Вместо предисловия

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Вместо предисловия

«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Евангелие от Иоанна). Вероятно, трудно найти человека, который не знает этот библейский постулат. И пожалуй, одной из самых ярких особенностей советского времени тоже являлась непоколебимая вера в силу слова; ибо вера составляет одно из основных нравственных качеств человеческого сознания. В ней воплощаются надежды и уверенность людей в лучшем будущем.

Уничтожение Советского Союза стало результатом утраты таких надежд. Но стал ли после этого мир лучше?

Как бы мы ни относились к советскому периоду российской государственности, он является неотъемлемой частью мировой истории. Его нельзя ни вычеркнуть, ни забыть. Перед войной для миллионов людей надежды на лучшее будущее были связаны с верой в Сталина, с верой в правоту его мыслей и в силу его слова. Эта вера вылилась в восприятие его вождем не только советского народа.

В итальянском журнале «Иль Медитерранео» в статье «СССР, как его видят американцы» Карло Гуерри 10 мая 1941 года писал: «Мои друзья говорили мне летом 1935 года в Москве, что Сталин обладает большой магической силой, и что вы чувствуете действие его антенн, как только он входит в комнату. Его личная и политическая интуиция – огромна.

...Но его историческая миссия совсем не та. Сталин – человек, взявший на себя революцию и руководивший ею. В настоящий момент рушатся человеческие ценности. Он созидатель «железного века», гений пятилетки, человек, индустриализировавший Россию и осуществивший социализм в отдельном государстве». Автор статьи признавал, что, даже высказывая недовольство некоторыми действиями Сталина, европейские либералы прощали их «ввиду заслуг, которые он в будущем оказал бы демократии».

И вождь оправдал эти надежды. Он спас мир от нашествия фашизма.

Однако, как это бывает всегда, после смерти Сталина неблагодарное человечество быстро постаралось забыть его заслуги перед мировой цивилизацией. Первым на тропу очернения ушедшего государственного деятеля встал заурядный и подловатый партийный функционер Хрущев. Между тем именно Хрущев, этот невысокий и грузный человек, с раздавшимся телом и голой, как бильярдный шар, головой, украшенной бородавками, верноподданнически заглядывающий в глаза Сталину, демонстрировал верх подхалимства и подобострастия при его жизни. Но известно, что самым ненавидящим своего хозяина является слуга – «камердинер», подающий ему сапоги.

И весной 1956 года, на закрытом заседании XX съезда КПСС, тот же Хрущев зачитал свой пресловутый секретный доклад: «О культе личности и его последствиях». Оглашенный в последний день съезда и не обсуждавшийся на нем, этот прозвучавший, как взрыв атомной бомбы, доклад долго не публиковали. На собраниях коммунистам прочитали лишь информацию о его содержании в форме закрытого письма. О нем говорили почти шепотом, и лишь после запуска пробного шара, когда первый шок прошел, в стране стала разворачиваться широкая антисталинская кампания.

В советское время считалось, что причиной критики вождя стало «развенчание культа личности». Но чем мешал этот «культ» советскому народу? Была ли общественная необходимость для подрыва веры в авторитет Сталина?

Абсурд заключался в том, что, очерняя вождя, «дети оттепели» пытались создать культ самого Хрущева. Правда, из этого ничего не вышло – от великого до смешного только один шаг. И кадры киножурналов с появлявшимся в зарослях кукурузы Никитой зрители встречали гомерическим хохотом и язвительными выкриками.

И все-таки в чем состояла «вина » Сталина? Почему вообще началась эта разнузданная и тенденциозная акция? Кому она была нужна?

Казалось бы, ответ лежит на поверхности. Одним из основных обвинений, выдвинутых ревизионистской хрущевской пропагандой, являлось утверждение, что по вине Сталина в 1937 году в стране произошли «необоснованные» репрессии.

Сегодня многие уже не знают, что «История КПСС» причины этих репрессий объясняла тем, будто бы «Сталин выдвинул ошибочный тезис о том, что с построением социализма классовая борьба обостряется».

То есть официальная хрущевская пропаганда тоже утверждала, что «в начале было Слово», точнее тезис, высказанный Сталиным. Но вдумаемся в очевидную нелепость.

Разве такое возможно? Могло ли вообще так произойти? Будто бы достаточно было Сталину провозгласить такой тезис, чтобы партийные лидеры организовали кампанию по выявлению не существовавших врагов народа, следователи выбивали из арестованных лживые признания, а прокуроры иезуитски обвиняли невиновных в несовершенных преступлениях. И все заключалось якобы лишь в ошибочно выдвинутом тезисе.

Но после смерти вождя этому поверили. Поверили все. Партийные лидеры и обслуживающие их историки, вечно продажная интеллигенция и жадный до сенсаций обыватель, труженики полей и заводов. Эту нелепость вписали в историю партии, а писатели – инженеры «человеческих душ» (Сталин) – сочиняли на ее основании сентиментальные сюжеты. То есть фактически все признали, что Сталин действительно был богом. Только злым.

Предрассудки являются одной из отличительных черт любого человеческого общества. Вспомним, как с началом перестройки миллионы образованных людей садились у телевизоров с банками воды, чтобы «подзарядиться» от откровенных мошенников, маячивших на экранах. Это в конце XX века! Миллионы людей, наблюдавшие пассы телешаманов и слушавшие из динамиков телевизоров тишину, верили, что у них действительно рассасываются рубцы, отрастают волосы и исчезают болезни. Таковы принципы зомбирования человеческого сознания.

То же самое произошло и в шестидесятые годы. Упорно и методично советская пропаганда стала уверять общественность, будто бы репрессии произошли потому, что Сталин якобы выдвинул ошибочный тезис об обострении классовой борьбы.

Но самое любопытное в том, что Сталин такого тезиса никогда НЕ ВЫДВИГАЛ!

Ни в одной из публикаций советского периода вы никогда не найдете тезиса Сталина, взятого, как цитата, в кавычки. Утверждение о тезисе являлось умышленной пропагандистской ложью. Люди, обремененные дипломами и учеными степенями, тиражировавшие эту инсинуацию, беззастенчиво обманывали читающую публику.

И все-таки подобный тезис был, но он касался совсем иного философского понятия – уничтожения самих классов. Сталин действительно полемизировал об «уничтожении классов» с Бухариным, говоря о правом уклоне в ВКП(б).

«Тов. Бухарин, – писал Сталин, – думает, что при диктатуре пролетариата классовая борьба должна погаснуть и ликвидироваться для того, чтобы получилось уничтожение классов (курсив мой. – К. Р.). Ленин же, наоборот учит, что классы, могут быть уничтожены лишь путем упорной классовой борьбы, становящейся в условиях диктатуры пролетариата еще более ожесточенной, чем до диктатуры пролетариата».

Очевидно, что имеется в виду не буквальное уничтожение людей. Речь идет об уничтожении общественных классов. В доказательство Сталин привел слова основоположника партии.

«Уничтожение классов, – говорит Ленин, – дело долгой, трудной, упорной классовой борьбы, которая после свержения власти капитала, после разрушения буржуазного государства, после установления диктатуры пролетариата не исчезает (как воображают пошляки старой социал-демократии), а только меняет свои формы (курсив мой. – К. Р.), становясь во многих отношениях еще более ожесточенной». (Ленин В.И. Привет венгерским рабочим. Соч. Изд. 3. Т. XXI, стр. 315).

Вот что говорит Ленин об уничтожении классов.

Уничтожение классов путем ожесточенной классовой борьбы пролетариата – такова формула Ленина.

«Уничтожение классов путем потухания классовой борьбы и врастания капиталистов в социализм – такова формула т. Бухарина».

Таким образом, рассуждая об уничтожении классов, Сталин не изобретал велосипед, он лишь ссылался на Ленина. Впрочем, о том, что этот ленинский тезис не был ошибочным, свидетельствует судьба советской власти в СССР. Между тем мысль об обострении классовой борьбы в социалистическом обществе действительно была высказана.

В работе «Государство и революция» Ленин писал: «Оппортунизм не доводит признания классовой борьбы до самого главного – до периода перехода от капитализма к коммунизму, до периода свержения буржуазии и полного уничтожения ее.

В действительности этот период неминуемо является периодом невиданно ожесточенной классовой борьбы, невиданно острых форм ее, а, следовательно, и государство этого периода неизбежно должно быть государством по-новому демократическим (для пролетариев и неимущих вообще) и по-новому диктаторским (против буржуазии)».

Партийная пропаганда хрущевского периода не оспаривала этой мысли. Она передергивала ее, утверждая, что Ленин под коммунизмом имел в виду первую фазу – социалистическое общество. Возразим этому.

Это не так. Ленин выражает свою мысль предельно ясно: «Сущность учения Маркса о государстве усвоена только тем, кто понял, что диктатура одного класса является необходимой не только для всякого классового общества вообще, не только для пролетариата, свергнувшего буржуазию, но для целого исторического периода, отделяющего капитализм от «общества без классов», от коммунизма».

Таким образом, не Сталин, а Ленин выдвинул тезис об обострении классовой борьбы с построением социализма. Характерно, что после ликвидации советского строя то есть процесса, фактически подтвердившего этот тезис, обвинение Сталина в теоретической «ошибке» тихонько сошло на нет.

Конечно, нельзя сводить события 1937 года к слову и воле одного человека, даже если им был Сталин. Они произошли в огромном государстве, имевшем осмысленные и взвешенные юридические законы, на страже которых стояли десятки тысяч работников правоохранительных органов, системы госбезопасности, судов и прокуратуры.

И эти законы были ни на гран не хуже законов современных «демократических» обществ, где за ограбление банка можно получить пожизненный срок, а за изнасилование и даже убийство малолетнего ребенка лишь три года заключения.

Безусловно и то, что важную, можно сказать, решающую роль в осуществлении репрессий играл Наркомат внутренних дел (НКВД). И поскольку в процессе «большой чистки», осуществленной накануне войны, произошли нарушения социалистической законности, и в числе репрессированных действительно оказались невиновные, то должны были существовать какие-то причины.

Но, если в начале «оттепели» все же была внешняя попытка хотя бы примитивно объяснить случившееся, то в шабаше так называемой перестройки историки утратили всякую логику вообще. От хрущевских мифов они опустились до банальностей. Соскользнув на позиции недалекого обывателя, историки обвиняли Сталина и в чрезмерной подозрительности, и в психических отклонениях, и в неуемной жажде власти. На смену идеологическим мифам пришла пошлость.

Авторы не задумывались и над тем, как же так вышло, что только якобы «неумный», даже «неполноценный» государственный деятель оказался единственным, кто сумел освободить попавшую под пяту Гитлера Европу? Чего тогда стоили лидеры «демократических» государств, хотя бы Франции и Англии? Они что, были вообще идиотами?

Нет, все было далеко не просто. Историю нельзя сочинять – это будет уже не история... Ее можно только попытаться понять. И чтобы разобраться в событиях довоенного времени, автор предлагает эту книгу.

Константин Романенко

Бад Харцбург. Германия

* * *