Первое «черпание»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Первое «черпание»

Вправо, влево наклон –

и его не спасти…

(В. В.)

Ивана очень мучила одна проблема, к которой он не знал, как подступиться. Уже была построена котельная и ряд сооружений вокруг нее, кончался монтаж котлов. Но на котельной не было одного пустячка: дымовой трубы. Собственно, сам пустячок был в наличии: 30-метровая стальная труба, диаметром около метра и весом более 8 тонн. Только труба состояла из четырех отдельных частей и не стояла, а лежала. Ее следовало собрать, покрасить и установить вертикально на кирпичный постамент высотой 4 метра. Все очень просто. Только вот поднять такой пустячок было нечем. Даже если чудесно появится 10-тонный кран с небывало высокой стрелой, то ставить его некуда: вокруг постамента все застроено, кроме узкой щели. И еще один «нюансик»: кирпичный постамент – фундамент трубы – журидовские орлы сооружали под Новый год еще прошлой зимой, стремясь выполнить план за счет выгодной кирпичной кладки.

– Хлорочки побольше, хлорочки! – висел над ними сам Журид. Раствор, соединяющий в монолит кладки отдельные кирпичи, успевал замерзнуть раньше, чем схватывался. «Хлорочка» – соли соляной кислоты – могла понизить температуру замерзания раствора на десяток градусов, но это почти ничего при морозах 30–40 градусов. Тем не менее – план был выполнен, и фундамент гордо поднимался на целых 4 метра ввысь. Полковник Морозов, укоряя Журида за халтурное качество, ударил слегка ногой по углу постамента, и оттуда вывалился десяток кирпичей… «Не хулиганьте, товарищ полковник!» – закричал Журид, опасаясь, что жизнелюбивый фавн Морозов таким способом разрушит все построенное… «Паны» ушли переругиваясь, а Ивану надо было ставить на это эфемерное сооружение трубу…

Само собой получилось, что я начал просчитывать варианты подъема трубы. Это была чистая теормеханика и математика, которые я любил. Если на верху кирпичной тумбы соорудить шарнир поворота, рассчитать по экстремуму точку крепления, взяв производную от уравнения усилий, да использовать две ветви троса, то усилия при подъеме со стрелы были не более 4 тонн. Это усилие вполне достижимо для имеющихся ручных лебедок. Но сразу возникает несколько «но». Цоколь при подъеме трубы нагружается боковой нагрузкой тонн пять, что явно больше толчка ногой полковника Морозова. Соответственно мог несколько увеличиться и размер ущерба: труба бы рухнула, возможно – на котельную, а ее постамент целиком превратился бы в большую кучу кирпичей.

О переделке постамента Журид и слушать не хотел:

– Вы что, ребята? Все сдано, подписано… Если вы там собираетесь чем-то, не предусмотренным по проекту, давить, то это ваши проблемы, а не мои…

Хитрая лиса Журид понимал, что переделка фундамента не только грозила затратами материалов, сил и времени, но и делала его «крайним» в деле воздвижения дымохода.

Пришлось мне рассчитать стальной «корсет» вокруг хлипких кирпичей, который самостоятельно выдержал бы возникающие нагрузки. Красивые расчеты сразу «приземлялись»: они велись только для конструкции из стальных профилей, которые уже были в наличии на складе. Позже такие действия выразятся песней: «Я его слепила из того, что было…». Точно так же были рассчитаны и изготовлены шарнир подъема, падающая стрела и всякая друга мелочевка. Я работал в амплуа бригадира и конструктора, исполнители – только «мои» сварщики. Все потолочные и расчетные швы варили тоже они по очереди. Кудра, во имя светлого будущего, тренировался только на трубах…

Поднимать стрелу, на вершине которой был блок с тросом, тоже было нечем. Пришлось придумать схему подъема с одной установки лебедки: сначала поднималась стрела, натягивала (набивала) троса своих оттяжек, и затем начинался подъем трубы. Сразу же возникла проблема с тросами: все имеющиеся были короткими. После настойчивых поисков Иван нашел трос в леспромхозе. Опять «но»: трос был длиной 200 метров, и владелец категорически возражал против его деления на части. Такой длинный трос не помещался на барабан лебедки. Пришлось ставить две лебедки, а для выравнивания усилий ставить специальный блок на вершине мачты.

Через неделю ударной работы по 12 часов наша сваренная в одно целое «трубочка» одним концом лежала на шарнире на высоте фундамента, вторым упиралась на землю. На трубе были закреплены два яруса тяжелых оттяжек с талрепами: потом эти работы пришлось бы выполнять на большой высоте. Подъемная стрела – рама из толстых труб – лежала с другой стороны фундамента, упираясь в его основание. Лебедки надежно закреплены на бетонных якорях, к которым потом будут крепиться оттяжки трубы. Заведены все троса, все готово к подъему.

И тут мы спохватились: трубу надо красить до подъема. Чем? «Старожилы» и маляры об этом ничего не ведали. Опять листаем многократно уже пролистанный проект – нет ничего. И только в смете находим стоимость краски, приготовляемой на месте. Ее компоненты, «забитые» в смету, – битумный лак и алюминиевая пудра, – две вещи «несовместные», как гений и злодейство. Чтобы доказать это, смешиваем толику компонентов и получаем некую бурую субстанцию. С отвращением покрываем ею металлический лист и видим все ту же бурую красоту, да еще с неопрятными разводами. Чертыхаясь, уходим на ночное чаепитие: утром предстоит что-то решить…

Утром приятно «обалдеваем»: бывшее бурое пятно, высохнув, сверкает чистым алюминиевым покрытием!!! Возносим благодарственную молитву добросовестным сметчикам, готовим бочку бурой смеси, бросаем половину личного состава на покраску трубы и всех ее оттяжек. Завтра – подъем.

Все-таки мало развлечений на военно-морской стройке: все руководство расселось в удобных местах, на приличном, однако, расстоянии, для созерцания редкого зрелища. Отдельно сидит Журид со своим штабом, отдельно – «морозовцы-эксплуататоры», некоторые – с женами. В сторонке стоят Иван и Коля: при таких подъемах должен быть только один командир.

Я напряжен до предела. Если не выдержит шарнир или внезапно просядет ограда фундамента – махина трубы рухнет, сокрушая всё. Хорошо бы, чтобы в это «всё» не попала котельная с котлами и локомобилем… Вторая моя тревога – уравнительный блок на вершине подъемной стрелы-рамы: у него очень мелкая канавка, и трос может соскочить и заклиниться при несинхронной работе двух лебедок. Каждую лебедку вращают по два матроса, один из них следит за моими командами: «быстрее», «медленнее», «стоп». Лебедок две, поэтому для каждой выделена отдельная рука – правая и левая. Команды – строго оговорены: вверх – быстрее, горизонтально – медленнее, вниз – стоп. Забираюсь на крышу пристройки, поближе к проблемному блоку и так, чтобы меня хорошо видели «лебеди» – вращатели лебедок.

Первый подъем

Обе руки горизонтально – лебедки медленно начали набивать троса. Правая лебедка движется чуть быстрее, и блок нехотя проворачивается. Немного снижаю правую руку, лебедка замедляется, блок останавливается. Пошел подъем стрелы. Подлый блок все же поворачивается то в одну, то в другую сторону: очень трудно синхронно вращать лебедки. Дело не только в оборотах: барабаны с тросом разного диаметра, и мне все время приходится замедлять то правую, то левую лебедки…

Наконец подъемная рама поднята почти вертикально и натягивает троса, прикрепленные к анкерам. Дальше начинается подъем собственно трубы, вращать лебедки станет труднее, но и трос плотнее ляжет в желобок блока. Продолжаем подъем. Конец трубы под радостные крики матросов отрывается от земли, на нем закрепляют красный флажок. Теперь труба одним концом лежит на шарнире, большая часть ее веса приходится на туго натянутые троса. Останавливаю лебедки, обхожу и осматриваю хозяйство. Как будто все в порядке: троса и блок держат, махина трубы стоит без перекоса, шарнир, опора и стрела – держат. Забираюсь на прежнее место, продолжаем подъем. Вот уже достигнуты 45 градусов – половина пути, вращать лебедки становится легче, и подлый блок начинает это чувствовать: вращается туда – сюда. Скоро у трубы будет самое опасное положение: тяга тросов ослабевает, ее держит только шарнир внизу. Достаточно ветерка – и труба может завалиться в любую сторону. Совсем некстати, ветерок, кажется, усиливается, судя по трепету красного флажка, еще недавно бывшего у земли.

Труба поднимается все легче, угол с горизонтом уже градусов семьдесят. Я на минутку теряю бдительность, чтобы дать отдохнуть шее, долго держащей голову в задранном к небесам положении. Трос тут же соскакивает с уравнительного блока и защемляется между блоком и щекой! Стоп лебедки! Маклаков с ужасом смотрит на меня, «царственные» зрители не понимают, почему остановился спектакль. Я молча начинаю надевать монтажный пояс со страховкой: надо лезть на стрелу и монтировкой вытащить защемленный трос. Ко мне подбегает матрос Пронин, рыжий-рыжий, густо покрытый веснушками:

– Товарищ лейтенант, я! Разрешите мне! – его глаза просто горят от желания совершить подвиг.

– Нет, Женя, что я буду говорить твоим родителям, если ты разобьешься?

– Да не разобьюсь я! Товарищ лейтенант… – Женя умоляюще смотрит на меня. Я осматриваю его гибкое и сильное тело, – такой действительно не разобьется… И тут меня осеняет:

– А никому не надо лезть! Черт с ним, с этим блоком! – я понял, что усилия на тросе стали совсем маленькими и мы вполне можем поднимать трубу только одной лебедкой, второй достаточно просто выбирать слабину троса, чтобы избежать резкого скачка при случайном проскальзывании троса. Объясняю задачу «лебедям» – подъем одной лебедкой.

Все получается. Двигаемся дальше. Огромное тело трубы уже полностью в небе: чтобы увидеть ставший совсем маленький флажок, надо смотреть почти в зенит. Дальше поднимать опасно: махина может перемахнуть через вертикаль, не останавливаясь. Матросы заводят оттяжки на штатные якоря. Одну оттяжку «набиваем». Теперь подъем возможен только после ослабления талрепа оттяжки. Труба стоит уже почти вертикально, тросы к лебедкам бессильно повисают: махина сама уже хочет стать на место. Мы разрешаем ей это, отпуская один талреп и набивая противоположный.

Спектакль окончен, труба – на месте, зрители расходятся. Они в целом довольны, хотя потом скажут, что во время подъема я слишком выпендривался, непонятно зачем размахивая руками…

Нам еще остается работы на несколько часов, чтобы точно выверить и закрепить трубу, убрать все троса, приспособления и лебедки.

Подходит Иван: с его плеч свалился большой груз. Он радостно жмет мне руку:

– Быть тебе черпалём, а не на подхвате!

Я не понимаю и вопросительно смотрю на него: о чем разговор? Иван объясняет, что «черпаль» – самая высокая, а «на подхвате» – последняя квалификации в среде московских золотарей (ассенизаторов). Я благодарю друга за столь высокую оценку моего скромного труда, незаслуженно сравненного с доблестным трудом и высочайшим мастерством столичных асов.

Иван сам разрушает всю торжественность момента:

– Я сказал «быть» – о будущем времени. Ты сейчас еще не совсем погрузился в «золото», чтобы черпать полной мерой…

– Спасибо, сэр, за предостережение: буду погружаться дальше. Надеюсь – с Вами вместе…

Мы оба чувствуем звериный голод, но столовая на станции уже закрыта. Надо бы и «поднять бокал» за успешную работу, но поднимать нечего: местный магазин выбрал годовые фонды на «сучок» (водку из опилок) еще в марте. Спасает нас Мао Цзе Дун: недавно мы купили целый ящик китайских зеленых яблок. Достаем их из-под кровати и витаминизируемся до оскомины, затем переходим к «ста чаям».

Впрочем, не так все плохо: один раз в месяц мы с Иваном едем в Читу – в банк за деньгами. Там мы обедаем в ресторане «Забайкалец». Традиционно – обед у нас длится до позднего вечера, когда уходит наш последний поезд. За это время, к удивлению официанток, укладываем в свое нутро все богатое меню сверху донизу и вливаем грамм по 400 отличного тираспольского коньяка четыре звездочки… Поездка в Читу предстоит через несколько дней.

Скоро начинаются морозы, и у нас появляется еще один деликатес, более чем съедобный. Окрестные крестьяне на санках мешками развозят молоко в виде замороженных дисков, отформованных в мисках и тарелках. Мы закупаем по несколько дисков сразу и храним их, подвешивая за окнами. Одна сторона ледяного диска особенно вкусна: там – сливки…

Элегическая вставка. Я так нудно и подробно описываю подъем большой железяки только потому, что он был первым. Его успех позволил мне «обнаглеть» и почувствовать себя способным на любые «подвиги». Хуже всего, что так думало и начальство. Уже через несколько месяцев я понял, как мне повезло с первым, таким наивным и робким подъемом: у меня были идеальные условия, которые больше никогда не повторялись. Во-первых, у меня было время, чтобы все тщательно рассчитать. Во-вторых, были технические и людские ресурсы, а также богатые возможности изготовить все расчетные детали с большим запасом прочности. В-третьих, была в целом отличная погода. Наконец, в этом театре даже были зрители и болельщики…

Вскоре ничего этого не будет, работа будет труднее, а время уплотнится до предела…

Эстетически-архитектурное послесловие. Наша труба – сверкающая на солнце вертикальная полоса – становится, как говорят архитекторы, «высотной доминантой» округи. Она видна отовсюду, в том числе из окон проезжающих поездов. Еще несколько лет проезжающие на Дальний Восток друзья радостно сообщали:

– Видели, стоит!!!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.