Глава 25

Глава 25

Кабинет конгрессмена Джеральда Форда

палата Представителей

Вашингтон

март 1964 года

Джеральд Форд требовал надавить как следует на Марину Освальд. Политические советники и ярые антикоммунисты из окружения конгрессмена не собирались отказываться от версии заговора, вдохновленного СССР или Кубой, а бесконечная ложь вдовы Освальда внушала опасения: не скрывает ли она доказательства этого заговора. Форду было известно, что некоторые следователи комиссии даже подозревают в Марине «спящего агента» Москвы. Возможно, она и не знала о намерении мужа убить Кеннеди, но ее заслали в Соединенные Штаты помогать Освальду и покрывать его, пока он осуществлял секретные замыслы Кремля. Эта версия объясняла, почему молодые люди вступили в брак, едва познакомившись, и почему их выпустили из России.

В марте Форд обратился к Рэнкину с предложением повторно допросить вдову Освальда, на этот раз на детекторе лжи – в надежде, что Марину удастся запугать и вырвать у нее наконец всю правду. «Добровольный текст на полиграфе позволил бы удовлетворить законный интерес общественности, – писал Форд. – Нам и так известно, что она “упустила” множество обстоятельств, которые с тех пор удалось установить… Возможно, она также “упускает” все, что ей известно о подготовке Ли Освальда, его деятельности и отношении с Советами»¹. Форд разделял озабоченность некоторых юристов комиссии, считавших, что комиссия так и не узнала правду о визите Освальда в Мехико, но Марина знает, зачем он туда ездил. «По-видимому, ей известно о поездке в Мексику больше, чем она рассказала нам». Форд рекомендовал проверять и других свидетелей на детекторе лжи «всякий раз, когда в протоколе обнаружатся явные расхождения или недостаточно искренние высказывания».

Главенство Уоррена в комиссии действовало Форду на нервы. Председатель Верховного суда никогда не позволял себе грубо обходиться с Фордом или другими членами комиссии, но бывал «резок» и относился к ним свысока, по ощущению Форда². «Он принимал множество односторонних решений, особенно в первые месяцы работы». Уоррен «присвоил себе чересчур много власти», и «невозможно было отклониться от его плана и расписания», вспоминал Форд. Поскольку в 1930-е годы Форд играл в футбол за Мичиганский университет, то и теперь прибег к аналогии из мира футбола: «Он обращался с нами, как с рядовыми членами команды, а сам он – капитан и квотербек».

Несмотря на эти разногласия, председатель Верховного суда признавал в Форде одного из самых ценных членов комиссии и наиболее усердно работающего – как и сам Уоррен. Сенатор Рассел практически устранился от расследования, двое других законодателей – сенатор Купер и конгрессмен Боггс – появлялись в офисе время от времени, но Форд считал своей обязанностью выслушать показания практически всех ключевых свидетелей. Он задавал им продуманные вопросы – видно было, что и материалы дела он читал весьма тщательно.

Для подготовки этих вопросов Форд собрал целую команду консультантов, не входивших в состав комиссии, и не считал нужным извещать об этом комиссию. Уоррен и другие сотрудники, наверное, обеспокоились бы, узнав, что Форд допустил к секретным документам комиссии своих друзей и советников, некоторые из которых не проходили проверку на благонадежность.

В особенности Форд полагался на троих помощников. Джон Стайлс, старый друг Форда еще из Гранд-Рапидс³, руководивший его избирательной кампанией в 1948 году, когда Форд баллотировался в президенты, следил за ходом расследования изо дня в день и готовил для Форда длинные списки вопросов к свидетелям. Форд также обратился к бывшему члену Конгресса от Республиканской партии Джону Рэю: этот юрист с дипломом Гарварда годом ранее отказался от места в Конгрессе. Чуть позже Форд ангажировал и молодого человека из Гранд-Рапидс, Фрэнка Фэллона, который в это время учился в Гарвардской школе права, и поручил ему проверять собранные комиссией показания.

Едва материал попадал на стол Форда в его кабинете в Конгрессе, он передавал его своим трем помощникам. Когда после суда над Руби юристы комиссии отправились в Даллас допрашивать свидетелей, Форд просил пересылать ему все протоколы, чтобы он «оставался в курсе развития событий». И эти материалы он также показывал своей троице консультантов.

Зачастую служебные записки этих помощников Форда не помечаются даже инициалами, что свидетельствует о том, насколько доверительные у них были отношения. К их рекомендациям Форд внимательно прислушивался и порой целиком включал текст записок в письма, которые уже от собственного имени и на бланке Конгресса отправлял Рэнкину с длинным перечнем заданий для членов комиссии. В марте Рэнкин получил от Форда список из десятков вопросов, которые следовало задать свидетелям с Дили-Плаза или присутствовавшим при гибели Типпита.

Консультанты Форда также подготовили списки дополнительных вопросов к сотрудникам комиссии по уже полученным свидетельским показаниям. Так, после того как в марте перед комиссией предстал Марк Лейн, помощники Форда на основании протокола показаний составили трехстраничный перечень всех сомнительных, на их взгляд, утверждений Лейна. Рядом с каждым из таких утверждений была пустая клеточка, где Форд или его помощники должны были поставить галочку, если слова Лейна удастся подтвердить. (Копия, сохранившаяся в бумагах Форда, свидетельствует о том, что ни одна из этих клеточек не была заполнена.) ⁴ Форд также обращался за специальными консультациями к коллегам-конгрессменам, имевшим медицинское образование, и просил прокомментировать протоколы из госпиталя Далласа и заключение патологоанатома. Конгрессмен от штата Пенсильвания Джеймс Уивер, по первой профессии хирург ВВС, сделавший затем карьеру в Республиканской партии, по просьбе Форда просмотрел медицинские документы и в ответном письме сообщил, что обширные ранения в голову «не оставляли надежды принять какие-либо меры для спасения жизни покойного президента»⁵. Уивер также поделился с Фордом – как политик с политиком – оображением, почему в показаниях медиков было столько путаницы, например, почему врачи из больницы Паркленда первоначально приняли выходное отверстие пули в горле Кеннеди за входное. На врачей «давили» безответственные репортеры, «журналисты или выдававшие себя за таковых», как выразился Уивер, и потому врачи говорили совсем не то, что хотели сказать.

В служебных записках Стайлса и других консультантов Форда постоянно проступает беспокойство, как бы комиссия не проглядела улики, свидетельствующие о наличии заговора. В записке от 17 марта Форда предостерегают, что глава Верховного суда Уоррен способен «волюнтаристски отмести вероятность убийства в результате заговора, в особенности международного заговора или с участием иностранных правительств». Стайлс напоминал Форду о тревожных известиях, поступавших с Кубы незадолго до покушения, в том числе об интервью Кастро за два месяца до убийства президента, в котором Кастро, по-видимому, высказывал угрозы в адрес Кеннеди. Отмечалась в записке и таинственность, по-прежнему окружавшая поездку Освальда в Мексику. «Сумела ли комиссия установить по часам все перемещения и встречи Освальда в Мехико?» – вопрошал автор записки⁶.

Всю зиму Форда бомбардировали письмами коллеги-конгрессмены от Республиканской партии, а также консервативные избиратели, требуя вывести Нормана Редлика из состава комиссии. «С какой стати вы пустили козла в огород?»7 – писал Форду Ричард Пофф, конгрессмен от штата Виргиния. Врач из Техаса в своем письме угрожал Форду поднять против него бучу среди избирателей Мичигана: «Вы член Конгресса, и не пытайтесь меня уверить, что не можете совладать с такими приспешниками комми в комиссии, как Редлик. Изобличите их и увольте, или мы обратимся к мичиганской прессе»8.

3 апреля Рэнкин письменно просил Форда обратить внимание на провокационную статью, опубликованную Редликом в The Nation 11 годами ранее⁹. Эта статья была направлена против сенатора Джозефа Маккарти и отстаивала право свидетелей, вызываемых в комиссию Маккарти, ссылаться на Пятую поправку к Конституции, освобождавшую их от обязанности давать показания. Эта статья, с большим опозданием обнаруженная Рэнкином (она была озаглавлена «Свидетельствует ли молчание о вине?»), послужила для Форда лишним доводом в пользу мнения, что Редлика не следовало принимать на работу в комиссию. Хотя Маккарти и скончался в 1957 году, потеряв всякое влияние, некоторые члены Конгресса, и в том числе друзья Форда, все еще славили (пусть про себя) его имя.

Хотя это широко не разглашалось, но Форду и другим членам комиссии было известно, что ФБР, приняв во внимание эти публичные нападки, втайне проводит новое, более интенсивное расследование прошлого Редлика. В апреле Форд писал Рэнкину: обнаруженная с запозданием статья в The Nation как раз и доказывает, что «следует с максимальным усердием» силами ФБР расследовать прошлое Редлика и «комиссия должна собраться в полном составе, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию и принять уместные меры»¹⁰. В отдельном письме Рэнкину от 24 апреля Форд переслал ему копию передовицы из The Richmond Times Herald, влиятельной и архиконсервативной газеты штата Виргиния, под заголовком «Кто нанял Редлика?». В этой статье говорилось, что «явная и тесная связь сподвижников коммунизма с одним из ключевых участников расследования не внушает доверия к комиссии Уоррена»¹¹.

Рэй, бывший конгрессмен, а ныне советник Форда, предполагал связь между Редликом и Марком Лейном и другими левыми сторонниками теории заговора. Он составил от руки таблицу, чтобы установить, не были ли Редлик и Лейн членами одних и тех же «коммунистических фронтов», как он именовал левые группы, боровшиеся за права человека и гражданские свободы (ФБР относило их к числу подрывных)12. В левой колонке Рэй поместил группы, с которыми были как-то связаны и Редлик, и Лейн, в том числе Чрезвычайный комитет по гражданским свободам со штаб-квартирой в Нью-Йорке. Рядом с каждой группой из списка он указал – насколько это удавалось определить – годы, когда с ней контактировали Редлик и Лейн. Затем Рэй письменно уведомил Форда, что прекратил это расследование, убедившись, что «совпадений меньше, чем я ожидал». В рубрике «членство в Коммунистической партии» Рэй отметил и для Редлика, и для Лейна: «доказательства отсутствуют».

В датированной апрелем служебной записке (без подписи), направленной кем-то из сотрудников Форду, предлагались различные способы выжить Редлика из комиссии. Автор признавал, что работа Редлика в комиссии сама по себе не представляет «угрозы». «Он занимает не настолько важное положение, и до сих пор его работа была безупречной, – сказано в записке. – Тем не менее сам факт его участия в расследовании уже критиковали и будут критиковать впредь». С другой стороны, откровенное увольнение не рекомендовалось, чтобы не смущать людей и не породить мнение, будто «для теории заговора имеются дополнительные основания». Лучше номинально оставить Редлика в комиссии, «попросту отстранив его от всей сколько-нибудь существенной работы». Пусть занимается «безвредными делами» и пусть сохранит свое жалованье, чтобы у него не было оснований протестовать¹³.

Консервативные силы страны видели в Форде своего представителя в комиссии и вместе с тем лучшего защитника от расползавшихся, особенно по Европе, слухов, будто к убийству были причастны правые группировки. В качестве потенциального виновника левые газеты и журналы Европы частенько упоминали Гарольда Ханта, ультраконсервативного нефтяного магната из Далласа. Один из сыновей Ханта разместил в The Dallas Morning News непосредственно утром в день покушения окаймленное черной рамкой объявление с упреками Кеннеди, который-де не оказывал достаточной поддержки антикастровским повстанцам. Кеннеди, говорилось в объявлении, проникся «духом Москвы».

В машине Джека Руби в день покушения были обнаружены рукописи радиосценариев, подготовленных крайне правой станцией Life Line, которую поддерживал Хант[11].

В январе в офис Форда в Вашингтоне поступило загадочное послание от Ханта: нефтяной магнат задавался вопросом, не превратились ли Форд и сенатор Рассел, сами того не подозревая, в орудия широкомасштабного заговора левых сил, старающихся скрыть правду о гибели Кеннеди. «Я знаю о вас много хорошего, но не знаю, в какой мере вы осведомлены о заговоре», – писал Хант, даже не поясняя, о каком заговоре идет речь. – Вполне возможно, что вас и сенатора Рассела включили в комиссию по расследованию убийства лишь затем, чтобы добавить престижа и респектабельности другим людям, которых многие проницательные антикоммунисты считают просоциалистически или прокоммунистически настроенными». Хант приложил копии последних бюллетеней Life Line, которые, по его мнению, могли пригодиться Форду в борьбе «за дело свободы»¹⁴.

Тем временем среди молодых юристов, работавших в комиссии, распространился слух о тайной борьбе Форда против Редлика, и появились опасения, что Форд и в самом деле попытается отстранить Редлика от расследования. «Впервые услышав это, я счел саму мысль абсурдной, – вспоминал специалист по истории ВВС Голдберг. – Я решил, что это в чистом виде политические игры Форда»¹⁵. Но репутация Форда среди сторонников Редлика в комиссии стремительно падала. Многие вспоминали впоследствии, как появилось подозрение, что для конгрессмена из Мичигана работа в комиссии – лишь веха на пути в Белый дом, а Редлика он принесет в жертву своим амбициям.

Возможно, что Форд так прилежно трудился в комиссии не только для того, чтобы служить общему делу. Вместе со старым другом Стайлсом они сразу же задумали написать книгу о расследовании, «внутреннюю хронику» комиссии, и были уверены, что выйдет бестселлер16. Опубликовать книгу они намеревались как можно скорее после итогового отчета комиссии – по возможности всего через несколько недель после обнародования отчета. Весной они уже подыскивали в Нью-Йорке литературного агента и издателя. Уоррен и некоторые другие члены комиссии заявляли позднее, что об этом замысле им ничего не было известно вплоть до последних недель работы комиссии. Председатель Верховного суда говорил друзьям, что счел эту книгу чудовищным предательством: Форд еще и нажился на общенациональной трагедии. «Уоррен и много лет спустя гневался по этому поводу, – отмечал сблизившийся после расследования с председателем Верховного суда историк Альфред Голдберг. – Его нелюбовь к Форду в результате лишь возросла». По словам Голдберга, Уоррен считал Форда «недостойным доверия – он презирал Форда».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.