28 января 1943 года

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

28 января 1943 года

На юге наши части осуществляют сложные операции. Немцы попадают в клещи, в кольцо. История двадцати двух дивизий неприятеля, которые дошли до Волги, думая, что они дошли до победы, достаточно поучительна. За истреблением сталинградской группировки противника последовали окружение и уничтожение его частей на Дону и на Воронежском фронте. Теперь немцы спрашивают себя, как они выберутся с Кубани.

Иной характер носил прорыв блокады Ленинграда. Здесь нашим частям пришлось брать штурмом прекрасно укрепленные позиции. Перед ними была Нева, одна за другой линии вражеских укреплений, семикилометровое торфяное поле, минированное немцами. Задача была нелегкой. За пятьсот дней немцы успели укрепиться. Здесь стояли отборные немецкие части, и здесь немцы не могут свалить вину на своих вассалов. Что же помогло русским солдатам прорвать блокаду? Ярость.

Пятьсот дней немцы терзали Ленинград. Я говорил моим шведским читателям о том, чем является для каждого русского Ленинград. Большие города, как большие книги, каждый может расшифровать по-своему. Для одних Ленинград наиболее пластичный город России, они восторгаются его перспективами, изумительной гармонией неба, камня, воды, тумана, белыми ночами, набережными Невы, дворцами. Другие чтят в Ленинграде город революции, город потомственных рабочих. Для всех Ленинград связан с понятиями «Запада», культуры, мысли. Здесь находились академии, лучшие издательства, знаменитые ученые, поэты, композиторы. Все русские писатели, от Пушкина и Гоголя до Блока, вдохновлялись Ленинградом. Когда Россия узнала о той муке, которой подвержен любимый город, Россию охватила ярость.

С глубоким удовлетворением мы читали о том, что, сожрав румынских лошадей, солдаты Паулюса сожрали и собак, а теперь умирают голодной смертью. Их никто не звал в Сталинград. У них были в Германии свои города, свои семьи. Они пришли как завоеватели. Их гибель — только ничтожная доля расплаты за трагедию Ленинграда.

Нужно знать, что пережили жители этого города прошлой зимой, дабы понять те чувства, которые вели наших солдат на штурм. Многомиллионный город был подвергнут осаде. Каким мимолетным эпизодом кажется по сравнению с судьбой Ленинграда осада Парижа в 1871 году! Женщины видели, как умирают их голодные дети в нетопленых, неосвещенных домах. На салазках отвозили тела погибших. Не было сил, чтобы вырыть могилу. Не было сил, чтобы пойти за ведром воды. Город, привыкший к сложной жизни, был обречен на пещерное существование. Каждый переживший прошлую зиму в Ленинграде узнал всю меру человеческого страдания.

Однако Ленинград не сдавался. Люди не хотели принять жизнь из рук врага. Ослабевшие, они показали миру значение духовной силы. Я знаю архитектора, который в полумертвом городе составлял проекты больниц, клубов, театров. Я знаю поэтессу, хрупкую женщину, потерявшую крохотного внука, которая, замерзая, писала стихи о мужестве, воздухе и солнце. Работницы изготовляли снаряды. На переднем крае бойцы отбивали атаки. Ленинград выстоял.

Россия не оставила свою гордость. Летом по Ладоге из Ленинграда вывезли сотни тысяч женщин, стариков, детей. Подвезли продовольствие. Город приподнял голову. Когда Ладога покрылась льдом, по льду проложили колею, это было отдушиной. Но вот настал час, и под напором солдат распахнулась дверь.

Я повторяю: бойцов вела ярость. Ротный писарь Бархатов сказал в ту ночь: «Не могу. Временно прекращаю делопроизводство» — и с гранатами пошел бить немцев. «Слава тем, кто первым встретился с войсками Волховского фронта», — гласил приказ. Связист Молодцов подполз к вражескому доту и бросил несколько гранат. Немцы продолжали строчить из пулемета. У Молодцова гранат больше не было. Тогда он бросился к амбразуре и своим телом заткнул черную дыру. А бойцы уже бежали вперед.

Старший лейтенант Косарь, увидев бойцов Волховского фронта, закричал: «Здравствуй, Большая земля!» «Большой землей» называли материк жители островов Северного океана. Пятьсот дней «Большой землей» называли жители Ленинграда Тихвин, Вологду, Москву. И вот остров снова стал материком. Надо ли говорить о нашей радости?

Еще раз дело решил человек, его отвага, его самопожертвование. Конечно, немецкая армия — хорошая армия. Но вот пленный унтер-офицер Франц Тюльтенфельд. Он должен был защищать позиции на Неве. Что ему Нева? Он рассказывает, что у него в Пруссии 600 моргенов земли, семьдесят коров и даже четыре пленных француза. Зачем он пришел к нам? Зачем к нам пришли немцы? Зачем пятьсот дней они терзали Ленинград? Зачем они продолжают разрушать его чудесные здания бомбами и снарядами? Ярость растет в нас, требует выхода.

Бои под Ленинградом не затихают. Мы прорвали блокаду. Мы должны отбросить врага, избавить Ленинград от немецких снарядов. Нам некогда радоваться, мы должны воевать.

И все же, думая о Ленинграде, мы счастливо улыбаемся. Мы шлем друзьям телеграммы и письма. Мы знаем, что бывают победы большие по стратегическому значению. Но эта победа самая прекрасная, самая человечная.

Я писал, что Ленинград и Стокгольм чем-то схожи. Может быть, сочетанием камня и воды, может быть, суровой красотой, великодержавностью, целомудренной гордостью. Многие шведы поймут нашу радость.

Мы не завоевываем чужое. Мы защищаем нашу землю. Мы ищем не мести, а правосудия. Это простые, банальные и все же самые убедительные слова. Когда мы, отступая, говорили о справедливости, недоброжелатели принимали это за слабость. Мы говорим о справедливости и теперь, когда на Неве, на Двине, на Дону, на Осколе, на Кубани мы бьем и гоним противника.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.