Глава 49

Глава 49

Здание городского муниципалитета

Краков, Польша

29 июня 1964 года, понедельник

Поляк, решившийся задать Роберту Кеннеди «личный вопрос», явно нервничал¹. Юный поляк, деятель местного отделения компартии в Кракове, одном из двух крупнейших городов Польши, пояснил, что его сограждане хотели бы услышать «версию убийства» с точки зрения брата покойного президента.

Казалось, этот вопрос застал Кеннеди врасплох. Уже почти семь месяцев он старался избегать любых публичных заявлений о гибели своего брата. Благодаря созданию комиссии Уоррена у генерального прокурора США был формальный повод обходить этот вопрос молчанием; он мог заявить, что не хочет высказывать необоснованных суждений до завершения следствия или что не хотел бы повлиять на результат работы комиссии. Но во время июньской поездки по странам Европы – вначале он побывал в Германии, где торжественно открыл мемориальную табличку на площади, названной в честь его брата, а теперь прибыл в Польшу, – ему пришлось наконец собраться с духом. В социалистической Польше толпы скандировали имя его брата.

И он решил ответить на вопрос молодого поляка.

Он сказал, что президент Кеннеди был убит неадекватным человеком, отщепенцем по имени Ли Харви Освальд, который таким образом выразил свой протест против американского общества. Вина Освальда «несомненна», сказал Роберт Кеннеди. «Освальд был убежденным коммунистом, но к этому случаю коммунисты не имеют никакого отношения, – пояснил он. – То, что он сделал, он сделал самостоятельно и в одиночку. <…> Его поступок, на мой взгляд, не имеет идеологической подоплеки. <…> Это был единичный акт протеста личности против общества». Его слова немедленно попали в заголовки американской прессы, особенно благодаря тому, что генеральный прокурор, казалось, подтверждает выводы, которых ждали от комиссии Уоррена. После возвращения Кеннеди на родину эти его высказывания вызвали новую волну недовольства работой комиссии: ее обвиняли в новой утечке данных, ситуация выглядела так, словно эту информацию Кеннеди предоставила комиссия. 2 июля в редакционной статье под заголовком «Слишком много разговоров об Освальде» («Too Much Talk on Oswald») в The New York Times говорилось, что заявления Кеннеди в Польше «поколебали веру в беспристрастность комиссии»².

Большую часть 1964 года Кеннеди, казалось, был весь в своем горе и практически не появлялся на публике3. Он принял предложение Джонсона остаться на посту генерального прокурора, сказав, что намерен продолжить курс, намеченный братом для Министерства юстиции, в частности в области гражданских прав. Однако впоследствии он практически не занимался своими обязанностями в министерстве и порой по нескольку дней кряду не показывался в главном здании министерства на Пенсильвания-авеню. Много времени проводил в Хикори-Хилл, особняке времен Гражданской войны, который они с Этель купили у Джека в 1957 году, или с Жаклин и ее детьми в Джорджтауне. Казалось, он спокойно себя чувствует только среди родных и близких, в окружении всех восьмерых детей (Этель в то время ждала девятого).

Кеннеди буквально облекся в скорбь: он даже забрал одежду покойного брата и носил ее. Регулярно посещая могилу Джона на Арлингтонском национальном кладбище, он часто надевал любимую кожаную куртку или пальто покойного президента. До поездки в Европу, во время которой была поднята тема убийства его брата, Кеннеди утверждал, что не интересуется работой комиссии Уоррена и для него не имеет значения, действовал Ли Харви Освальд один или был участником заговора. Его обычным ответом на вопрос о работе комиссии было: «Какое мне дело? Это не вернет Джека».

Но его помощники и близкие друзья знали, что эти слова говорились в основном на публику. Через много лет они признают, что Кеннеди всегда подозревал, что какие-то заговорщики планируют убить его брата. На протяжении всего 1964 года некоторые из его заместителей в Министерстве юстиции – и друзья в других местах – продолжали поиски, начатые по его просьбе: поиски доказательств того, что Ли Харви Освальд не был стрелком-одиночкой. Казалось, Кеннеди был всерьез обеспокоен тем, что за убийством могли стоять Кастро или мафиозные круги.

Кеннеди наверняка знал, что есть некая ужасная логика в версиях о кубинском следе в убийстве его брата, поскольку Соединенные Штаты давно вынашивали планы устранить Кастро, причем не без помощи мафии. Как стало ясно впоследствии из документов, сохранившихся в правительственных архивах, к 1964 году Роберт Кеннеди уже как минимум два года был в курсе этих планов убийства Кастро. После неудачной попытки вторжения в заливе Свиней в 1961 году брат назначил его ответственным за тайную войну президентской администрации против Кастро, известной в ЦРУ как операция «Мангуст» (Operation Mongoose). Никто из официальных лиц, причастных к операции «Мангуст», не сомневался, что ее цель – насильственное устранение Кастро.

Кеннеди знал об участии мафии в тайных планах ЦРУ по устранению Кастро по крайней мере с мая 1961 года. Через четыре месяца после того, как Роберт Кеннеди заступил на должность генерального прокурора, Эдгар Гувер предупредил его служебной запиской, что ЦРУ замышляет «грязные делишки» на Кубе с привлечением чикагского гангстера Сэма Джанканы. Кеннеди явно прочел это сообщение из ФБР, поскольку приписал на полях: «Надеюсь, с этим как следует разберутся». А год спустя Кеннеди прямо сказали, что под «грязными делами» подразумеваются тайные операции ЦРУ по физическому устранению Кастро. В мае 1962-го по настоянию Кеннеди было проведено рабочее совещание, на котором представители ЦРУ сообщили ему имена членов мафиозных структур, участвующих в этих тайных операциях, в их числе был и Джанкана. Как явствует из краткого отчета о совещании, Кеннеди заявил своим собеседникам из разведслужбы, что участие мафии в этих тайных операциях для него новость, притом неприятная: «Надеюсь, если вы снова захотите вести общие дела с организованной преступностью – с гангстерами, – вы поставите в известность генерального прокурора». Но было ли это для него такой уж неожиданностью, учитывая то, что он узнал годом ранее из служебной записки Гувера? И хотя друзья Кеннеди впоследствии будут уверять, что он ни за что не стал бы утверждать приказ об убийстве главы другого государства, в действительности ЦРУ не оставляло попыток устранить Кастро вплоть до самых последних часов администрации Кеннеди– все то время, пока Роберт Кеннеди вел тайную войну с Кубой. Генеральный инспектор ЦРУ, осуществлявший внутренний надзор за деятельностью Управления, установит впоследствии, что 22 ноября 1963 года, в день, когда был убит президент Кеннеди, некий офицер ЦРУ в Париже встретился с кубинским агентом и передал ему для переправки в Гавану отравленную авторучку – это была шариковая авторучка с иглой для подкожных впрыскиваний, которую можно было наполнить имеющимся в продаже смертельно опасным ядом под названием Blackleaf-40⁴. Генеральный инспектор писал, что, «вероятно, в тот самый момент, когда происходило покушение на Кеннеди, офицер ЦРУ встречался с кубинским агентом… <…> и передал ему орудие убийства для устранения Кастро». Даже после убийства брата к Роберту Кеннеди по-прежнему поступали отчеты о том, что мафия не оставляет попыток – с помощью ЦРУ или без него – физически устранить Кастро. В июне 1964 года, примерно в то время, когда генеральный прокурор США совершал поездку по Германии и Польше, ЦРУ направило в его офис подробную докладную записку о новом предложении «людей из “Коза ностры”», действующих совместно с кубинцами – противниками режима Кастро⁵. «Они запросили за устранение Кастро 150 тысяч долларов», – говорилось в докладной записке ЦРУ.

Знал ли президент Джонсон в 1964 году о заговорах против Кастро, точно неизвестно, хотя записи его телефонных разговоров из Белого дома, долго сохранявшиеся в тайне, позволяют предположить, что ЦРУ до 1967 года ничего не сообщало ему о заговорах и об участии в них мафии. И все же в первые месяцы своего пребывания на посту президента Джонсон, похоже, всерьез подозревал, что покушение на Кеннеди было чем-то вроде акта возмездия со стороны некоего иностранного правительства. Весной 1964 года Джонсон сказал своему пресс-секретарю Пьеру Сэлинджеру, который занимал эту должность и при Кеннеди, что убийство президента было «божьей карой» за причастность США к гибели диктатора Доминиканской Республики Рафаэля Трухильо и президента Южного Вьетнама Нго Динь Зьема: вьетнамский лидер был убит меньше чем за три недели до покушения на Кеннеди в результате военного переворота, организованного при поддержке США⁶.

Об этом замечании Джонсона, как подозревал президент, вскоре стало известно Кеннеди. Генеральный прокурор был возмущен до глубины души. «Божья кара?» – потрясенно повторял он. В апреле 1964 года, в разговоре со своим близким другом, историком Артуром Шлезингером, Кеннеди заметил, что это «самое ужасное» из всего, что говорил Джонсон.

Но так ли уж далек от истины был Джонсон? Кеннеди мог сколько угодно гневаться на президента, но у него и у самого были подозрения, что некий лидер иностранного государства, которого ставила своей целью устранить администрация Кеннеди, просто нанес упредительный удар. И вероятнее всего, это был Кастро. Шлезингер вспоминал, как однажды той осенью – «возможно, бестактно» – спросил у Кеннеди, действительно ли он верит, что Освальд действовал в одиночку. Кеннеди «ответил, что у него нет серьезных оснований сомневаться в том, что Освальд виновен, однако все еще остаются вопросы, действовал ли он в одиночку или убийство было частью заговора, организованного Кастро или гангстерами».

И в июне того года Кеннеди оказался перед трудным выбором, получив от председателя Верховного суда Уоррена письмо, отправленное по поручению комиссии. Уоррен спрашивал, располагает ли генеральный прокурор «какой-либо информацией, позволяющей предположить, что убийство президента Кеннеди произошло в результате некоего внутригосударственного или иностранного тайного сговора». Это письмо было составлено в результате соглашения между членами комиссии и Министерством юстиции, согласно которому Роберт Кеннеди освобождался от дачи показаний.

Следовало ли Кеннеди рассказать об известных ему планах операций по устранению Кастро и о своих подозрениях, что в этом деле может быть замешана Куба? Каковы могли быть последствия, если бы вдруг открылось, что он знал годами: ЦРУ не только вынашивало планы убийства Кастро, но и нанимало для этой цели главарей мафии – тех самых гангстеров, с которыми должно было бороться вверенное ему Министерство юстиции?

Политические консультанты Кеннеди наверняка были бы против обнародования подобной информации, особенно летом 1964 года, когда они – без видимой причины – пытались подогреть общественное мнение, намекая, что в ноябре он будет соседом Джонсона по избирательному списку. Кеннеди не скрывал своей антипатии к Джонсону, однако ничего не сделал, чтобы приглушить эти слухи. Согласно результатам опросов, он с наибольшей вероятностью мог стать вторым номером в списке кандидатов от Демократической партии.

Кеннеди не спешил с ответом на письмо Уоррена. «Что я должен сделать?» – черкнул он в коротеньком примечании без даты, написанном от руки⁷. Оно было адресовано помощнику, который через несколько недель после получения письма Уоррена напомнил ему, что комиссия ждет ответа.

В конце концов 4 августа он подписал короткое, на одну страницу, письмо, адресованное председателю Верховного суда и не содержавшее ничего из того, что в действительности Кеннеди знал или о чем подозревал.

«Я бы хотел со всей определенностью заявить, что не знаю никаких достоверных фактов, которые бы подтверждали необоснованное заявление о том, что убийство президента Кеннеди было результатом внутригосударственного или иностранного заговора⁸. И хотел бы заверить вас, что вся информация, имеющая какое-либо отношение к убийству президента Джона Ф. Кеннеди, которой располагает Министерство юстиции, была передана Президентской комиссии для должного рассмотрения и изучения. В данное время у меня нет предположений относительно дальнейшего расследования, которое следует предпринять комиссии до публикации ее заключительного отчета».

С учетом того, что стало впоследствии известно о подозрениях Кеннеди, это письмо было в лучшем случае уклончивым, в худшем – попыткой сбить комиссию со следа в поисках возможного заговора, приведшего к гибели его брата. Может, все слова в этом письме подобраны правильно, но они маскируют его мрачные опасения, что Освальд действовал не один. Может, Кеннеди и не имел «достоверных доказательств» заговора, но подозрений было хоть отбавляй. Может, среди информации, «которой располагало Министерство юстиции», не было свидетельств, указывающих на возможный заговор, но они могли быть в других местах – в ЦРУ, например.

Зная, что его уже освободили от необходимости давать показания, Кеннеди в заключение сказал, что готов предстать перед комиссией и ответить на вопросы. На самом деле он знал, что это предложение будет отклонено. «В случае, если члены комиссии сочтут, что я могу внести посильный вклад в расследование, выступив в роли свидетеля, я готов это сделать», – писал он. В отличие от президента Джонсона генеральный прокурор был высшим правительственным чиновником, а им не вменялось в обязанность давать под присягой показания во время расследования.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.