ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
1
В Нюрбе, в «столице искателей алмазов», как ее называли меж собой геологи, весна только начиналась. Таял снег, на проталинах показывалась изумрудно-яркая первая зелень. Почки на деревьях набухали, готовясь взорваться зеленым пламенем листвы. После Ленинграда, где весна набрала силы, где было тепло и деревья оделись в зеленый наряд, а на клумбах расцветали тюльпаны, нарциссы и другие ранние цветы, в Якутии, казалось, природа жила ожиданием прихода праздника — короткого лета. Закоржавелый крупнозернистый пористый снег, затвердевший ночью, похрустывал под ногами. Ослепительно яркое солнце поднималось все выше, и лучи его лишь начинали набирать будущую знойную силу.
И Попугаева жила будущим. Она радовалась всему окружающему миру. Этот захолустный районный центр стал родным и близким, словно он был ее родиной. В мыслях она уже видела его иным, с широкими улицами и каменными домами. И она жаждала своим трудом и терпением приблизить то будущее. Лариса прилетела сюда с великой верой в успех.
Но и в штабе экспедиции ее встретили прохладно, если не сказать холодно, как и окружающая суровая природа. Амакинцы жили своими заботами, своими грядущими радостями. В кабинете начальника экспедиции было натоплено и накурено. В широкие окна открывался великолепный вид на бескрайние таежные просторы, которые начинались на той, низкой стороне Вилюя и уходили, простираясь и тая в голубой дымке, за горизонт.
— С прибытием, — Бондарь вежливо пожал руку, усадил на стул и сразу приступил к делу. — Телеграммы и приказы поступили, но особого внимания, извините, оказать не имею возможности. У нас свои собственные планы и свои богатые перспективы, которые обнаружились совсем недавно.
— Да, я знаю. Рада за вас, — ответила Попугаева.
За те несколько часов, пока она находится в Нюрбе, уже несколько раз самые различные люди восторженно рассказывали о величайших, по их мнению, находках на Малой Ботуобии. И Лариса каждый раз невольно припоминала высокого худощавого старшекурсника, ставшего геологическим пророком, Николая Бобкова, утонувшего в холодных водах Вилюя. Алмазы находят именно там, где он и предполагал. И те же самые люди, хаявшие его предсказания, возносят ему, уже давно не живому, похвалу и почесть, которые теперь совсем не нужны. Сказал несколько дежурно проникновенных слов в адрес Бобкова и Бондарь.
— Сейчас, сами понимаете, мы делаем акцент именно на правые притоки Вилюя. Там в перспективе необычайно богатые россыпи. А к северу несколько охладели. Но вам поможем. Именно вам, Лариса Анатольевна.
— Чем же я заслужила такое внимание с вашей стороны?
— Вы мне лично нравитесь. Как геолог и как женщина. — Бондарь говорил, глядя ей в глаза, убежденный в своей неотразимости, в своей безнаказанности. — А я здесь главный и единственный хозяин.
— А если я вам залеплю пощечину?
— Выкину в окно. Схвачу и выкину, — тоже с улыбочкой ответил Бондарь.
Лариса окинула оценивающе крупную фигуру. Да, такой может и выкинуть.
— Тогда оставим этот разговор. Мне не хочется наносить ущерб хозяйству экспедиции, бить дорогостоящее и завезенное издалека оконное стекло.
— Умница! Сразу видать характер. Мне такие ужасно нравятся, которые с характером. Здесь такие нужны. Я построил целый город в дикой тайге, а сам скоро одичаю и омедведюсь. Некому взбудоражить кровь.
«Петух, — подумала о нем Попугаева. — Петух! С солдафонскими манерами. И медвежьей галантностью. Избави бог от ухаживания начальства». И вслух сказала:
— Давайте оставим этот разговор, который мне крайне неприятен. Давайте перейдем к делу. Согласно заявке Центральной экспедиции, а об этом вам телеграфировали из министерства, из треста, мне необходимо получить дополнительное снаряжение, продовольствие, а главное — проводников.
— Вынужден вас, к личному сожалению, несколько огорчить. Проводников выделить не можем. У нас нет на них средств. Трест не перечислил, а Центральная экспедиция оплатила лишь продовольствие и самолет.
— Выходит, остаюсь без проводника?
— Если вы согласны ехать вдвоем, вместе с рабочим, в район, который вам, как мне сообщали, хорошо известен по прошлому лету, то тогда мы договорились. А если нет, то будем запрашивать Москву и ждать ответа и перечислений средств.
Бондарь видел крупной глыбой, как монумент, который ни словами, ни чувствами не пронять.
Попугаева не раздумывала. Выбора у нее не было. Не откладывать же поиск на месяцы, когда сезон почти наступил. И она ответила утвердительно:
— Хорошо, я согласна. Полетим вдвоем с рабочим.
— Чем еще могу быть полезным?
— С моей отправкой решено. Теперь второй вопрос. Важный! О научном открытии. Когда и где я смогу сделать сообщение?
— Не надо громких слов, Лариса Анатольевна! Научное открытие!.. За время существования экспедиции знаете сколько ученых мужей забивали голову нам, практикам, своими так называемыми открытиями, а? Пальцев на руках и ногах не хватит, чтобы пересчитать их.
— Вы, Михаил Нестерович, остаетесь самим собой. Вы, видимо, не помните из учебника слова гениального итальянца Леонардо да Винчи, который говорил так: увлекаться практикой без науки — то же самое, что плыть на корабле без руля и компаса. Но что вам эти слова! Я и не сомневалась, что вы станете возражать научно обоснованному поиску и костенеть в своих местных партизанских методах. Впрочем, и методом это назвать нельзя, ибо он дремучий, как тайга, и устарел еще со времен Ивана Грозного. Вы ищете алмазы по алмазам!
— Не надо так, Лариса Анатольевна. — Бондарь закурил, выпустил струю дыма. — Вам хорошо известно, что мы ведем государственную геологическую съемку и попутно поиск алмазов. И не по дремучему методу, как вы сказали, а по разработке и указанию того самого человека, который частично взял финансирование вашей сверхновой методы!
— Вы говорите о Бурове?
— Именно о нем, об Александре Петровиче. Он занимается алмазами с тех времен, когда вы еще изволили пешком под стол ходить. И Буров доказал на практике, что в нашей стране алмазы ищут лишь по алмазам. А не по вашим, простите, заграничным африканским пиропам.
— Ну, знаете… Профессор Кухаренко провел целый комплекс лабораторных исследований и доказал тождество!
— Может быть. Я не оспариваю предположение профессора Кухаренко. Нисколько! Но, как вам известно, красные гранаты, пиропы, как вы утверждаете, встречаются здесь довольно часто. Но они еще никого не привели к открытию даже бедной россыпи. У вас там, на Далдыне, разве обнаружены россыпи? Нет? А на Малой Ботуобии они есть. И их нашли по алмазам. Кристалл алмаза, найденный Кинд, привел к россыпи, — Бондарь сделал паузу, а потом нехотя произнес: — Но мы выполним и этот пункт договора, который строго определяет наши отношения.
Через несколько дней, накануне традиционного весеннего партийно-хозяйственного актива, Попугаева увидела в коридоре штаба экспедиции большой лист ватмана, на котором оповещалось о месте и часе открытия геологического форума. Среди выступающих была обозначена и ее фамилия.
«Надо готовиться!» — подумала Лариса и поспешила к себе в комнату, в барак, считавшийся гостиницей, который геологи в шутку назвали «Золотой клоп». Текст выступления она привезла с собой. Он был написан еще в Ленинграде и просмотрен профессором Кухаренко. Привезла она и образцы пиропов. Но женщина остается женщиной, для нее немаловажно и такое обстоятельство, как она будет выглядеть. Ведь на нее будут смотреть сразу десятки пар глаз, в том числе и женских, умеющих по достоинству оценить или очернить все — начиная от губной помады и прически до каблуков туфель.
А тут еще Жучка. Прибившаяся к ней собака еще в прошлом году. Помесь дворняжки с лайкой. Рыжая, пушистая, уши торчком. Как она обрадовалась Попугаевой! Прыгала, лизалась, радостно лаяла. Лариса обнимала ее, целовала в черный носик, угощала шоколадными конфетами. И надо же было случиться несчастью — Жучка нечаянно зацепила французский тонкий капроновый чулок. И он тут же на глазах пополз. Зашивать? Но шов будет виден за километр. А в здешних магазинах, естественно, таких чулок нет… Лариса бросилась на кровать, обняла подушку и беззвучно заплакала.
Спохватилась, когда за дощатой перегородкой услышала голоса соседей, вернувшихся с работы. В комнате стоял полумрак. Наступал вечер. Попугаева взглянула на часы и обомлела — до начала актива меньше часа! Начала лихорадочно собираться…
Партийно-хозяйственный актив проходил в местной школе. Клуб еще достраивали. Она пришла к самому началу, когда за стол президиума уже садились ведущие специалисты, прибывшие из Москвы, Новосибирска и из Иркутска ученые, секретарь обкома Борисов, местные партийные и советские руководители.
Секретарь обкома выступил первым. Он отметил достижения геологоразведчиков, вскрыл недостатки в работе и напомнил, что добытых алмазов еще явно недостаточно, что этого ценного технического и стратегического сырья явно не хватает отечественной промышленности и государству приходится затрачивать огромные средства на их приобретение за рубежом. Борисов от имени партии и правительства обратился к геологам с настоятельной просьбой — решить в ближайшее время важную государственную задачу, приложить максимум усилий и открыть промышленные россыпи, добраться до коренных месторождений и таким образом обеспечить рост экономического и технического могущества нашей страны.
Прения шли бурно.
Представители науки, каждый на свой лад и в силу темперамента отстаивал свою точку зрения. В общем, как и в прошлые годы, мнения разделились. На Сибирской платформе обнаружены россыпи. Если есть «дети», то где-то поблизости должна находиться и «мать». Но где ее искать? Одна часть исследователей утверждала, что первоисточники алмазов, то есть изверженные алмазоносные породы, расположены в пределах самой Сибирской платформы. Другая группа ученых доказывала, что коренные месторождения находятся за пределами Сибирской, платформы. Они теоретически обосновывали то, что сама Сибирская платформа есть область накопления обломочного материала, в том числе и алмазоносного, который был снесен при разрушении с ближайших гор, например, с Витимо-Патомского нагорья. Оттуда принесены и алмазы в долины рек.
Геологи-практики больше всего внимания уделяли вопросам поисков кристаллов на Малой Ботуобии. Обильные находки алмазов в том районе будоражили воображение и разжигали азарт. Героями были и Кинд, и Журавлев, и не раз вспоминали добрыми словами Бобкова, ходил в именинниках и его друг и соратник Гневушев. Написанная ими совместно еще в прошлую зиму работа «О возможных коренных источниках сибирских алмазов» получила новое звучание и конкретное подтверждение.
В зале становилось шумно. Председательствующий постучал карандашом по графину, призывая к порядку, и объявил:
— Слово имеет Лариса Анатольевна Попугаева, Ленинград.
Услышав свою фамилию, Лариса растерялась. Она ждала этого момента, но он пришел нежданно. Сжав тетрадку, свернутую трубочкой, она направилась к трибуне. Из президиума ей подмигнул Файнштейн и тихо подбодрил:
— Давай, Неля, выкладывай.
А у нее во рту пересохло, язык одеревенел. Она глотнула воздух и произнесла первую фразу. О постоянных спутниках алмазов. Об южно-африканских месторождениях. О включениях в кимберлит, о пиропах. В зале наступила тишина. Слушали. Одни с вниманием, другие с нескрываемым интересом. Голос ее окреп, она уже увлеклась и держалась свободнее. Попугаева говорила о работе ленинградских ученых во главе с профессором Кухаренко, обнаруживших тождество африканских и местных, далдынских, пиропов. О том, что новый метод «пироповой съемки» научно обоснован. Как всякое гениальное, он оказался удивительно прост. Обнаружив в россыпях песка и галечника пиропы, надо идти по ним, как по верной дороге, к коренному месторождению. В самом деле, зачем такая мощная геологическая экспедиция, как Амакинская, топчется на Тунгуске и Вилюе, на этих крупных реках, и старым, дедовским способом, как примитивные старательские артели, сотни людей моют песок в надежде на удачу? Известно, что сильные течения рек уносят породу далеко, да и оседает она главным образом в середине русла, а не у берегов. Выход напрашивается только один: надо брать пробы в притоках, в мелких речках и ключах. Они стекают с водораздела и пиропами, как красным пунктиром на карте, скорее укажут путь к коренному месторождению.
Сообщение Попугаевой о новом методе поисков алмазов, о методе «пироповой съемки», и обоснованное доказательство этого нового метода было подобно революции в с годами устоявшемся и привычном деле поисков драгоценных камней.
Сообщение Попугаевой воспринималось по-разному. Каждый на свой лад. Забронзовевшие алмазные зубры слушали без особого интереса. Они больше привыкли доверять не словам, а результатам. Гранаты, которые, оказывается, и есть пиропы, встречаются чуть ли не по всему бассейну Вилюя. Это тысячи квадратных километров, где свободно разместятся многие государства Западной Европы. Так где же прикажете искать коренное тело? Молодежь, еще не оправившаяся от институтских привычек воспринимать доводы на веру, без проверки на практике, встретила слова Попугаевой восторженно. А среднее поколение геологов задумалось. В словах ленинградки, вероятно, есть какой-то резон. Особенно задумались те, которые еще недавно искали золото. Там благородный металл ищут по его верным спутникам. Может, и у алмаза есть родичи по трубке?
И все же выступление Попугаевой об открытии пиропов в Якутии произвело сильное впечатление. Несколько дней о нем только и говорили. Руководители отрядов и поисковых партий заново пересматривали свои дневники, записи, поднимали прошлогодние и позапрошлогодние отчеты. Все, даже те, кто и не поверил в новый метод, старательно перечитывали свои полевые дневники и искали в них какие-нибудь упоминания о рубиново-красных минералах. Никто, оказывается, до этого дня не знал о великолепных свойствах пиропа, никто раньше не обращал внимания на эти камешки, похожие на застывшие капельки крови. В тот же вечер даже сам Гневушев велел принести из библиотеки книги и учебники и стал вчитываться в те страницы, где упоминалось о кимберлитах, о встречающихся в них минеральных включениях.
Странное дело. Геологи словно прозрели. Эти гранаты, оказывается, лезли им в глаза, они встречались им повсюду — и в реках, и в ручьях, и в высохших старых руслах… Но каждый раз они почему-то проходили мимо них. Придирчивые и дотошные минералоги также не останавливались на них, не интересовались их мастью, их внешностью, списывая в общую кучу, под одну рубрику — «гранаты». А гранаты-то бывают разные. От бледно-желтого и бледно-розового альмандита до густо-малинового с фиолетовым отливом пиропа. Одни гранаты обкатаны водой на речном дне, а другие — оплавлены в жерле, в раскаленной магме и вынесены на поверхность из нутра уже округлыми… И по всей вероятности, по аналогии с Южной Африкой, вынесены вместе с алмазами, вернее, в породе, содержащей пиропы и алмазы. Но пиропов значительно больше, в несколько тысяч раз больше, чем драгоценных прозрачных кристаллов, следовательно, они и встречаются чаще. Пиропы, словно путеводная нить, могут привести к коренному телу, к месторождению алмазов.
Геологи экспедиции готовились к выходу в поле, имея в руках, словно компас, сведения о верном спутнике драгоценного камня. Ларису засыпали вопросами. Ей не давали прохода. Останавливали в столовой, в конторе экспедиции, на улице, приходили в комнату гостиницы и показывали округлые гранаты, намытые в прошлые сезоны, спрашивая с надеждой:
— Взгляните, пожалуйста, это не пиропы?
Чаще всего, посмотрев через увеличительное стекло лупы, она отвечала утвердительно:
— Да, это и есть пиропы.
Юрий Хабардин пришел вместе с якутом Давыдовым, старшим коллектором в партии Журавлева, и высыпал, на стол перед Попугаевой из ситцевого мешочка целую пригоршню густо-алых камешков.
— Намыли в пробах, взятых на Малой Ботуобии. Это они и есть пиропы?
— Они самые, — ответила Попугаева. — Где-то там коренное месторождение.
— От нас оно теперь не уйдет, найдем!
Но находились и другие геологи. Они смотрели на нее как на чудачку. А однажды поздним вечером она услышала за спиною ядовитый шепоток:
— Посмотрите на эту дуреху! Выболтала такую тайну, какой цены нет. Дает же судьба в руки чудачкам главные секреты природы!
Попугаева лишь улыбнулась. Да, она не умеет быть скупой. Такая уж у нее натура, такой открытый характер. С детских пионерских лет она привыкла общественное ставить выше личного. Истории и государству не важно, кто именно отыщет кимберлитовую трубку, алмазное месторождение. Важно, чтоб отыскали как можно скорее. Алмазы должны служить социализму.
У всех геологов Амакинской экспедиции оказались равные шансы на успех.
2
Партии и отряды улетали один за другим. Полевой сезон начался. В первую очередь уходили по своим маршрутам те, чей путь лежал на юг. В той стороне лето наступало чуть раньше. А маленькому отряду Попугаевой лететь на север, к Полярному кругу. Там, в верховьях реки, еще не сошел паводок, там стоит высокая вода.
Наконец пришла и их пора. Самолет АН-2, или как его ласково называли геологи «Антон», загрузили с вечера. А на рассвете, когда еще только бледный свет будущего дня размывал остатки ночи, летчик Виктор Новиков, взлетев с аэродрома Амакинской экспедиции, взял курс на северо-запад. В самолете, рядом с грузами, разместились Попугаева, Белкин и рыжая собака.
Часа через три оглушительного гула мотора и вибрации в бесконечной тайге показались места, где Попугаева работала в прошлом году. Лариса Анатольевна дала знак летчику — надо садиться.
Пилот снизил самолет, и они полетели вдоль небольшой речки, выбирая место для посадки. И вот наконец подходящая галечная коса, намытая Далдыном. Самолет удачно приземлился. Гул мотора смолк. Пассажиры выбрались и увидели, что «Антон» стоит одним колесом на гальке песчаной косы, а другим в воде. Попугаева с восхищением посмотрела на летчика:
— Ас, да и только!
— Давайте выгружаться, мне сегодня еще одну группу надо забрасывать в тайгу, — ответил пилот. — Я буду подавать, а вы снизу берите.
Потом они втроем разворачивали «Антон». Потом вдвоем с Федором, уцепившись руками за фюзеляж неприхотливой рукотворной птицы, упирались, тянули изо всех сил, давая ей возможность, оставаясь на месте, развить необходимое число оборотов винта. Вот она задрожала, тронулась с места. Еще минута — и самолет взмывает над зелеными просторами тайги.
Пилот на прощанье покачал крыльями самолета. Рокот мотора, постепенно смолк, лишь в безоблачном ясном небе долго была видна удаляющаяся темная точка… Жучка, робко поджав хвост, тихо поскуливала и жалась к людям. Собака чувствовала одиночество.
— Вот мы и одни остались, — сказал глухо Федор, словно сожалея о том, что вылетел в такую глушь. — Тайга кругом, да и только.
Вокруг, в какую сторону ни подайся, на сотни километров не сыщешь человеческого жилья. Даже охотничьих зимовий не встретишь. В здешних местах зимой не охотятся. Тайга жидкая, зверя ценного почти не найдешь. Привольно лишь птицам да всяким мелким лесным жителям. Правда, Попугаеву предупреждали, что при облете этого района летчики видели оленей и медведей. А встреча с косолапым не особенно желательна. На карте, которую ей дали в штабе экспедиции, помечены пункты ближайшего жилья. Если плыть вниз по реке, Попугаевой был знаком этот путь, можно добраться до Шелогонцев. Там в прошлом году они жили с Сарсадских. А если продвигаться вверх, через водораздел, через тайгу, можно выйти к реке Алакит, по которой спуститься дальше на север и добраться до крошечного поселка Яролиня на реке Оленек, где расположился штаб северных соседей Михайловской Заполярной экспедиции. Гаврилова, начальника той экспедиции, Попугаева знала. Высокий, приветливый. В прошлом году на «вечере полевиков», вернее, уже на рассвете, он даже пил шампанское в их женской комнате. В Яролине же находилась и полевая база Центральной экспедиции. Одним словом, там были свои, ленинградцы.
Монотонно шумит река на перекатах, где-то деловито крякали утки. Жизнь тайги шла своим чередом.
— Что ж, надо двигаться вперед, — сказала Лариса Анатольевна и начала распаковывать резиновые надувные лодки.
Федор молча ей помогал. Он действовал ловко, сноровисто. Накачал воздух. Привязал на каждую лодку немудреное снаряжение, запас продуктов.
— Можно и трогаться в путь-дорожку.
Жучка жадно принюхивалась к следам самолета, оставшимся на косе, и все тихо повизгивала.
— Ну, что ты, дуреха, скулеж разводишь! — Попугаева ласково потрепала собаку по холке. — Посмотри, какое раздолье кругом, а?
— Пес, а тож понятие имеет насчет нашего положения, — сказал Федор и добавил: — Видать, в тайгу не брали, без привычки, выходит.
К вечеру они продвинулись на несколько километров вверх по течению. Тянули на бечеве лодки, нагруженные снаряжением и продовольствием. Вода еще стояла высокая. Шли по вязкому размытому берегу.
— Привал надо бы сделать и к ночевке готовиться, — сказал Федор, шедший впереди и тянувший большую лодку.
— Вон за тем поворотом будем искать подходящее место, — согласилась Попугаева.
А за поворотом вдруг вдали показалась огромная длинная спина косы, выступающая покато из потока воды. До нее было порядочное расстояние, но все ж дотянули лодки. Благо еще, что световой день казался бесконечным. Прошло уже много часов, как они бредут по берегу, а солнце хоть и низко, а все ж висит над тайгой, посылает блеклые желтые стрелы лучей.
— Разбивай лагерь, Федор Алексеевич. Переждем здесь, пока вода не спадет, — сказала Попугаева, вытягивая на плотную галечную косу свою лодку.
— Место не так, чтобы очень, но и не очень, чтоб уж совсем очень, — шутливо заключил рабочий, оглядывая берег и подступающую редкую тайгу.
— Не вековать нам тут, — Попугаева сбросила с плеч ватник, взяла широкую чашку, заменяющую ей лоток. — Тебе сегодня готовить ужин, а я на первую промывку.
— Ну, коли мне ужин стряпать, то извольте ждать. Не примет душа и желудок в первый день казенную тушенку, — отозвался Белкин, вынимая тонкую сеть, — уха у нас будет, Лариса свет батюшкова, рыба сама в котелок просится.
— Действуй, Федюня!
— А вам, как говорят, ни пуха ни пера!
— К черту! — весело крикнула Попугаева.
Наступавший то ли поздний вечер, то ли раннее утро — а в те длинные летние дни одна заря другую стережет и подгоняет, — приглушал краски. Вдали белесый туман выполз из речной долины и пластался над водой, над землею. Из него, как из ваты, странно островками темнели верхушки кустов и кроны деревьев. От реки несло сыростью, пахло прелью и свежей листвой, смолистой хвоей и еще чем-то неуловимым. Гулкую глухую тишину нарушала тихим говором река, тянувшая монотонную песенку.
На косе, едва Попугаева подошла к краю воды, возле бокастого валуна, за корягой, она увидела до боли знакомые красные зерна пиропов. Они приветливо светились среди крупного песка и намытого галечника крохотными малиновыми цветочками. Их было очень много, словно кто-то высыпал из кармана.
— Федор!.. Федюня!!
Рабочий, оставив сеть, прибежал на зов. Попугаева протянула руку, указывая на нежданную находку.
— Ух ты!.. Сколько их! — воскликнул тот. — Это ж надо!
Они несколько минут, затаив дыхание, стояли молча и рассматривали пиропы, поблескивавшие красными звездочками. Потом выбирали самые крупные, самые лучшие. Пока совсем не опустилась светлая северная ночь.
Ужинали холодной тушенкой и сухарями, не дожидаясь, пока на костре закипит чайник. И усталости почти не чувствовали. Еще бы! Первый день и первый успех. Он радовал, он обнадеживал. И какими смешными казались теперь им прошлогодние горести, когда они встречали такие «никчемные» красные камешки… Теперь же они вселяли счастливую радость. Они как бы говорили на своем языке, понятном теперь Попугаевой, что знают большие секреты природы, знают дорожку к ее кладовым…
3
Утром, пока Федор готовил на завтрак обещанную еще вчера уху, а наловил рыбы он в один раз забросив сеть, Попугаева внимательно изучала косу и берега. Коса образовалась у слияния двух речушек. Надо решить, в какую сторону им подаваться. Которая из двух рек принесла пиропы?
Попугаева, свистнув Жучку, пошла по одной речке. «Разведаю путь, пока уха сварится», — решила Лариса Анатольевна. Шагалось легко, утро выдалось свежим и солнечным. Даже тучи комарья и гнуса, которые неотступно следовали за ней густым роем, не раздражали. В километре от лагеря в речку впадал ручей.
— Начнем брать пробы выше ручья, — вслух решила Попугаева. — Будут пиропы, пойдем дальше. Нет — свернем в ручей и там опробуем.
Взять пробу — это значит задержаться на этом месте дня на три. Надо промыть несколько кубометров песка. Таков порядок в работе, исключающий всякую случайность. В поиске главное — терпение. Взял направление и веди его до конца, до самого истока. Собирай намытые пробы, записывай в полевой дневник наблюдения и наноси отметки на карту. Исследовав речку до истока, можешь браться за притоки. И опять же сразу вверх. Работенка нудная и однообразная, если, конечно, не чувствуешь сердцем природу, не понимаешь немую душу камня, не умеешь читать язык минералов.
Стукнет поисковик своим геологическим молотком, расколет обычную на вид гальку, до блеска отполированную водой, и в разломе раскрываются древние тайны природы, что скрыты от людей, незнакомых с минералогической наукой. Каждый камень, галька, каждый слой горной породы представляется опытному глазу Попугаевой как частичный результат, как свидетельское показание о тех далеких процессах, которые происходили здесь, в этих краях, в древние геологические времена, когда извергались вулканы и потоки магмы прорывали затвердевшую земную толщу, раскаленными огненными реками стекали в долины и разломы. Она отчетливо в мыслях представляла себе те условия и понимала процессы образования и отложения тех или иных минералов. И среди них надо отыскивать те, которые ведут к заветной цели.
Проба оказалась положительной — в первой же промывке обнаружились алые зернышки пиропов. «Правильно выбрали направление», — с удовольствием отметила Попугаева, записывая результаты в дневник.
День за днем, с утра и до вечера, до захода солнца потянулась однообразная и тяжелая, работа. Надо перелопатить, перемыть кубометры песка. А знойная духота лета усиливалась, паркая влажность повисала в воздухе, дышать становилось нечем. Ни ветерка, ни даже спасительной тучки.
Пробы брали через каждые четыреста — пятьсот метров. Переносили палатку, обосновывались. И всюду находили желанные красные камешки. Они ободряли и вселяли надежду. Надежду на удачу. Они не свернут, не собьются с пути. Красный пунктир из пиропов вел все дальше и дальше. Куда же он приведет?
К концу второй недели послышался ровный и родной рокот самолета. Федор распрямил спину, вытер пот со лба и улыбнулся опухшими, искусанными комарьем и мошкой губами.
— Летит!.. Летит! Самолет! — и с надеждой добавил: — К нам, что ли?
Попугаева тоже оставила промывку. Вышла из реки на террасу. Задрав голову вверх, смотрела на знакомый зеленый самолет, на «Антона», который делал разворот и снижался, заходя на посадку.
Лариса и рабочий, бросив работу, побежали встречать гостей. Из самолета первым ступил на землю, вернее, спрыгнул Бондарь, за ним Краснов, который, как потом выяснилось, вчера прилетел из Ленинграда, а следом — Борисов, первый секретарь обкома.
— Как результат? — Бондарь первым жал руку, крепко, по-мужски.
— Движемся по тропке, — ответила Попугаева, торопливо поправляя пальцами непослушные волосы. — Пиропов много.
— Это хорошо!
Летчик выгружал из самолета картонные ящики с продуктами. Бросились в глаза свежие зеленые огурцы и белесый кочан капусты.
— Вез от самого Питера, — сказал Краснов, показывая на зелень. — У нас там ее много.
— И у нас будет, — вставил Борисов. — Будут свои овощи, товарищи алмазники!
Попугаева и Белкин рады были гостям. Конечно, они понимали, что начальство пожаловало неспроста. Конечно же им не терпится узнать, как же идет поиск, к чему привела пироповая дорожка.
Краснов и Бондарь, вынув лупы, тщательно рассматривали намытые образцы.
— Лариса, а ведь и это близкий родич алмаза. — Иван Иванович Краснов выделил из общей массы намытых минералов темные, почти черные округлые камешки. — Вернее, утробный брат его. Это ильменит. Он также встречается в коренном теле, в кимберлите.
— Выходит, здесь два алмазных спутника? — спросил Борисов, тоже наклоняясь над листом бумаги, на который положили черные камешки. — Ильменитами они называются?
— Ильменитами, — сказал Бондарь уверенно, словно именно он намыл их. — Два спутника уже могут дать нам гарантию.
— Очень может быть, — Иван Иванович Краснов повернул камешки к солнцу. — Оплавленные. Ильменит и не так прочен, как пироп.
На обед варили уху, хотя Лариса настаивала, чтоб сготовили борща. Краснову и Бондарю хотелось порыбачить. Но удача сопутствовала секретарю обкома. Борисов в тихой заводи обнаружил тайменя, который дремал в теплой воде.
— У Натальи Николаевны родилась дочь. Еленой назвали, — сообщал Иван Иванович ленинградские новости. — А сам Кухаренко на Кольском, прилетал лишь на несколько дней.
Бондарь рассказал, что в группе Кинд, на Малой Ботуобии, сплошные пиропы. А Малая Ботуобия — речка довольно длинная. Если брать пробы по установленным нормам, то за одно лето ее не пройти. Смелый метод предложил геолог Юрий Кудрявый. Он математически высчитал и доказал, что на этой реке объем промывки песков можно сократить в десять раз. Иначе говоря, на первых порах нет надобности промывать всю «предварительную пробу», обязательные триста кубометров песка. Можно ограничиться и малым.
— Понимаете, сразу объем работ сократился примерно в десять раз. Тут и экономия средств и сил, а главное, выигрыш времени. За летний сезон пройдут они всю реку и определят места, где находятся россыпи алмаза.
— А у нас пока ни одного кристалла, — грустно сказала Попугаева.
— Они будут! Обязательно будут, вспомните мои слова, — в голосе Борисова звучала такая уверенность, словно он хорошо знал сокровища якутской земли и верил в ее возможности:
— Речуха тянется еще километров на десять. Петляет, извивается. Думаю, что к концу месяца доберемся до истока, — сказала Попугаева, как бы отчитываясь и проверяя свои планы.
— В притоки не сворачивай, — посоветовал Краснов, — двигайся по главному направлению. У тебя очень перспективное направление.
— Я так и думала.
После обеда, развернув на косе «Антона», гости улетели. Только, еще до вечера держался в воздухе запах бензина и выхлопных газов. Воздух, казалось, застыл в знойном мареве.
И снова — однообразная работа. С рассвета и до захода солнца. С коротким перерывом на обед. Неделя проходила за неделей. Намытые пиропы уже так не радовали, как вначале. По всему было видно, что впереди — болото. Огромное и непролазное. Оттуда уже доносился запах вечного гниения и распада.
Пироповая тропа завела в тупик. Она нежданно оборвалась перед самым болотом. Красные кристаллы исчезли. А болото лежало на огромном пространстве, покрытое зеленоватой дымкой испарений. Ни на лодке, ни пешком по нему не пройти. И не обойти даже за неделю. Редкий лес лишь обозначал далекие размытые края. Из болота, из-под мха мелким и неясным ручейком начиналась река.
— Придется вернуться немного назад, — решила Попугаева, оглядывая глухие и безрадостные места. — Забрели мы с тобой…
Федор развел костер. Ловить рыбу уже не было сил. Да и была ли она в этих ручейках? Сварили кулеш, крутую пшенную кашу. Запивали чаем, пахнущим дымом.
Попугаева долго сидела у костра, смотрела на тлеющие угли и думала, думала. Как же так? В чем же дело? Ведь по элементарной логике пиропы должны были привести к заветной «голубой глине», к коренному телу. А вывели они к болоту и пропали. Их нигде нет. Вокруг один известняк, обычная осадочная порода. Кимберлитом здесь и не пахнет.
Она сжала кулаками виски. Лето почти на исходе. Большую часть ценного времени потратили на эту речуху, облазили все берега, дробили известняковые плиты, промывали десятки кубометров песка, брали пробу и с берегов, и со дна. А речка Кен-Юрях обманула, безмолвно обвела и утопила в смрадном болоте светлую надежду и мечту. Было отчего прийти и в отчаяние и поверить в неудачу. Усталость последних недель навалилась на плечи. Тихо ломало поясницу, ныли натруженные, исцарапанные, распухшие руки. Она грустно смотрела на свои огрубевшие ладони, покрытые затвердевшими мозолями, на обломанные ногти. А зимою она ухаживала за своими руками, смазывала на ночь кремом. Ногти подстригала, точила пилочкой, покрывала алым лаком… На душе было тоскливо и обидно. Жалеть себя она не умела. Ей было просто обидно, что ничего путного не получилось. Может быть, и прав «алмазный мамонт» Буров, который утверждал, что у нас алмазы надо искать по алмазам. Там, на Малой Ботуобии, кажется, так и получается. А у нас — сплошные нулевые результаты. Сибирь — это не Южная Африка, сходства, видимо, очень мало. А может, и никакого. Вот и верные спутники, красные камешки, — она сама видела, что они тождественны тем, вынутым из настоящего кимберлита, — здесь, в Сибири, подвели. Привели в болото. В эти минуты хотелось ей, в тоскливом отчаянье, на все махнуть рукой, плюнуть, бросить и, если б только подвернулся попутный самолет, умчаться подальше от болота, от тайги, от Сибири…
И в такие безысходные минуты она как бы слышала за своей спиною негромкие слова Нашего Комиссара. И тихо успокаивалась. Стыдно было за самое себя, за «растрепанные нервы»… Дело надо доводить до конца. И Лариса сама приказывала себе «не распускать нюни».
В те минуты Попугаева просто не знала, да и не могла еще знать, что кимберлитовая трубка находится рядом, что она почти ее отыскала. Но коренное тело не имело выхода на поверхность, его скрывали пласты разных наносов. Нужно было бить шурфы, рыть закопушки, и тогда наверняка бы открыли месторождение, вынули заветную «голубую глину» с алмазами… Но это сделают другие люди, которые придут сюда на будущее лето.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.