Глава 13. Очищение
Глава 13. Очищение
Они сознательно извращали советские законы, совершали подлоги...
Из постановления СНК и ЦК ВКП(б)
И все-таки, даже при допущенных извращениях, чистка 1937-1938 годов дала нужные результаты, более того, она была необходима. Однако нелепо утверждать, что все развивались якобы по заранее продуманному сценарию. Процесс прошел значительно глубже и сложился объективно закономернее – как естественный отбор. Начавшийся столкновением Сталина с Троцким, а затем с Троцким, Зиновьевым и Каменевым, он не стал примитивной борьбой за власть. Речь шла о судьбе народа. О том пути, который должна была избрать страна по мере своего исторического развития.
И не мелкий эгоизм вдохновлял вождя. Человек, посвятивший свою жизнь служению народу, стране и рабочему классу, Сталин понимал, что успешное развитие государства, обеспечение улучшения жизни людей невозможно иначе как при условии стабильности общественного состояния. Для существования созданного им государства требовались экономическая, политическая и государственная устойчивость; и за это ему пришлось бороться, прежде всего с оппозицией.
Нужно было обладать большой силой духа, чтобы, отказавшись от ставшей почти классической идеи «мировой революции», взять курс на строительство государства, способного на победу в планетарной схватке держав, сползавших ко Второй мировой войне.
И то, что процесс борьбы с оппозицией завершился чисткой всей правящей верхушки, тоже стало объективной закономерностью. Как справедливо отмечает Георгий Элевтеров: «Ленин оставил Сталину не только веру, которая «двигает горы», но и горсточку самоуверенных начетчиков «бесплодных, как камень», да еще 500 тысяч партийных неофитов, фанатиков наивных... и неловких, из которых многочисленные чистки так и не сделали безупречных солдат и командиров «ордена меченосцев».
Повторим, что основную массу этого слоя людей, вознесенных наверх Гражданской войной, составляли выходцы из приграничных стран и еврейских местечек Российской империи. Именно эта категория населения, создававшая в стране атмосферу непримирения, проявила ту безжалостность, с которой партийная верхушка и работники аппарата НКВД стали репрессировать «маленького человека».
И когда стало очевидно, что процесс безусловно необходимой чистки перешел за грань допустимого, это вызвало обратную реакцию, и Сталин был вынужден освободить страну от агрессивных экстремистов. По существу, он руководствовался правилом, сформулированным еще Макиавелли: «если ты получил власть от элиты, противостоящей народу, пожертвуй элитой и перейди на сторону народа, ибо заменить элиту можно, а народ заменить нельзя».
Накануне войны стареющих «героев большевистской гвардии» он заменил «тридцатишестилетними» выходцами из рабочих и крестьян, чьи руки не были в крови и к которым Троцкий и его агентура не имели доступа». Он глубоко понимал, что «в связи с надвигающейся войной разрыва между властью и народом не должно было быть». Но если подозревать осознанную обдуманность в действиях Сталина по достижению конечных целей, стоящих пред государством, то они – безупречны; и его прагматическая политика оправдала себя полностью.
Но вернемся в лето 1937 года. Оно стало триумфальным для Советской страны. Пролетев более 12 тысяч километров через Северный полюс, 20 июня на американском аэродроме в Ванкувере приземлился экипаж Валерия Чкалова. Не прошло и месяца, как, установив мировой рекорд по дальности, беспосадочный перелет в США по маршруту Москва – Северный полюс – Сан-Джасинто совершил экипаж М. Громова. На следующий день был торжественно открыт канал Москва – Волга, а 21 августа в Москве состоялось подписание договора о ненападении между СССР и Китаем.
Продолжалась и подготовка к альтернативным выборам. К концу августа Политбюро утвердило образцы избирательных бюллетеней и протоколов голосования, предусматривающих выдвижение нескольких кандидатов. Вместе с тем Сталин нашел еще одно решение для реформирования системы управления государством.
В конце сентября Политбюро, а затем и президиум ЦИК СССР утвердили изменения административно-территориального деления страны. Вместо громоздких краев на карте РСФСР появились новые области. Так из огромной Московской области возникли – Московская, Тульская и Рязанская. 22 сентября реорганизация была утверждена и на Украине, где возникли Полтавская, Житомирская, Каменец-Подольская и Николаевская области.
Такое разукрупнение краев и областей преследовало двоякую цель. С одной стороны, оно расширяло народное представительство в Верховном Совете. С другой, – образование новых местных Советов с их аппаратами позволяло расширить круг людей, занятых административным и политическим управлением регионами. Но не менее важно и то, что разукрупнение территорий сокращало властные полномочия партократов Евдокимова, Эйхе, Конторина, Разумова и Хрущева.
Однако уже вскоре произошли до конца не выясненные события, неожиданно поставившие под сомнение саму идею альтернативных выборов, которую Сталин предложил еще весной 1936 года. Заседание Политбюро по рассмотрению процедуры выборов в Верховный Совет началось 10 октября 1937 года в 6 часов вечера в кабинете Сталина. Присутствовали Андреев, Ворошилов, Каганович, Косиор, Микоян, Молотов, Чубарь, Жданов и Ежов. Но продолжавшееся четыре часа заседание завершилось необычно – переносом на сутки даты открытия пленума ЦК.
Странность состояла в том, что в тезисах предстоявшего на пленуме выступления председателя ЦИК Молотова появилась запись: «2. Параллельные кандидаты (не обязательно). 3. Беспартийных – 20-25%». Противоречия сохранились и на следующий день, и только за час до открытия пленума в принятом проекте постановления «в связи с выборами в Верховный Совет СССР» оформилась резолюция:
«Партийные организации обязаны выступать при выдвижении кандидатов не отдельно от беспартийных, а сговориться с беспартийными об общем кандидате, имея в виду, что главное в избирательной компании – не отделяться от беспартийных. Отдельное от беспартийных выступление коммунистических организаций со своими кандидатами только оттолкнуло и отделило бы беспартийных от коммунистов, побудило бы их к выставлению конкурирующих кандидатов и разбило голоса, что на руку только врагам трудящихся». Впоследствии «блок коммунистов и беспартийных» станет обязательным условием всех выборов в стране.
На начавшемся в 19 часов пленуме доклад Молотова был кратким, а выступавшие в прениях снова сосредотачивали проблемы на теме борьбы с врагами. Видимо, Сталин все же был раздражен отказом от своей идеи выдвижения альтернативных кандидатов. На вопрос первого секретаря Куйбышевского обкома Постышева: «Требуется разъяснение, будут ли участвовать в выборах спецпоселенцы...» – он сухо отреагировал репликой:
– Они не лишены прав.
В выступлении первого секретаря Донецкого обкома Прамнэка, также говорившего об активизации врагов, отмечалось, что в Донбассе имеются случаи, «когда враждебно настроенные люди демонстративно заявляют, что они не будут участвовать в выборах».
«– Много их? – поинтересовался Сталин.
– Я бы не сказал, что много, – признал Прамнэк, – на отдельных участках попадаются. Во всяком случае, десятками можно такие случаи найти...»
О вражеских поползновениях говорили практически все. Марголин, первый секретарь Днепропетровского обкома, указывал на факты, «когда в избирательные комиссии попадают чужаки из бывших кулаков или имевшие с ними ту или иную связь... Есть факты, когда попы...» – «Сектанты?» – переспросил Чубарь. «И сектанты, и не сектанты, – продолжил Марголин, – организуют свой актив, а у них есть такие кликуши – старухи, бывшие монашки...»
Первый секретарь Архангельского обкома Конторин сообщил, что «церковники, попы пытаются восстановить лозунг «Советы без коммунистов», и в области «есть всякие категории людей – и административно высланные, и спецпереселенцы, и лагери. Много всякой сволочи. Мы вскрыли дополнительно десять контрреволюционных организаций. Мы просим и будем просить Центральный комитет увеличить нам лимит по первой категории в порядке подготовки к выборам. У нас такая область, что требуется еще подавить этих гадов.
– Везде не мешает нажать, – прозвучал голос с места.
– Мы подсчитали, – продолжил Конторин, – на человек 400-500 не мешало бы нам лимит получить. Это помогло бы нам подготовиться к выборам...». То были те же репрессивные методы, та же философия радикализма.
Тему продолжил и руководитель Горьковского обкома Ю.М. Каганович:
«–Надо сказать, что с мая посажено довольно большое количество врагов – троцкистов, бухаринцев, шпионов, вредителей, диверсантов – 1225 человек, в том числе орудовавших на Автозаводе, на 21-м заводе, на 92-м; на Горьгэс...
Взято 2860 человек. Еще больше взято кулацко-белогвардейских, повстанческих элементов, среди которых нашлись такие типы, которые хранили до сих пор знамя Союза русского народа...»
О национал-фашистах говорил 1-й секретарь ЦК КПб) Белоруссии Волков. Глава Красноярского крайкома Соболев отметил, что «среди рекомендованных райкомами депутатов в Совет Союза и Совет национальностей были бывшие колчаковцы, каратели...».
Лишь в выступлении бывшего председателя Калининского облисполкома Пескарева, только в июне назначенного первым секретарем Курского обкома партии, прозвучало несколько обособленное мнение:
«– Мы должны будем найти тех избирателей, у которых имеются неважные настроения, у которых имеются обиды, и подчас законные обиды на Советскую власть, причиненные им отдельными представителями Советской власти из мерзавцев, вредителей, бывших у нас в аппарате, или из-за головотяпов, которые у нас еще имеются...
В связи с тем, что в руководстве областной прокуратурой и облсуда долгое время орудовали мерзавцы, вредители, враги народа, так же как и в других руководящих областных организациях, то оказалось, что они центр карательной политики перенесли на ни в чем не повинных людей, главным образом на колхозный и сельский актив. Так, за три года (с 1935 г. – К. Р.) со дня организации области было осуждено у нас 87 тысяч человек, из них 18 тысяч колхозного и сельского актива...
Судили по пустякам, судили незаконно, и когда мы, выявив это, поставили вопрос в Центральном комитете, товарищ Сталин и товарищ Молотов крепко нам помогли, направив для пересмотра всех этих дел бригаду из работников Верхсуда и прокуратуры. В результате за три недели работы этой бригады по шестнадцати районам отменено 56% приговоров как незаконно вынесенных».
Понять взгляд Сталина на практику демократизации выборов позволяет диалог, возникший при выступлении первого секретаря Краснодарского крайкома Кравцова. Секретарь крайкома простодушно проговорился о методах партийного руководства регионов в подборе только своих кандидатов в депутаты.
«Мы, – разоткровенничался Кравцов, – выдвинули в состав Верховного Совета наших кандидатов... Членов партии восемь человек, беспартийных и членов ВЛКСМ два человека... По роду работы эти товарищи распределяются так: партработники четверо, советских работников двое, председатель колхоза один, комбайнер один, тракторист один, нефтяник один...
– Кто еще, кроме комбайнеров? – спросил Сталин.
Кравцов: В десятку входят Яковлев [член ЦК], первый секретарь крайкома, председатель крайисполкома.
Сталин: Кто это вам подсказал?
Кравцов: Я вам, товарищ Сталин, должен сказать, что подсказали это здесь, в аппарате ЦК.
Сталин: Кто?
Кравцов: По вызову мы командировали в ЦК нашего председателя крайисполкома товарища Симочкина, который и согласовал это в аппарате ЦК.
Сталин: Кто?
Кравцов: Я не скажу, я не знаю.
Сталин: Вот жаль, что не скажете. Неправильно сказано было».
Это настойчивое сталинское «Кто?», прозвучавшее как поднимавшийся гнев и завершившийся выводом – «неправильно сказано было», говорили о многом. Обнародованный факт, что четверо кандидатов оказались партфункционерами, а двое – советскими чиновниками, возмутил Сталина.
Уловки партократии нарушали принципы, с целью которых проводилась реформа избирательного закона и самой Конституции. Эти игры сводили на нет его идею о полной демократизации выборов в верховный законодательный орган власти страны. Партократия осложняла его намерения провести альтернативные выборы.
Впрочем, своеобразный естественный отбор уже произошел. Выступив по второму пункту повестки дня, Сталин сухо сообщил: «За период после июньского пленума до настоящего пленума у нас выбыло и арестовано несколько членов ЦК: Зеленский... Лебедь, Носов, Пятницкий, Хатаевич, Икрамов, Криницкий, Варейкис – 8 человек... Из кандидатов в члены ЦК за этот же период выбыло, арестовано – шестнадцать человек».
Напомним, что названные функционеры, участники «съезда победителей», первые секретари обкомов: Харьковского – Мендель Хатаевич, Саратовского – Александр Криницкий, Дальневосточного крайкома – Иосиф Варейкис и председатель Центросоюза – Исаак Зеленский, являлись безжалостными организаторами репрессий в годы коллективизации. Это им, людям с левацкими убеждениями, была адресрвана статья Сталина «Головокружение от успехов». К числу таких же партийных ястребов относились: заведующий политико-административным отделом Осип Пятницкий (Иосель Ориолович Таршис), первый секретарь ЦК КП(б) Узбекистана Акмаль Икрамов и заместитель председателя СНК СССР Дмитрий Лебедь, руководитель ЦКК Арон Сольц.
То, что в январе 1938 года они станут фигурантами на процессе по делу об «антисоветском правотроцкистском центре», стало своеобразным возмездием за совершенные ими преступления. Но хотя к осени агрессивно-воинственная когорта партийных функционеров поредела, она еще не утратила своих позиций. 29 октября должность наркома земледелия занял сторонник самых жестких мер по отношению к крестьянству латыш Р. Эйхе. Правда, ненадолго.
Конечно, не Сталин выводил всех этих бывших «старых большевиков», происходящих в основной своей массе из некоренных национальностей страны, на судебные подмостки. Эти люди с невысоким образованием, но обостренными амбициями продолжали мыслить категориями Гражданской войны. Не щадя никого, они продолжали расправляться «с маленькими людьми». В своей радикальной философии они отстали от времени и сами уже «стали в сущности ненужными и даже вредными». В последнем слове на процессе Исаак Зелинский заявит: «Мои преступления перед партией, перед страной, перед революционным народом велики. Именно поэтому я не вижу никаких оснований искать обстоятельства, смягчающие мое преступление и вину».
Конечно, Сталин не был в стороне от проходивших арестов. Но мог ли он не доверять информации, поступавшей из НКВД? Она проходила через множество рук, и для сомнений в ней у него не было оснований. Однако, руководствуясь собственной логикой, нередко он противился чекистской логике.
Особенно неохотно он соглашался на аресты людей, которые представляли ценность для государства. Когда НКВД представил ему материалы, обвиняющие работника оборонной промышленности И.Т. Тевосяна в том, что он был «завербован в Германии», Сталин возразил. Пригласив Молотова, Микояна и Ежова, он вынес решение: «Не надо арестовывать Тевосяна, он очень хороший работник».
Но поступившую информацию нельзя было оставить без внимания. И, по словам Микояна, он предложил членам Политбюро поговорить с Тевосяном от имени ЦК: «Скажите, что ЦК известно, что он завербован... как немецкий агент. Все понимают, что человек против воли попадает в капкан, а потом за это цепляются, человека втягивают, хотя он не хочет. Если он честно и откровенно признается и даст слово, что будет работать по совести, ЦК простит ему, ничего не будет делать, не будет наказывать».
Но хотя очная ставка и разговор Молотова, Микояна и Ежова с шокированным обвинениями Тевосяном не дали убедительных доказательств его невиновности, Сталин не согласился на его арест. Для руководства огромной страной ему нужны были помощники, их не хватало в ближайшем окружении. И даже допуская определенную обоснованность обвинений, он не желал терять инициативных и работоспособных людей. В октябре 1937 года 36-летний Иван Тевдарович был назначен на должность 1-го заместителя наркома оборонной промышленности, а впоследствии назначался наркомом судостроительной промышленности, наркомом черной металлургии, министром металлургической промышленности СССР.
Конечно, ситуация тех лет была далеко не проста. Ее нельзя загонять в рамки наивных мифов, как нельзя стричь под одну гребенку всех попавших под обвинение в преступной деятельности. Не Сталин осуществлял практику правосудия, но когда в поле его зрения попадали личности, казавшиеся ему полезными для государства, он решительно вставал на их сторону. Таких примеров множество.
Наркома оборонной промышленности с 1939 года, Бориса Ванникова арестовали 6 июня 1941 года. Через два дня, с формулировкой «не справился с работой» его освободили от должности. Однако уже вскоре после начала войны в камеру арестованному было передано указание Сталина: «письменно изложить свои соображения относительно мер по развитию производства вооружения в условиях начавшихся военных действий».
В Кремль арестованного привезли прямо из тюрьмы. В кабинете находились Молотов и Маленков. Сталин встретил его словами: «Ванников, хватит сидеть, война идет!». В его руках была записка, над которой несколько дней работал Ванников, и многие места в ней были подчеркнуты красным карандашом.
– Ваша записка – прекрасный документ для работы наркомата вооружения, и мы передадим ее для руководства наркому вооружения, – сказал Сталин. В ходе дальнейшей беседы он заметил:
– Вы во многом были правы. Мы ошиблись... А подлецы вас оклеветали.
На соображения Ванникова, что после пребывания в тюрьме ему не будут доверять, Сталин отреагировал репликой: «Подумаешь, я тоже сидел». А когда Ванников указал, что Сталин сидел в царское время, а он – в советское, и поэтому его авторитет безнадежно упал, вождь заявил:
– Идите работать, а мы позаботимся о вашем авторитете.
Об авторитете бывшего заключенного, ставшего заместителем наркома вооружений, вождь позаботился необычно – Ванникову присвоили звание Героя Социалистического Труда. В 1942 году он был назначен наркомом боеприпасов, а позже стал трижды Героем Социалистического Труда и дважды лауреатом Сталинской премии.
Есть много свидетельств личного вмешательства Сталина в судьбы людей, оказавшихся под арестом и ставших позже «знаменитостями сталинского времени». Так был освобожден крупнейший специалист в области котлостроения, будущий лауреат Сталинской премии Л.К. Рамзин, приговоренный к смертной казни еще по делу о Промпартии. Сталин санкционировал освобождение конструктора B.C. Стечкина. Именно благодаря его вмешательству вышли на свободу историк Тарле, языковед В.В. Виноградов и селекционер Таланов, физики Фок и Ландау.
И все-таки у того времени были свои мерки и критерии, своя правда и философия. Политические блуждания являлись ядом, отравлявшим сознание не только непримиримых оппозиционеров. Шатаниям были подвержены многие, злословившие на кухнях и просто не понимавшие, что нельзя перебегать рельсы на пути устремившегося в будущее локомотива государства.
Но атмосферу 1937 года нельзя рассматривать в отрыве от событий в мире, а она оставалась тревожной. Еще в октябре предыдущего года Берлинским соглашением был оформлен военно-политический союз Германии и Италии, в ноябре был заключен «Антикоминтерновский пакт» между Германией и Японией. Осенью 1937 года к нему присоединилась Испания. Новая политическая обстановка возникла не только в Европе, в декабре японцы захватили китайскую столицу Нанкин.
Пристально вглядываясь в происходившее, Сталин как никто другой из действующих мировых политиков понимал реальную угрозу войны. В такой обстановке он не мог допустить, чтобы в армии, в руководстве партии и министерствах находились люди, противостоящие его политике и уж тем более – вынашивающие «планы поражения».
Начиная «большую чистку», Сталин руководствовался не маниакальной подозрительностью. Он проявил трезвый расчет реального, умудренного опытом жизни человека и осмысленно пошел на жесткие меры в отношении узкого круга людей, представлявших заговорщиков и политических авантюристов. Он согласился и на чрезвычайные меры в отношении рецидивистов, однако в его намерения не входило огульное репрессирование других категорий населения. В этом не было никакого смысла.
И уже на октябрьском пленуме 1937 года его внимание привлекло выступление секретаря Курского обкома партии Г.С. Пескарева, говорившего о мерзавцах, перенесших центр карательной политики «на ни в чем не повинных людей, главным образом на колхозников и сельский актив». В этот же период ему стали поступать сигналы, что в ряде парторганизаций «без всякой проверки и, следовательно, необоснованно исключают коммунистов из партии, лишают их работы, нередко даже объявляют, без всяких к тому оснований, врагами народа, чинят беззаконие и произвол над членами партии».
Исключения из партии приобретали массовый характер, и в Москву посыпались письма с жалобами. Становилось очевидно, что произвол, возведенный руководителями партийных организаций в ранг обычной практики, превращал партию в жертву радикалов из аппарата, правящего в регионах и республиках страны.
Сталин сразу отреагировал на эту информацию. Осенью по его распоряжению ЦК и партколлегия Комитета партийного контроля провели проверку положения на местах. Результаты показали, что «обкомы, крайкомы, ЦК нацкомпартий сами поощряют практику массовых и огульных исключений из партии», отказываясь от рассмотрения апелляций исключенных, «предоставив решение этого вопроса самотеку, а часто и произволу».
В одном из оказавшихся в это время на его столе документов отмечалось, что только на одном заседании ЦК КП(б) Азербайджана «5 ноября механически подтвердил исключение из рядов партии 279 человек; Сталинградский обком партии 26 ноября утвердил исключение 69 человек; Новосибирский обком 28 ноября механически подтвердил решения райкомов ВКП(б) об исключении из партии 72 человек».
Такая бюрократическая практика, бытовавшая на местах, противоречила его планам. Более того, она шла вразрез с неизменной линией в политике Сталина. Он всегда был сторонником преодоления розни. Его платформа базировалась на отказе от политики крайностей. Современникам были широко известны его слова: «Для рядовых членов партии пребывание в партии или исключение из партии – это вопрос жизни и смерти».
Он неоднократно говорил об этом публично. Завершая выступление на февральско-мартовском пленуме 1937 года, Сталин обратил внимание именно на порочную практику исключений из партии. «Дело в том, – говорил он, – что наши товарищи не признают середины между крайностями. Стоит рабочему, члену партии слегка провиниться, опоздать два раза на партийное собрание, не заплатить почему-либо членских взносов, чтобы его мигом выкинули из партии... Бюрократизм в этих вопросах прямо невиданный... Пора... покончить с этим безобразием».
Однако партийные секретари не вняли этому предупреждению. Они его не только не услышали, но и не хотели услышать. Партократы ничего не поняли и начавшуюся чистку антисоциальных элементов распространили на коммунистов. Она приняла извращенную форму: беспредел, совершавшийся в регионах страны, приобрел массовый характер.
Такую негативную политику, противоречившую линии Сталина, особенную яро проводили первые секретари: Куйбышевского обкома Павел Постышев, Западно-Сибирского крайкома латыш Роберт Эйхе, Московского обкома и горкома партии Никита Хрущев, Генеральный секретарь ЦУ КП(б) Украины поляк Станислав Косиор. Это были непосредственные организаторы репрессий, чьи подписи стояли под смертными приговорами десятков тысяч людей.
Первые выборы в Верховный Совет страны состоялись 12 декабря 1937 года. То были действительно демократические выборы. Народ избирал в советский парламент не продажных политиканов, поднятых на верхние этажи власти пеной демагогии, а своих лучших представителей. В нем были и руководители, и люди творческой деятельности, рабочие и колхозники, люди, имевшие возрастной жизненный опыт, и молодежь. Спустя месяц, 12 января 1938 года, открылась 1-я сессия Верховного Совета СССР 1-го созыва.
Казалось бы, что теперь Сталин должен был сосредоточить свое основное внимание на вопросах деятельности Верховного Совета, состав которого впервые был определен путем демократического закрытого голосования. Однако он обратил свой взгляд на иные проблемы.
Уже через день после открытия сессии начал работу чрезвычайный пленум ЦК ВКП(б). По поручению вождя с докладом «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии» на нем выступил заведующий отделом руководящих партийных органов (ОРПО) Г.М. Маленков.
В период разгула антисталинской кампании официальная пропаганда об этом пленуме ничего не писала. О нем не упоминала «История партии», не рассуждали историки, ничего не знала общественность. Он просто выпал из общего контекста событий. Между тем именно январский пленум ЦК ВКП(б) 1938 года дал оценки произволу партийных функционеров в 1937 году.
Еще за 18 с лишним лет до пресловутого XX съезда прозвучавший на пленуме 14 января доклад Маленкова и последовавшее обсуждение вскрыли картину масштабных нарушений в работе таких руководящих органов, как: ЦК КП(б) Азербайджана, Орджоникидзевского крайкома, а также Сталинградской, Саратовской, Ростовской, Курской, Воронежской, Краснодарской, Челябинской, Смоленской и других парторганизаций.
В документах отмечалось, что во многих районах Харьковской области под видом «бдительности» имели «место многочисленные факты незаконного увольнения с работы и отказа в предоставлении работы исключенным из партии и беспартийным работникам». Так, в Змиевском районе в октябре и ноябре 1937 года беспричинно было снято с работы 36 учителей и намечено к увольнению еще 42.
В принятом постановлении пленума приводились вопиющие примеры «беззакония и произвола над членами партии», когда «в течение одного дня различные обкомы исключали десятки, а то и сотни людей» за то, что их «родственники или знакомые... были объявлены контрреволюционерами». Говорилось о практике, «когда партийные организации без всякой проверки и, следовательно, необоснованно исключают коммунистов из партии, лишают их работы, нередко даже объявляют без всяких к тому оснований врагами народа, чинят беззаконие и произвол над членами партии».
Сталин был возмущен. Он рассматривал такой оборот дела как провокацию. Однако он снова трезво рассматривал проблему и не усматривал в ней происков политических противников. Происходившему давалось иное объяснение.
«Пленум ЦК ВКП(б), —подчеркивалось в постановлении, – считает, что все эти и подобные факты имеют распространение потому, что среди коммунистов существуют, еще не вскрыты и не разоблачены отдельные карьеристы-коммунисты, старающиеся отличиться и выдвинуться на исключениях из партии, на репрессиях против членов партии, старающихся застраховать себя от возможных обвинений в недостатке бдительности путем применения огульных репрессий против членов партии. ...Такой карьерист-коммунист, желая выслужиться, без всякого разбора разводит панику насчет врагов народа и с легкостью вопит на собраниях об исключении из партии на каком-либо формальном основании или вовсе без основания».
Человеку с философским складом ума не составляло труда понять мотивы, которыми руководствовались партократы. На этот раз тайные козни партийных чиновников Сталин оценил иной меркой, и она была предельно объективной. Он раскусил этих людей и их побуждения. Он снова называл вещи своими именами.
Отмечая, что «партийные организации нередко идут на поводу у таких крикунов-карьеристов», постановление подчеркивало: «Такой карьерист-коммунист... готов заведомо неправильно исключить десятки коммунистов из партии для того, чтобы самому выглядеть бдительным... Во многих районах Харьковской области под видом «бдительности» имеют место многочисленные факты незаконного увольнения с работы и отказа в предоставлении работы исключенным из партии и беспартийным...
Во многих районах Куйбышевской области исключено из партии большое количество коммунистов с мотивировкой, что они являются врагами народа. Между тем органы НКВД не нашли никаких оснований для ареста.... ЦК ВКП(б) располагает данными, что такие факты имеют место и в других парторганизациях».
То есть те слова, которыми блефовали ниспровергатели «культа личности», были произнесены впервые не на XX съезде партии. Хрущев просто украл их из постановления январского 1938 года пленума ЦК. Но дело даже не в этом.
Незаконные исключения из партии повлекли за собой аресты невиновных людей. Резолюция пленума отмечала: «Бывший секретарь Киевского обкома КП(б)У, враг народа Кудрявцев на партийном собрании неизменно обращался к выступающим коммунистам с провокационным вопросом: «А вы написали хоть на кого-нибудь заявление?» В результате этой провокации в Киеве были поданы политически компрометирующие заявления почти на половину членов городской парторганизации, причем большинство заявлений оказались явно неправильными и даже провокационными.
Поэтому еще при Сталине негодяи, совершившие произвол, понесли заслуженное наказание. Исторический, политический и даже нравственный абсурд в том, что именно этих партократов-карьеристов, виновных в арестах невиновных членов партии, спустя почти 20 лет хитроумный Никита реабилитировал. А вину за творимый ими произвол реабилитаторы переложили на Сталина.
В числе таких фигур, причисленных ревизионистами к «жертвам», был первый секретарь Куйбышевского обкома Постышев, женатый на активной оппозиционерке. Впрочем, в неоправданном радикализме Постышев уличался уже не в первый раз. Еще в марте 1937 года, после жалоб рядовой коммунистки Николаенко, его сместили с должности секретаря Киевского обкома. Однако тогда арест за этим не последовал. И нагревший руки на репрессиях множества людей карьерист продолжил работу в Куйбышеве. По воспоминаниям Хрущева, Постышев «был добрым человеком, хотя иной раз допускал повышение тона, недопустимую грубость».
Доброта Постышева была жестокой. Прибыв в Куйбышев, уже с лета 1937 года он снова «организовал беспрецедентную кампанию арестов». Репрессии в области приняли небывалый размах. За время его «наместничества» были арестованы все секретари обкома, «взяты 110 секретарей райкомов». Аресту подверглись тысячи рядовых граждан. Судьба ретивого карьериста завершилась закономерной цепью событий.
Уже 14 января 1938 года на пленуме Постышева вывели из состава Политбюро. В феврале его исключили из партии и 21-го числа арестовали. Спустя год с небольшим, 26 февраля 1939 года, он выслушал смертный приговор. Он был обвинен «в организации массовых необоснованных репрессий»! Ирония истории в том, что Хрущев реабилитировал «доброго» Павла Петровича уже в 1956 году. «Дети оттепели» не посчитали карьериста-партократа, выносившего смертные приговоры тысячам людей, врагом народа. Ему отпустили грехи!
В числе лиц, причисленных ревизионистами к «жертвам сталинизма», значится и бывший первый секретарь ЦК КП(б) Украины Косиор, брат которого был активным троцкистом. Типичный карьерист, туповатый и ленивый, он рассматривал свое положение в партийной иерархии как источник личного материального благополучия и амбициозного самоутверждения. Еще в 1918 году он примыкал к «левым» и Троцкому в вопросе о Брестском мире. Затем, на волне «головокружения от успехов», стал одним из основных виновников перегибов коллективизации. Выдвигаясь на ажиотаже «борьбы с врагами», он был активным организатором и руководителем всех чисток. Входя в состав пресловутой тройки, он осудил тысячи невиновных людей.
Сразу после январского пленума 1938 года Косиора убрали с Украины. В мае его арестовали, а в феврале 1939 года приговорили к смертной казни как врага народа. Знаменательно, что в числе других подобных ему фигур Косиор, репрессировавший на Украине только в 37-м году свыше 15 тысяч человек, был Хрущевым реабилитирован даже раньше Постышева. Его объявили жертвой необоснованных репрессий уже в 1955 году.
Конечно, Сталина не могло не насторожить и встревожить обилие выявленных врагов народа. Просматривая сводки, присылаемые НКВД и парторганизациями, он убедился, что процесс приобрел негативный характер, превратившись в провокационный беспредел региональных руководителей на местах. Он решительно повернул руль. И тогда прокатившаяся после январского пленума в обратном направлении вторая волна репрессий «смыла» ретивых зачинщиков произвола.
Организаторы вакханалии и беззакония сами попали под сокрушающую мощь обратно откатившегося вала. Кроме улизнувшего от ответственности Хрущева, все они в 1938 году были арестованы, а позже расстреляны. Командные позиции в обществе стали занимать общественные силы, склонные к спокойствию в решении спорных проблем политической борьбы.
Общая ошибка, а скорее умышленная пропагандистская ложь в оценке этого периода, проистекает из того, что когда говорят о массовости и «необоснованности» репрессий, то имеют в виду масштабы и «жертвы» первой волны, задевшей «маленьких людей».
Трагикомедия истории в том, что, лишь упоминая о них, Хрущев оправдал именно организаторов репрессий, допустивших и инициировавших беззаконие. Он «реабилитировал» преступников гласно и поименно, а их жертвы символически – скопом, унавозив почву для цветов на могилах организаторов беззакония. И это не было заблуждением неосведомленного человека. В действиях главного «реабилитатора» был осмысленный расчет прожженного негодяя. Карьерист и преступник, один из самых рьяных и злостных организаторов репрессий – Хрущев предстал в глазах современников правдоборцем.
Но был ли он таковым на самом деле? «Меньшевик в 1917-м, троцкист в 1923-1924-х годах, участник троцкистской оппозиции, вовремя «раскаявшийся» выдвиженец Кагановича», – Хрущев являлся самым рьяным организатором террора. Еще занимая пост первого секретаря Московского комитета партии, он «без устали звонил в Московское управление НКВД, требуя ужесточения и ускорения репрессий».
Именно Хрущев подал в июне 1937 года заявку на репрессирование 41 305 человек, что составило почти пятую часть запрошенных «лимитов» по стране. Это количество превышало даже заявки секретарей крупнейших национальных республик. Переведенный из Москвы на Украину, Хрущев продолжил массовые репрессии. Одновременно с ним наркомом внутренних дел в республику был направлен Александр Успенский, которого Хрущев «хорошо знал по работе в Москве». Эта «сладкая парочка» круто взялась за разоблачение врагов.
Достаточно известна записка Хрущева, направленная из Киева, относящаяся к периоду его работы 1-м секретарем ЦК КП(б)У: «Дорогой Иосиф Виссарионович! Украина ежемесячно присылает 17-18 тысяч репрессированных, а Москва утверждает не более 2-3 тысяч. Прошу Вас принять срочные меры. Любящий Вас Н. Хрущев». Письмо символично даже не угодническим подобострастием двоедушного человека, а преступным рвением карьериста, стремящегося отличиться на репрессиях.
Но и до сих пор мало кто понимает, что, оправдав уличенных в преступлениях людей, этот политический авантюрист «реабилитировал» в первую очередь – именно самого себя! Замутив зеркало истины и совершив политический подлог, он отмыл руки от крови и скрыл от общественности собственную роль в репрессиях. Тем самым он избежал не только суда истории, но и реальной скамьи подсудимых, на которую по справедливости должен был сесть.
Говорят, что без мотивов не убивают. И уже в период борьбы с так называемым культом личности Хрущев все же проговорился о своем мотиве, когда объяснил причины случившегося тем, что «провокаторы, пробравшиеся в органы государственной безопасности, а также бессовестные карьеристы (курсив мой. – К. Р.) стали прикрывать именем партии массовый террор против кадров партии и Советского государства, против рядовых граждан».
То есть неистовый Никита не был просто политическим недоумком. Он прекрасно понимал, что двигало им и подобными ему людьми. Особая категория руководителей, сложившаяся после Гражданской войны, еще не остывшая от пыла борьбы в период коллективизации, имевшая собственные карьеристские цели, не могла существовать в иной атмосфере, кроме обстановки воинствующего и агрессивного противоборства. Обилие выявленных врагов было необходимым условием для их существования.
Эти «герои» коллективизации, функционеры, не устававшие на насилии делать карьеру, стали социально опасны для народа. Сталин решил подвести черту под их преступной деятельностью. И начало этому второму этапу очищения дал январский пленум ЦК 1938 года.
В постановлении пленума отмечалось: «Многие наши парторганизации и их руководители до сих пор не сумели разглядеть и разоблачить искусно замаскировавшегося врага, старающегося криками о бдительности замаскировать свою враждебность и сохраниться в рядах партии – это, во-первых, и, во-вторых, стремящиеся путем проведения мер репрессий перебить наши большевистские кадры, посеять неуверенность и излишнюю подозрительность в наших рядах».
Да, формально использовались те же слова о замаскировавшихся врагах. Но они означали нечто большее, чем обеспечение политической устойчивости общества. И современники поняли цели Сталина. Анализируя «внутреннее положение СССР» того периода, вернувшийся из Москвы капитан пехоты Коотани говорил в докладе японской дипломатической ассоциации:
«Чистка началась еще с позапрошлого года. В ее основе лежит желание Сталина, в связи с растущей напряженностью международного положения, достигнуть политического укрепления внутри страны и обеспечить себе свободу действий для проведения в жизнь своих планов».
Рассуждая об аресте участников военного заговора, японский специалист пояснял: «Но если на основании одного этого инцидента (курсив мой. – К. Р.) делают вывод, что государственная мощь СССР сильно снизилась или что боеспособность Красной Армии в большой степени упала, то я хочу внести корректив в этот взгляд, тем более что современный СССР, проводя сталинскую чистку внутри страны, стремится именно к повышению своей обороноспособности».
Впрочем, своевременность и необходимость чистки армии и верхнего слоя правящего аппарата засвидетельствовало увеличительное стекло войны. Но главным результатам этой исторически объективной предвоенной чистки стало то, что на смену полуграмотным «ветеранам» периода Гражданской войны и коллективизации устремились новые силы.
Вождь делал ставку на молодых. К управлению пришл.о поколение, выросшее в годы Советской власти, более грамотное, более энергичное, чье самосознание питали не только интересы личной карьеры, а политические и нравственные убеждения. В первую очередь это касалось оборонной промышленности, армии и флота. В высокие руководящие кабинеты, на ответственные посты в народном хозяйстве, промышленности и армии приходили новые люди. Именно они вместе с вождем приняли на свои плечи тяжелый груз Великой войны.
37-летний начальник отдела штаба Балтийского флота Владимир Трибуц оказался в Кремле в январе 1938 года. Позже адмирал флота Трибуц вспоминал, что, расхаживая по кабинету, Сталин «задавал вопросы, касающиеся обстановки на Балтике и в Финском заливе, интересовался состоянием нашего флота и флотов сопредельных государств, просил сделать оценку некоторым классам кораблей, их боевым возможностям. Я обратил внимание на знание Сталиным многих деталей военно-морского дела, особенно хорошо он был знаком с тактико-техническими данными наших кораблей». Уже вскоре после этого своеобразного экзамена молодому командиру сообщили об утверждении в должности начальника штаба флота.
Еще один значимый эпизод произошел в парижской больнице. Там 14 февраля при неопределенных обстоятельствах умер сын и пособник Троцкого Л. Седов. И не важно, умер ли он сам, или ему «помогли», но Троцкий в одночасье лишился значимой козырной карты в своей колоде. Сталин не мог допустить, чтобы в надвигавшейся войне за его спиной находились враги из «пятой колонны», затаившие ножи и способные нанести удар в спину.
Финальным аккордом, завершившим провокационную политическую деятельность оппозиции, руководимой и вдохновляемой ненавистью Троцкого, стал процесс по делу об «антисоветском право-троцкистском центре». Он прошел 12-13 марта 1938 года. Этот процесс оказался последним крупным публичным судом над политическими врагами Советской власти.
Профессиональный состав подсудимых был пестрым. Обвинение было предъявлено на суде 21 человеку, среди которых были бывшие члены Политбюро Бухарин, Рыков, Крестинский, Радек; бывшие наркомы Ягода, Розенгольц, Гринько, Чернов; партийные функционеры Раковский, Икрамов.
Конечно, в событиях, развивавшихся в тени надвигавшейся войны, важную роль играла сама атмосфера, в которой пребывала страна; и в том обостренном гражданском максимализме, который царил в психологии общественного сознания, отразились главные общественные потребности. Ими стали требования порядка, твердой власти и стабильности.
Итак, проведя государственный корабль через штормы коллективизации, между острыми скрытыми рифами обломков оппозиции, обойдя круто закрученные вихри заговоров, Сталин вывел его в чистые воды. Но утверждение, будто бы в это время страна пребывала в состоянии животного страха, трясясь на кухнях и прислушиваясь к гудению машин, въезжавших во двор по ночам, – лишь затасканный литературный штамп.
В действительности все было иначе. Жизнь шла в ином, оптимистическом ключе. Весело просыпаясь под бодрящие сознание песни и мелодии, раздававшиеся из «тарелок» громкоговорителей, люди с вдохновением отправлялись на работу. Они читали газеты с сообщениями о трудовых достижениях и отчетами о судебных процессах над врагами. Герои труда ставили рекорды. Физкультурники устраивали парады на Красной площади. По вечерам жители и гости столицы ходили смотреть, как на кремлевских башнях зажигались рубиновые звезды. Люди проводили свободное время в парках культуры и выезжали в отпуск к Черному морю, в санатории и дома отдыха, а у горы Аюдаг в пионерском лагере «Артек» звонко трубили горны.
В Москву, на съезды, приезжали стахановцы и колхозники, писатели, рационализаторы и участники художественной самодеятельности. Миллионы посетителей прибывали на Сельскохозяйственную выставку, где среди дворцов-павильонов, ухоженных аллей и струящихся фонтанов руки скульптурных колхозницы и рабочего гордо вздымали в голубое небо серп и молот.
В начале весны улицы столицы снова были усыпаны цветами и листовками. 17 марта Москва встречала участников высокоширотной арктической экспедиции. На пути до Красной площади героев ледового дрейфа ликующе приветствовали взволнованные и радостные люди. Медленно раскрылись двери Георгиевского зала, ослепительно сверкающего, с длинными рядами торжественно убранных столов. Папанин, державший в руках древко знамени, побывавшего на Северном полюсе, вступил в зал первым; за ним шли Ширшов, Кренкель и Федоров.
Аплодисменты вспыхнули с новой силой, когда в зале появились члены Политбюро и правительства. И.Д. Папанин вспоминал: «В этот вечер Сталин произнес речь о смелости советских людей, об истоках их героизма, о том, что в нашей стране человек ценится, прежде всего, по его делам на благо общества. Затем Сталин поднял бокал за здоровье всех героев – старых и молодых, за тех, кто не устает идти вперед, за молодость, потому что в молодых сила».
В эти годы на стапелях судоверфей велось строительство сразу четырех крупных ледоколов. Первый готовился к сдаче в 1938 году, и не терпящим отлагательства делом стало сооружение судоремонтного завода в Мурманске. Вопрос о ходе его строительства рассматривался в Кремле, а на следующий день Папанина, ставшего первым заместителем Главсевморпути, вызвали к Сталину. В кабинете находились Молотов, Микоян, Ворошилов и секретарь ЦК ВЛКСМ Косарев. Лицо Сталина выражало недовольство.
– Строительство Мурманского завода идет из рук вон плохо, – сказал он. – Так дальше нельзя. Где мы будем ремонтировать ледоколы и корабли, работающие в Заполярье? ЦК и Совнарком не могут мириться с создавшимся положением...
Вождь предложил герою-полярнику выступить в печати с обращением к молодежи; призвать юношей и девушек поехать для строительства завода на Север. Обращение появилось на первой полосе «Комсомольской правды» уже на следующий день, и десятки тысяч писем с просьбами направить на стройку посыпались в Главсевморпуть и ЦК ВЛКСМ. В Мурманск пошли эшелоны – 20 тысяч молодых энтузиастов ехали строить завод. Энтузиазм и вдохновение стали визитной карточкой того времени.
Может показаться парадоксальным, но репрессии того периода тоже стали своеобразным проявлением массового энтузиазма. Конечно, начиная устранение наиболее злостной и опасной для страны категории людей – участников заговорщицких центров и блоков и даже дав санкции на аресты социально опасных люмпенизированных элементов, бежавших из мест высылок кулаков и уголовников, Сталин не мог предполагать, что этот процесс выйдет за грань здравого смысла.
Более того, до определенного периода он был не в силах изменить и леваческие настроения правящего слоя партии. Репрессии 37-го осуществлялись теми же руководителями, которые с «головокружением» проводили коллективизацию и чистки с начала 30-х годов. Именно этими людьми в 1933 году из 3,5 миллиона членов партии было исключено 800 тысяч. В 1934 году – еще 340 тысяч (суммарно – 1 млн. 140 тыс. чел).