Глава 10

Глава 10

Адвокатская контора Davis, Graham & Stubbs

Денвер, штат Колорадо

январь 1964 года

В первые дни января 1964 года Дэвид Слосон, 32-летний сотрудник в одной из преуспевающих адвокатских контор Денвера, занимался делами клиентов¹. Работы было много, но не сверх меры: партнеры Davis, Graham & Stubbs восхищались способностью Слосона почти полностью концентрироваться на сложнейшей корпоративной работе и стремительностью, с которой он ее выполнял. В отличие от других сотрудников выпускнику Гарварда Слосону не нужно было засиживаться за столом до глубокого вечера, чтобы выполнить все, чего ждали от него клиенты. Он предпочитал уходить домой часов около пяти вечера.

Даже в первые дни после убийства президента Слосон не мог позволить себе забыть о работе. Президента он любил, и убийство его потрясло. В 1960 году он работал на предвыборной кампании Кеннеди по настоянию своего первого ментора, звезды юриспруденции в Davis, Graham & Stubbs, Байрона Уайта. Уайт всегда был демократом и управлял ходом предвыборной кампании Кеннеди в Колорадо. Через несколько дней после выборов Уайт уехал из Денвера, чтобы стать заместителем генерального прокурора Роберта Кеннеди. В 1962 году он был назначен на работу в Верховном суде.

Слосон надеялся последовать за Уайтом в Вашингтон. После избрания Кеннеди для многих молодых и амбициозных адвокатов Вашингтон неожиданно превратился в самое заветное место. Однако Слосон оказался в Вашингтоне не из карьерных соображений, а из-за убийства Кеннеди.

Ему позвонили в начале января. Он взял трубку и услышал незнакомый голос – то был Говард Уилленс, который представился как юрист Министерства юстиции, помогающий председателю Верховного суда в организации расследования убийства президента. Уилленса направил к Слосону их общий друг, юрист Государственного департамента, учившийся вместе со Слосоном в Гарвардской школе права. Уилленс спросил, не хотел бы Слосон примкнуть к работе комиссии. Не мог бы он в спешном порядке переехать на работу в Вашингтон на два или три месяца?

Слосон тут же ухватился за это предложение, однако, как сообщил он Уилленсу, ему необходимо было заручиться согласием своих партнеров по адвокатской конторе. Слосон вспоминал, что сомнений у него не было. Стать частью такого расследования и наконец-то выяснить, «что же, черт возьми, произошло» в Далласе, – все это было крайне интересно².

К счастью, партнеры быстро дали свое согласие, подразумевая, что он уезжает на два-три месяца. Слосон планировал немедленно отправиться в Вашингтон. Причин медлить не было: он был не женат, девушки у него тоже не было, в Денвере его удерживала только работа.

Еще до отъезда он принялся читать все, что было в прессе об убийстве и комиссии. Он разыскал номера The New York Times и прочитал о планах комиссии создать команду следователей, каждый из которых должен был работать над отдельным аспектом убийства. Упоминание о команде, занятой версией иностранного заговора, его в особенности заинтриговало.

Для большинства его коллег участие в работе «команды заговора» казалось малопривлекательным. ФБР отстаивало версию убийцы-одиночки: президента убил Освальд – без помощников. Если Гувер и его заместители были правы, «команде заговора» останется «охотиться за призраками». Но Слосон считал, что он идеально подходит для «команды заговора». По сути, как ему представлялось, это будет логическая загадка, и следователи должны будут находить ответы исходя из минимальных данных или их отсутствия. О холодной войне он знал только то, что читал в утренних газетах, но предполагал, что, если в этом преступлении замешаны русские или кубинцы, они бы попытались уничтожить малейшие улики, указывающие на их вину.

Слосон провел детство в Гранд-Рапидсе, штат Мичиган, и уже тогда был мастером разгадывать головоломки. Он умел спокойно и вдумчиво разбираться в сложнейших математических и научных задачах и находить решение. Для разгадки ему не нужно было видеть ни физических улик, ни фотографий или диаграмм, все происходило у него в голове. Быть может, поэтому ему так легко давались математика и физика. Поначалу он мечтал стать физиком. По этой стезе он шел, учась в Амхерсте, окончив его с отличием в 1953 году, лучшим студентом курса. Невзирая на застенчивость он пользовался популярностью среди однокурсников за свои выдающиеся способности – один из однокурсников вспоминал о нем как об «образцово-показательном студенте» Амхерста, и его избрали председателем студенческого совета курса. На следующий год Слосон стал физиком-аспирантом в Принстоне. Он планировал заниматься квантовой механикой, областью физики, изучающей причудливое поведение мельчайших элементов Вселенной – субатомных частиц, неразличимых даже самыми мощными микроскопами. Он вспоминал, как ему довелось увидеть самого известного физика в мире – Альберта Эйнштейна, жившего в Принстоне после бегства из нацистской Германии в 1930-х годах. «Иногда идешь по улице, – вспоминал Слосон, – и вдруг перед тобой Эйнштейн».

Изменила жизнь Слосона и телепередача, которую он посмотрел у себя дома в Принстоне в 1954 году. В перерыве между занятиями он сидел и как завороженный смотрел прямое включение слушаний по делу «Армия против Маккарти» в Сенате, которые ознаменовали собой окончание «охоты на красных». Героем Слосона стал Джозеф Уэлч, главный адвокат Вооруженных сил, чьи свидетельские показания перед сенатором Маккарти превратились в решающее разбирательство по поводу заявления сенатора о том, что военные принимают на оборонные заводы коммунистов. Ему запомнилась смелая фраза, брошенная Уэлчем Маккарти: «Где ваша совесть, сэр?»

И Слосон решил, что хочет быть адвокатом, как Уэлч, участвовать в великих событиях современности. «Вот такой жизнью я хочу жить, – вспоминал Слосон свои размышления в тот момент. – Я хочу быть адвокатом». Его уже беспокоило то, что занятия физикой отрежут его от всего остального мира. «Не то чтобы я не любил физику, – говорил он. – Но жизнь физика представлялась мне жизнью монаха-затворника: длинные и сложные математические уравнения – анализ размеров галактик и все такое, – и я подумал: о нет, я не хочу всем этим заниматься».

Год спустя, получив степень магистра, Слосон покинул Принстон и поступил в армию. И он подал документы в Гарвардскую школу права, куда был принят. За обучение в Гарварде он платил из своего пособия военнослужащего и окончил курс одним из лучших учеников в классе, что позволило ему стать редактором юридического обозрения. Он мог бы подобрать себе место в Нью-Йорке или Вашингтоне, но ему хотелось поработать на небольшую фирму в маленьком городе, в особенности в местечке с живописным пейзажем за окнами. Денвер представлялся ему логичным выбором из-за его любви к горным видам спорта. «Я не хотел жить в большом городе, где нельзя было заниматься альпинизмом и горными лыжами».

В конторе Davis, Graham & Stubbs Байрон Уайт заприметил молодого талантливого человека и попросил, чтобы Слосон работал на него. Работать на Уайта было очень увлекательно: на протяжении десятилетий Уайт был знаменитостью Колорадо, сначала как лучший в США полузащитник, игравший за команду Университета Колорадо. Затем, отыграв в профессиональный футбол за Pittsburg Pirates (позднее команду переименовали в Steelers), он выиграл стипендию Родса на обучение в Оксфордском университете, а затем поступил в Йельскую школу права. Футболист и юрист – во всем, что бы он ни делал, «Байрон был суперзвездой», вспоминал Слосон.

Именно благодаря Уайту Слосон стал сторонником президента Кеннеди. На выборах 1960 года Слосон планировал голосовать за Эдлая Стивенсона, но Уайт его переубедил. «Он дал мне прочитать целую гору материалов о президенте Кеннеди, я все это прочел и сказал: хорошо, я перехожу на сторону Кеннеди». Уайт организовал дело так, что его молодой протеже стал параллельно работать еще и на предвыборную кампанию Кеннеди.

22 ноября, в день убийства, Слосон был в конторе, когда ошеломленный секретарь сообщил ему, что президент застрелен. «Всем сказали расходиться по домам, – рассказывал Слосон, который жил в нескольких минутах ходьбы от конторы. – Я был чудовищно расстроен. Кажется, я шел домой и плакал».

Два дня спустя Слосон увидел сцену убийства Освальда по телевизору и подумал, что все это просто уму непостижимо. В тот момент ему не пришло в голову, что объяснением происходящего может быть версия о тотальном заговоре: сначала убить президента, а затем – убийцу президента. «Тогда я просто подумал: мир сходит с ума», – рассказывал он.

Не прошло и недели после звонка Уилленса, а Слосон уже мчался на одолженном у отца «бьюике» из Колорадо в Вашингтон. «Такой здоровенный автомобиль со стабилизаторами совсем мне не подходил». Ему хотелось как можно скорее добраться до Вашингтона. «Денег у меня было немного, поэтому каждый день я стремился проехать побольше». В Вашингтон он приехал вечером 21 января, в субботу, в столице он до этого никогда не бывал и остановился в дешевом мотеле. На следующее утро, надев пальто и галстук, он явился в офис комиссии, где его представили Уилленсу и Рэнкину. О том, каким заданием он хотел бы заниматься, его, как он вспоминал, не стали спрашивать, с порога предложив пост младшего сотрудника «команды заговора» под началом Уильяма Коулмена из Филадельфии. Получив именно то задание, которое ему и хотелось, Слосон был в полном восторге.

О Коулмене Слосон прежде не слышал, но на него произвело впечатление то, что его новый партнер, так же как и он, был лучшим среди выпускников Гарварда и что он принимал участие в работе по делу «Браун против Совета по образованию». Ему также впервые довелось работать бок о бок с чернокожим адвокатом. Никаких опасений относительно предстоящей работы ни у Слосона, ни у Коулмена не было. Их попросили определить, не причастно ли какое-либо другое государство – скорее всего, Советский Союз или Куба – к убийству президента США, преступлению, которое могло означать начало ядерной войны. «Все это меня нисколько не испугало, – рассказывал Слосон. – Я был в полном восторге». Подобное можно было бы сказать и о многих коллегах Слосона. «Не помню, чтобы я хоть сколько-нибудь сомневался в своих интеллектуальных способностях, – рассказывал он. – И не думаю, что другие в себе сомневались».

Он сразу же принялся за работу. Во второй половине того же дня его попросили спуститься в вестибюль здания Организации ветеранов зарубежных войн, чтобы встретиться с неким человеком, который утверждал, будто у него есть доказательства заговора. В вестибюле Слосона ждал седовласый прилично одетый человек лет сорока. В первые минуты разговора мужчина произвел впечатление вполне вменяемого и рассудительного человека. «Прерывать мне его не хотелось, – рассказывал Слосон, – вдруг у парня действительно что-то было?» Два часа спустя измученный Слосон пришел к выводу: «Передо мной сидел параноидальный псих». Тайну убийства Кеннеди, утверждал этот человек, раскроет записка на клочке бумаги, захороненная под камнем где-то в Швейцарии. «Он хотел, чтобы мы его отправили самолетом в Швейцарию и он показал бы нам тот самый камень», – рассказывал Слосон.

После того как посетитель ушел, Слосон отругал себя за то, что потратил столько времени на бред сумасшедшего. Однако позднее он понял, что этот опыт оказался полезным. В первые часы работы в штате комиссии он узнал, что многие люди, которые поначалу казались трезвомыслящими свидетелями, обладавшими полезной информацией об убийстве, на деле оказывались «законченными психами».

Слосон припомнил, что его знакомство с Коулменом произошло на той же неделе в пятницу, когда Коулмен в очередной раз приехал из Филадельфии. Два адвоката отлично сработались. Подобно другим «старшим» сотрудникам комиссии Коулмен не планировал посвящать расследованию все свое рабочее время. Он предупредил Уоррена и Рэнкина, что будет наезжать время от времени, а большую часть технической работы будет делать Слосон, что последнего вполне устраивало.

Поначалу Слосон был далек от мысли об иностранном заговоре, поскольку никаких достоверных данных об этом не было. Коулмен же был более подозрителен. «Сначала я действительно подумал, что это русские или кубинцы», – рассказывал он, вспоминая, как боялся, что результаты расследования могут вынудить США к войне3.

На протяжении первых нескольких недель Слосон почти не покидал своего небольшого кабинета в здании Организации ветеранов зарубежных войн. Он должен был прочесть тысячи страниц документов. Он и его коллеги были завалены горами папок – многие с пометкой «совершенно секретно» – из ФБР и ЦРУ. Поскольку его задачей было искать следы иностранного заговора, Слосону более чем другим штатным сотрудникам комиссии было необходимо понять принципы работы ЦРУ. Его будоражила мысль о том, что скоро ему предстоит встретиться с настоящими шпионами.

В работе с ЦРУ, как представлялось Слосону, у комиссии был превосходный ресурс в лице Аллена Даллеса, одного из членов комиссии, который был главой Управления с 1953 по 1961 год, когда его отправили в отставку из-за провала операции в заливе Свиней. Несмотря на вынужденную отставку, его отношения с президентом Кеннеди не испортились. «Отставку он воспринял с большим достоинством и никогда не пытался свалить с себя вину, – говорил Роберт Кеннеди, – президент его очень любил, как и я». По словам президента Джонсона, в комиссию Уоррена Даллеса рекомендовал Роберт Кеннеди⁴.

Слосон предположил, что, если у ЦРУ были данные о связях Освальда с заговорщиками, Даллес знал, как до них добраться. Однако так он думал до того, как встретил Даллеса. Когда же их представили друг другу, Слосон увидел, что бывший директор ЦРУ по-старчески немощен и хрупок. Он по-прежнему напоминал «директора школы-пансиона», по словам Ричарда Хелмса, его бывшего заместителя в ЦРУ: «расчесанные на пробор волосы, изящные усики, твидовый костюм и неизменные круглые очки без оправы». Но к началу 1964 года, как заметил Слосон, Даллес уже выглядел как директор школы с пошатнувшимся здоровьем и давно ушедший на пенсию⁵.

Выглядел Даллес старше своих семидесяти. Таким он стал после инцидента в заливе Свиней. Роберт Кеннеди вспоминал, что в последние дни перед отставкой Даллес выглядел «как живой труп». «Страдая от подагры, он едва передвигал ногами и постоянно ронял голову на руки». Подагра мучила его и во время работы на комиссию Уоррена. Часто он приходил на заседание и переодевался в домашние тапочки, потому что в ботинках ему было больно⁶.

Годы спустя, поняв, как много знал – и, возможно, утаил – Даллес, Слосон по-прежнему был склонен думать о нем только с лучшей стороны. Он подозревал, что переживший унизительную отставку Даллес в последние годы жизни попросту забыл многие из некогда известных ему тайн.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.