиться концерты в закрытых помещениях и на открытых площадках. На митингах, которые прошли в Москве, популярные артисты выступали тоже в рамках сбора средств для «Взгляда» и для фонда.

Стало очевидно, что речь идет уже о крупном коммерческом предприятии, которое впоследствии стало называться телекомпанией ВИД и в этом качестве процветает до сего дня, выпуская около десятка своих программ, в основном на первом канале. Сами по себе неплохие, передачи эти являются крупными рекламоносителями. Так сложился миллиардный (в старых рублях) капитал, он быстро наращивался, и я не исключаю, что в дальнейшем жертвой рискованных коммерческих комбинаций стал талантливый журналист, генеральный директор фонда ВИД Влад Листьев.

Примерно в те же времена ко мне напросилась делегация народных депутатов России, которая якобы выполняла особое поручение Верховного Совета России по защите чести и достоинства Бориса Ельцина. Дело в том, что в печати и по телевидению, прежде всего за рубежом, проходили публикации и телевизионные сюжеты о поездках Ельцина в зарубежные страны. В частности, скандальными показами была отмечена поездка председателя Верховного Совета в США. Он много сделал сенсационных заявлений. Когда облетел на вертолете вокруг статуи Свободы, Ельцин объявил, что он наконец-то стал свободным. А выступая в различных крупных аудиториях, был замечен, мягко говоря, в нетрезвом виде. Особенно скандальной оказалась его встреча в одном из университетов. Накануне он допоздна «загулял» в кругу друзей и к утру не пришел в рабочую форму. А надо было уже в 10.00 выступать перед студентами. «Высокого гостя Америки» удалось поставить на ноги в буквальном смысле слова. Но когда пришлось идти на трибуну, походка его, а потом бессвязная речь обернулись сенсационным скандалом.

Фрагмент этого, с позволения сказать, выступления был показан и по советскому телевидению. После того озабоченные депутаты задались вопросом: а не подстроило ли все это телевидение, которое использовало различные технические приемы, чтобы представить Ельцина в непотребном виде?

Вот с этим заданием и пришли ко мне депутаты. Я сразу сказал, что видеомонтаж – сильная штука, но не настолько, чтобы трезвого делать пьяным.

Депутаты провели несколько часов в наших видеоаппаратных, посмотрели все оригиналы, а потом уже в моем кабинете принесли извинения за доставленные хлопоты.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.