19 января 1943 года

19 января 1943 года

Прошлой осенью немецкая газета «Берлинер берзенцейтунг» писала: «Мы возьмем Петербург, как мы взяли Париж». Немецкие биржевики хвастали. Они не взяли Парижа. Они вошли в Париж, как в гостиницу: нашлись швейцары, которые распахнули перед ними двери. Но Ленинград не гостиница. Ленинград — гордость России. Год тому назад обер-лейтенанты обдумывали, где они разместятся: в Зимнем дворце или в «Астории». Их разместили — в земле.

Ленинград для нас больше чем город. Дважды с него начиналась история России. Здесь избяная Русь стала великой державой. Все в нем гармонично — вода и камень, небо и туманы. Его воспели Пушкин, Гоголь, Достоевский, Блок. Больше года каждый вечер мы в тоске думали: что с Ленинградом? Мы молчали: у нас был на груди камень.

В немецком военном учебнике я как-то прочитал: «Ленинград не защищен никакими естественными преградами». Глупцы, они не понимали, что Ленинград защищен самой верной преградой — любовью России.

Кого только не посылал Гитлер на приступ Ленинграда! Здесь побывали и горные егеря, и «Голубая дивизия» испанцев, и дивизии СС, и полицейские батальоны, и финны, и телохранители фюрера. Свыше года шли бои за город.

Под Ленинградом сражались все народы России. Русский, ленинградский слесарь Чистяков лежал у пулемета, отбивая атаку немцев. Кончились ленты, он взялся за автомат. Опустели диски, он схватил гранаты. Он говорит: «Не начни они отходить, я бы задушил их руками». Трижды раненный украинец Петр Хоменко продолжал сражаться и в рукопашном убил одиннадцать немцев. Окруженный врагами, еврей радист Рувим Спринцон передал: «Огонь по мне». Сотню фашистов перебил узбек Рахманов, а последнему разбил голову пулеметом.

Город Пушкин раньше назывался Царское Село. Это русский Версаль, город дворцов и парков, город, где юный Пушкин повстречался с музой. Вот что приключилось в Пушкине три месяца тому назад. Машина, в которой ехал гитлеровский генерал, взорвалась. Это сын банщика, восьмилетний Женя Олейников, бросил в автомобиль ручную гранату. Немецкий солдат схватил мальчика и ударил его головой о дерево. Мать и отца Жени немцы расстреляли, дом сожгли. Но они не сожгли и не могли сжечь то великое чувство, которое поддерживало Ленинград в самые страшные дни, то чувство, которое заставило малыша взять в руки гранату.

Немцы терзали прекрасный город бомбами и снарядами. Но женщины Ленинграда под огнем продолжали работать, они делали патроны и гранаты для своих мужей.

Немцы пытались взять город измором. Прошлая зима была для жителей Ленинграда бесконечно трудной. Не было света, не было дров, не было воды, не было хлеба. Летом старшина Степан Лебедев показал мне письмо, которое он получил от своего двенадцатилетнего сына: «Папа, ты, наверно, знаешь, что зима была у нас очень тяжелая. Я тебе пишу всю чистую правду, что мамочка умерла 14 февраля. Она очень ослабла, последние дни не могла даже подняться. Папа, я ее похоронил. Я достал салазки и отвез, а один боец мне помог, мы до ночи вырыли могилу, и я пометил. Папа, ты обо мне не беспокойся, у нас теперь полегчало, я крепкий, учусь дома, как ты приказал, и работаю, мы помогаем на ремонте машин. А Ленинград они не взяли и не возьмут. Ты, папа, счастливый, что можешь их бить, ты отомсти за мамочку…» Прочитав письмо, я заглянул в глаза старшины Степана Лебедева. Они горели суровым огнем, и я понял; это — глаза России. Мы никогда не забудем про муки Ленинграда. Возмездие еще впереди.

На выручку пришла Россия. Прошлой зимой по льду Ладоги грузовики везли хлеб Ленинграду. Летом моряки перевозили груз. Летчики над вражескими орудиями проносили муку, лекарства, письма. Настала вторая осень осады. Герои проложили по льду колею. Немцы накинули на шею Ленинграда петлю, но Россия не дала им затянуть узел.

Вчера был незабываемый вечер. Мы узнали, что петля рассечена. Путь на Ленинград свободен.

Синявино, Рабочие поселки — эти имена говорят о горячих боях, о тысячах подвигов. Четырнадцать километров казались непроходимыми: ведь немцы укрепили каждый метр. Каждая пядь земли была у них фортом. Красная Армия пробила путь своей грудью. Она сняла осаду с Ленинграда. Она сняла камень с сердца России.

Наше наступление подобно великой очистительной буре. С каждым днем эта буря растет, ширится, охватывает новые фронты. Она валит преграды. Что-то треснуло в сердце вчерашних завоевателей. Слов нет, немцы еще отчаянно сопротивляются. Но минутами их сопротивление уже напоминает упорство самоубийцы.

Наверно, Геббельс придумает сейчас, как подать немцам прорыв ленинградской блокады. Ложь германского командования рассчитана на непритязательных. Семнадцать дней уверяли, что Великие Луки в руках немцев. Потом даже заявили, что немецкая выручка пришла на помощь осажденному немецкому гарнизону. Теперь уверяют, что «немецкий гарнизон, улучив удобную минуту, вырвался из Великих Лук». Мы знаем, куда он «вырвался», — в могилу.

Фюрер пожаловал генералу фон Паулюсу дубовые листья к рыцарскому кресту. Дубов под Сталинградом нет. Но, согласно русскому обычаю, Красная Армия приготовила и фон Паулюсу, и его солдатам, агонизирующим под Сталинградом, осиновый кол.

Мы начали облаву на волка. Мы ждем, что звук рога дойдет да наших друзей. Нельзя терять время. Из Норвегии, из Югославии, из Голландии каждый день прибывают в Россию новые немецкие части. Гитлер штопает свой рваный кафтан. Гитлер обнажает свой, еще целый бок. Мы зовем друзей не на помощь. Мы зовем их на облаву: не дать уйти волку.