Глава 12 РОЛЬ АРТИЛЛЕРИИ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ 1812 ГОДА

Глава 12

РОЛЬ АРТИЛЛЕРИИ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ 1812 ГОДА

Эпоха наполеоновских войн стала золотым веком гладкоствольной артиллерии как в области ее тактики, так и в материальной части. Артиллерия еще раз подтвердила право именоваться Богом войны. По итогам войны 1812 г. Наполеон отмечал:

«Те, которые извлекают из древних писателей понятия о современной войне, скажут, что в 40-тысячной армии выгоднее иметь лишь 3600 лошадей и 4000 пехотинцев, чем 120 орудий; или иметь только 60 орудий и зато лишних 1500 лошадей и 2000 человек пехоты; но они ошибутся. Пехота, кавалерия и артиллерия армии должны находиться в определенном численном соотношении, эти рода войск не могут заменить один другого. Случалось, что неприятель мог одержать на наших глазах победу в сражении, он стоял на сильной позиции, имея 50 или 60 выгодно расположенных орудий. Тщетно было бы атаковать его, даже располагая превосходством в 8000 человек пехоты и 4000 кавалерии. Нужна была батарея равной силы, под защитой которой продвигались и развертывались бы атакующие колонны. Соотношение трех родов оружия было во все времена предметом размышлений великих полководцев.

Все они согласны в том, что:

1) на 1000 человек должно быть 4 орудия, так что численность артиллерийской прислуги составит ¹/₃ часть армии, и

2) кавалерия должна составить ? численности пехоты.

Надежда ворваться на батарею и овладеть пушками посредством холодного оружия или перебить канониров при помощи стрелков — это просто химера; иногда это случается; и разве мало есть примеров захвата больших трофеев посредством нечаянного нападения? Но вообще нет пехоты, будь она самая храбрая, которая без помощи артиллерии могла бы безнаказанно пройти 500 или 600 туазов[100] под огнем шестнадцати орудий, выгодно расположенных и обслуживаемых хорошими канонирами; не пройдя и двух третей пути, солдаты будут перебиты, переранены, рассеяны»[101].

Говоря о кампании 1812 года, Наполеон пишет, что в его артиллерийских парках приходилось в среднем на одно орудие по 30 лошадей и 35 человек. Но целесообразнее это соотношение довести до 35 лошадей и 40 человек.

Следует заметить, что к весне 1813 г. Наполеон создал практически новую артиллерию, имевшую в своем составе свыше 250 полевых пушек. Кроме того, в армии Евгения Богарне, не участвовавшей в походе в Европу, оказалось свыше 400 полевых пушек, что составляло 2?3 орудия на 1000 человек. В последующем это соотношение возросло до 4?5 орудий.

После сражений 1812 г., а главное, после осенне-зимнего похода от Тарутина до Польши русская армия не была готова к развертыванию наступательных действий. Дивизии действующей армии не были укомплектованы личным составом. В большинстве пехотных дивизий насчитывалось 1,5?2 тыс. человек. Корпуса были в основном двухдивизионного состава. Действия корпуса обеспечивали 3?4, а иногда только 2 артиллерийские роты. К 23 января 1813 г. численный состав действующей армии составлял 138 318 человек при 645 орудиях.

Насыщенность русской армии артиллерией была выше, чем французской. В ней в 1813 г. на 1000 человек приходилось 4?5 орудий, а в 1814 г. — 6?8 орудий.

Замечу, что в преследования французской армии принимало участие менее половины состава действующей армии (55 тыс. человек). Остальные силы были растянуты вдоль границы, блокировали крепости и обеспечивали коммуникации.

В период заграничных походов штатная организация пехоты, конницы, а также артиллерии часто нарушалась. Артиллерийские роты одной и той же бригады обеспечивали действия не одной дивизии, в состав которой они входили, а часто придавались различным пехотным дивизиям и отрядам. Дробились даже роты. Так, в составе артиллерии действующей армии к 23 января 1813 г. насчитывалось 11 конных артиллерийских рот (140 орудий), 15 батарейных рот (186 орудий) и 26 легких рот (319 орудий).

Для лучшего артиллерийского обеспечения действующих войск А.П. Ермолов предложил все артиллерийские роты разделить на три рода.

К первому роду относились роты, полностью укомплектованные и выступившие в поход. Для пополнения этих рот из артиллерийского резерва было взято 3286 человек и 3510 лошадей. К 27 февраля 1813 г. в действующей армии (без армии Витгенштейна) насчитывалось 47 таких рот — 16 батарейных, 23 легких и 8 конных.

Ко второму роду были отнесены роты, которые имели орудия (часто неисправные), ротных командиров, офицеров, фейерверкеров, но не имели рядовых артиллеристов и лошадей. Таких рот насчитывалось 73 — 25 батарейных, 36 легких и 12 конных. Все эти роты составляли артиллерийский резерв, при этом: 55 рот (19 батарейных, 27 легких и 9 конных) были отнесены к первому резерву, а 18 рот (6 батарейных, 9 легких и 3 конных) — ко второму резерву. О первом артиллерийском резерве генерал Ермолов писал в рапорте: «Сей артиллерийский резерв может подвигаться за армиею, когда надобность в нем предстанет». За счет артиллерийского резерва предполагалось сменить роты, понесшие потери в бою.

В разряд третьего рода входили 12 рот (2 батарейные, 6 легких и 4 конных), которые имели лишь часть людей и лошадей или только ротных командиров, офицеров и фейерверкеров. Из этих 12 рот предполагалось создать полностью укомплектованный артиллерийский резерв: 1 батарейную, 1 легкую и 1 конную роты. Ермолов писал: «Роты сии должны непременно иметь полное число людей и лошадей… В их же обязанности принимать к себе всех людей, выздоравливающих из госпиталей, которые принадлежат к ротам за гpaницeю находящихся, причисляя людей батарейных рот в батарейную, легких рот — в легкую, а конных рот — в конную».

Предложенная генералом Ермоловым система подготовки артиллерийских резервов позволила в течение 1813 г. доукомплектовать людьми, лошадьми и материальной частью 58 артиллерийских рот, из которых 38 рот было отправлено в действующую армию.

Артиллерийские резервы обеспечивали артиллерию действующих войск не только личным составом и материальной частью, но и зарядными ящиками, и боеприпасами. Так, из заготовленных боеприпасов на 129 дивизий (743 040 артиллерийских выстрелов, 95 748 960 патронов и 7990 пудов свинца) ими за границу было доставлено боеприпасов из расчета на 51 дивизию.

В результате потерь, понесенных в кампанию 1812 г., русская артиллерия оказалась слабо обеспеченной и конским составом. Выделение специальных средств и приобретение внутри страны 7040 лошадей позволило полностью укомплектовать артиллерию и конским составом. Мало того, в 12 ротах артиллерийского резерва оказалось возможным содержать удвоенное против штата количество лошадей, что было сделано за счет артиллерийских рот, отправленных в тыл на формирование. Наконец, в ходе кампании ряд артиллерийских рот был отправлен в действующую армию тоже с удвоенным штатным количеством конского состава.

Отечественные историки, как царские, так и советские, говоря о кампании 1812 г., единообразно отмечают превосходство русской артиллерии над артиллерией Великой армии. Она-де имела большую дальность стрельбы и тактически более грамотно использовалась. «В отличие от французских, русские войска применяли более подвижные и маневренные батальонные колонны. Такой более расчлененный боевой порядок был менее подвержен поражению сосредоточенным огнем артиллерии противника и был более гибким в бою»[102].

Из всех дифирамбов можно согласиться лишь с одним — маневренность и мобильность русской артиллерии в большинстве случаев была лучше, чем у противника. Но связано это было не с превосходством матчасти русских орудий и не с лучшей квалификацией офицеров, а исключительно с артиллерийскими лошадьми, которых у Кутузова было больше, а главное, они были сыты.

«Для отражения атак крупных колонн пехоты в обороне или огневой подготовке прорыва боевых порядков противника в наступлении создавались батареи с большим количеством артиллерии (30?50 орудий). Только такие батареи, при ограниченной дальности стрельбы и скорострельности орудий, могли создать большую плотность огня и подготовить условия для успешных действий войск. Вместе с тем создание батареи с большим количеством орудий приводило к значительным потерям личного состава. Следовательно, уже в этот период выявились противоречия между необходимостью массированного применения артиллерии и дальности стрельбы, появились первые признаки кризиса в применении гладкоствольных орудий»[103].

То есть, попросту говоря, попытка овладеть большой батареей превращалась в мясорубку. Классический пример тому — Бородино.

Повторяю, артиллерия в период наполеоновских войск вступила в свой золотой век. Баллистические данные и боеприпасы артиллерии всех стран — Франции, России, Австрии, Пруссии и даже небольших германских и итальянских государств — были доведены до оптимального уровня. Соотношение тактико-технических характеристик орудий и боеприпасов этих армий примерно на одном уровне. Причем замечу, что пытаться сравнивать баллистические данный орудий, скажем, России и Франции, может только неуч или шулер от истории. Дело в том, что на максимальную дальность таблицы стрельбы того времени не составлялись или составлялись неточно. На больших дальностях рассеивание при стрельбе было огромным, а действие ядер очень слабым.

Лафеты полевых орудий тоже достигли оптимальных размеров и устройства. Так, их вес и диаметр колес остались неизменными с начала XIX века еще На 100 с лишним лет, до введения лафетов с раздвижными станинами и механической тягой. Диаметр колес к 1812 г. был выбран оптимальным — с увеличением диаметра увеличивалась проходимость, но уменьшалась устойчивость.

С началом наполеоновских войн развитие артиллерии зашло в тупик как в организации, так и в техническом отношении.

В техническом отношении развитие полевой артиллерии после наполеоновских войн фактически остановилось на 40 лет, точнее, изменения шли по мелочам. Так, в русской сухопутной артиллерии в 1838 г. была введена новая система орудий. При этом принципиальная конструкция орудий изменена не была, изменились лишь их весогабаритные характеристики. Калибры орудий были округлены до целого числа линий (2,54 мм). С орудий окончательно были сняты всякие украшения (фризы, пояса и т. д.). Все это упростило производство стволов.

Калибры орудий, близкие по величине, были уравнены. У некоторых орудийных стволов были приняты одинаковые размеры цапф и цапфенных заплечиков с тем расчетом, чтобы для них могли служить одни и те же лафеты.

Системы образца 1838 г. стали вершиной развития отечественной гладкоствольной артиллерии. Точнее, не вершиной, а кочкой. Дело в том, что прогресс по сравнению с системой образца 1805 г. был незначительным. Так, баллистика орудий, их весогабаритные данные, мобильность и другие показатели практически не изменились.

Тут я говорил лишь о полевой артиллерии. В 1815?1865 гг. экстенсивно развивалась лишь крепостная и корабельная артиллерия. Напомню, что гладкий канал и шаровой снаряд себя полностью изжили, и инженеры пошли по линии увеличения калибра орудий до 15 дюймов (381 мм) и даже 20 дюймов (508 мм). Таким образом, артиллерия совершила еще один виток в своем развитии. Вспомним огромные бомбарды XV?XVI веков, ту же Царь-пушку.

Победы русской артиллерии в 1812?1814 гг. вызвали эйфорию в генеральских головах. Мол, мы имеем самые совершенные орудия, нуждающиеся лишь в небольших изменениях. А главное в военном деле — парады, дисциплина, фрунт, и наша армия будет самой сильной в мире.

Однако уже в сражении на реке Альме 20 сентября 1854 г. русские генералы с ужасом обнаружили, что эффективная дальность стрельбы нарезных ружей пехоты союзников не только намного превышает дальность стрельбы гладкоствольных штатных ружей русской пехоты, но и больше дальности стрельбы картечи русских полевых пушек. Первая часть проблемы легко решалась: достаточно было перевооружить свою пехоту нарезными ружьями. А что делать с полевой артиллерией? Ведь вражеская пехота из винтовок выбивала прислугу и лошадей полевых пушек прежде, чем они приблизятся на картечный выстрел. Стрельба же сплошными ядрами или сферическими гранатами по пехоте была куда менее эффективной, чем картечью, считавшейся со времен наполеоновских войн основным боеприпасом полевой артиллерии.

Замечу, что полевая артиллерия союзников была на том же уровне, что и русская, и пример просто не с кого было брать. Правда, англичане применили под Севастополем несколько нарезных пушек. Увы, они нанесли больший вред собственной прислуге, нежели русским.

Поэтому русские генералы пошли самым простым путем — увеличили калибр. Основными орудиями русской полевой артиллерии были 6-фунтовые (95,5-мм) пушки обр. 1838 г., и их начали заменять новыми 12-фунтовыми (122-мм) облегченными пушками[104]. При этом вес орудия возрос с 348 до 535 кг. Речь здесь и далее идет о весе тела орудия, лафет у обеих пушек был одинаковый и весил 422 кг.

Вес картечных пуль у полевых пушек был увеличен с 37 до 105 грамм, что в полтора раза снижало эффективность картечи на малых дистанциях. Картечь 6-фунтовой пушки обр.1805 и обр.1838 г. содержала 99 пуль, а картечь 12-фунтовой облегченной пушки — 60 пуль.

Но совершенствование винтовок привело к тому, что к 1861 г. эффективная дальность их огня все равно была больше, чем у тяжелой картечи 12-фунтовых облегченных пушек.

Читатель, мало сведущий в технике, может спросить, почему в 1854?1855 г. армии Англии и Франции были оснащены удовлетворительно действовавшими винтовками, а с созданием нарезных пушек возникли серьезные трудности. На самом деле пушка и ружье — «две большие разницы», как говорят в Одессе. К примеру, гладкоствольные пушки и ружья заряжали одинаково — сферическими пулями и ядрами[105], причем ядра могли быть и полыми.

Первые нарезные русские пушки появились, по крайней мере, в XVI веке и заряжались одинаковыми продолговатыми сплошными свинцовыми снарядами.

Однако эффективность сплошных свинцовых снарядов была очень мала, и стрелявшие ими нарезные пушки не получили широкого распространения. В середине же XIX века потребовались нарезные орудия, которые могли стрелять стальными или чугунными снарядами, снаряженными взрывчатым веществом.

Чтобы заставить вращаться такой снаряд в канале орудия, в 40?80-х годах XIX века было спроектировано и испробовано несколько способов:

1) Снаряд снабжался готовыми выступами (шипами), движение которых по винтовым нарезам сообщало снаряду вращательное движение.

2) Снаряд делался нарезным, то есть он как бы представлял собой короткий винт, а ствол — длинную шайбу.

3) Придание поверхности снаряда и каналу специальной формы, скрученной по оси. Наибольшую известность получила многоугольная форма поверхности стенок ствола и снаряда (система Витворта), получившая название «полигональной» (от древнегреческого слова многоугольный).

4) Снабжение снарядов расширяющимися поддонами, которые под давлением пороховых газов при выстреле, расширяясь, врезывались в винтообразные нарезы канала орудия, сообщая снарядам при их движении по последнему вращательное движение, и т. д.

Потребовалось около 30 лет опытов и экспериментов, пока в 1876 г. инженеры фирмы Круппа при содействии русских офицеров из Арткомитета Главного артиллерийского управления создали современные орудия, позже получившие названия пушек «образца 1877 г.». Точнее, не пушек, а канала ствола образца 1877 г. Замечу, что все орудия Великой Отечественной войны, да и современные орудия имеют канал образца 1877 г., хотя и с небольшими изменениями.

Еще до начала Отечественной войны 1812 г. артиллерия была совершенно изъята из пехотных и кавалерийских дивизий. Все орудия были сведены в артиллерийские бригады, которые в военное время оперативно придавались пехотным и кавалерийским дивизиям, а в мирное время существовали независимо от них. Замечу, что подобная ситуация сохранялась в русской армии свыше 100 лет, до начала Первой мировой войны. К 1904 г. на вооружении русских пехотных и кавалерийских дивизий были только винтовки, сабли и револьверы, а к 1914 г. — еще и пулеметы.

Неверная оценка действий артиллерии при Бородино, данная нашими генералами и даже поэтами, губительно сказалась на ее применении в последующих войнах XIX?XX веков. «И вот нашли большое поле, есть разгуляться где на воле» — помнили все артиллерийские начальники. Все они учились воевать на больших равнинах, именуемых полигонами. Так возникло страшное «полигонное мышление».

Рискуя вызвать гнев военных стратегов и квасных патриотов, скажу, что Франция в 1796?1814 гг. выигрывала сражения за счет гения Наполеона. Молниеносность походов, одно-два выигрышных сражения и заключение мира — вот тактика Первого консула, а позже императора. Здесь было достаточно только многочисленной полевой артиллерии. Несколько упрощая, можно сказать, что в 1796?1810 гг. Наполеон вел локальные войны и блестяще их выигрывал. Но испанцы и русские ответили ему тотальной войной на истребление без всяких правил, на зверином уровне. Я здесь не собираюсь говорить о морали и правилах ведения войны, речь идет только об артиллерии и ее боевом применении. Результат налицо. В Испании французские войска завязли без всяких шансов на успех, а в России Великая армия потерпела грандиозную катастрофу.

К сожалению, наши генералы не сумели понять главное в войне 1812 г. — армия, ведущая локальную войну против страны, ведущей тотальную войну, не имеет шансов на итоговый успех.

Спору нет, полевая артиллерия сыграла решающую роль в Бородинском сражении, в битвах под Малоярославцем и т. д. Но общий исход войны, повторяю, решила неудачная стратегия Наполеона — стратегия локальных войн.

Предположим, что Наполеон остался зимовать в захваченном Смоленске, воссоздал Речь Посполитую, начал играть на национализме малороссов, подкинул Лже-Павла, объявил об упразднении крепостного права и т. д., то есть начал бы тотальную войну. Что бы произошло? Я не хочу писать фэнтази, благо ситуация имеет десятки весьма вероятных вариантов. Бесспорно лишь одно — русская кампания ни в одном варианте не закончилась бы в конце 1812 г.

Но это политика, а книга об артиллерии? Так ведь война есть продолжение политики иными средствами. Для ведения войн в 1796?1811 г. Наполеону было достаточно полевой артиллерии. А вот в тотальной войне нужны горная, полковая и даже батальонная артиллерия, не говоря уж об осадной и крепостной.

Война с горцами на Кавказе заставила русское правительство в 30-х годах XIX века обзавестись горной артиллерией, оснащенной ?-пудовыми единорогами, кегорновыми, 1-пудовыми и ?-пудовыми мортирами. Но вот в 1864 г. война на Кавказе закончилась, и наши генералы напрочь забыли об орудиях навесной стрельбы. На вооружение принимаются горные пушки: 2,5-дюймовая обр. 1883 г., 3-дюймовая обр. 1904 г. и 3-дюймовая обр. 1909 г. Но горными они были только по названию. На самом деле они представляли собой маленькие слабые полевые пушки, которые, правда, разбирались и перевозились на вьюках. Основной их боеприпас — шрапнель. Максимальный угол возвышения у обр. 1904 г. — 25°, у обр. 1909 г. — 22° (при переходе в высокое положение боевой оси — 28°). Понятно, что при наличии унитарного патрона (уменьшенных зарядов не было) о навесной стрельбе и речи быть не могло.

В 1854?1855 гг. и 1941?1942 гг. в Севастополе, в 1904 г. в Порт-Артуре отечественная артиллерия имела солидный численный перевес над противником в орудиях настильной стрельбы. Но обе крепости пали именно из-за навесного огня мортир.

А между тем навесная стрельба весьма эффективна не только в горах и при осаде крепостей. Представим на секунду, как эффективно бы работали 20?40 двухпудовых осадных мортир при Бородино. Они просто смели бы французскую артиллерию, а сами были бы практически неуязвимы, скрытые земляными укреплениями.

Именно отсутствием артиллерии навесного боя объясняются наши неудачи под Шипкой в 1877 г. Риторический вопрос, сколько часов продержались бы финские доты «миллионеры» под огнем 12?16-дюймовых мортир? Но их не было на «линии Маннергейма». 12-дюймовые гаубицы почему-то застряли в Белорусском ВО, а 16-дюймовые мортиры проектировались с 1928 г., но по вине замнаркома по вооружению Тухачевского так и не были созданы.

К сожалению, день Бородина и стих Лермонтова о большом поле свели мышление царских генералов к триединству калибра в артиллерии — один калибр, одна пушка, один снаряд — шрапнель. И всего этого достаточно для выигрыша любой войны.

Увы, война ведется не только на полях Бородина, Лейпцига и Ватерлоо, но и в снегах Заполярья, высоко в горах, в пустынях и больших городах с каменными строениями. Для каждого случая требуются специализированные орудия. Так что опыт боя за крепость и город Смоленск не менее важен, чем опыт Бородинского поля. Но ведь это очевидно, зачем же автор доказывает, что «лошади едят овес»? Увы, очевидно не всем, и потери наших войск в боях за Берлин и другие германские города в 1945 г. и Грозном в 1995 г. свидетельствуют об этом более чем красноречиво.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.