Что для политрука главное?

Что для политрука главное?

Фашистских солдат было двое. Один высокий, сутуловатый, с мрачным недовольным лицом. Другой — намного пониже ростом, розовощекий рыжий крепыш. Размахивая для равновесия автоматом, он все пытался идти по рельсе, но то и дело соскакивал с нее и хохотал. Второй, мрачный, поглядывая с опаской по сторонам, твердил: «Брось, слышишь, брось!» Но крепыш все не унимался.

Его громкий смех продолжал доноситься сюда, к кустарнику, метрах в десяти от железнодорожного полотна и тогда, когда оба солдата уже скрылись за поворотом пути.

Иван Иванович облегченно перевел дух:

— Фу-у…

— Что так? — шепотом спросил руководитель группы Андрей Дмитриевич Проценко и чуть заметно усмехнулся; неужели подумал, что политрук струсил! — Привыкай, привыкай, то ли еще будет!

Иван Иванович досадливо поморщился:

— Да нет!.. Еле удержался, чтобы на спусковой не нажать. Ходят, гады, как у себя дома.

— То-то и оно! — сразу нахмурился Андрей Дмитриевич. — Мишень словно на стрельбище. А ребята наши что порох. Один не выдержит — и готово дело. Все раскрыто!.. Вот тебе, Иван Иванович, и работа. Разъяснишь личному составу…

С самого рассвета руководитель группы вместе с политруком производили рекогносцировку. Задача вроде бы совсем простая, пересказать ее можно в нескольких словах. Выйти к линии железной дороги и отыскать укромное местечко, откуда разведчики будут следить за движением поездов.

Вот и все!

Но как это сделать, если все подступы охраняются отборными, специально натренированными для этой цели фашистами?

Если чуть ли не через километр натыканы вышки с пулеметами и прожекторами, дзоты и доты, простреливающие все мало-мальски подозрительные места?

Если по железнодорожному полотну непрерывно курсируют такие вот вооруженные до зубов патрули, да еще нередко с яростными, натасканными на человека псами, рвущимися с поводка? И не выстрели в них, не дай бог, подумать об этом не смей!

Долго искали, пока не обнаружили наконец этот лесной клин. Правда, до самой дороги он не доходит. Деревья тут вырублены, между опушкой и кустарником, где они залегли, открытое пространство. Но, к счастью, довольно высокие пни и ложбинка от насыпи до самых кустов…

Нет, ничего, подходящее место.

Они еще понаблюдали некоторое время за патрулями, определяя время, которое тем нужно, чтобы не спеша дойти до границы своего участка и повернуть назад. Все вроде бы складывалось благополучно.

Скрытно, по ложбинке, ползком пробрались обратно в лес.

— Что ж, откладывать не будем, сегодня же и начнем, — руководитель группы встал, отряхнулся. — Вечером радиосвязь с центром, передадим первое донесение.

— Кого думаете назначить в секрет? — спросил Иван Иванович.

— Кого?.. Назначать не буду. Самих хлопцев спросим. В добровольным порядке.

Но когда на базе, в лесу, возле щелястой, с полуободранной крышей заброшенной риги, километрах в шести от железной дороги, Андрей Дмитриевич собрал группу, в кратких словах поставил задачу и вызвал добровольцев, у всех вытянулись лица.

— Ну? — поторопил Проценко.

Никто не откликнулся. Партизаны, в основном молодежь, недоуменно переглядывались, пожимали украдкой плечами.

— Значит, лежать? — уточнил кто-то.

— Лежать.

— Вагончики пересчитывать?

— Да, считать вагоны.

— И все?

— Мало тебе, ага?

— А фашисты если? Срезать можно?

— Я тебе срежу! Предупреждаю: если кто выстрелит, ответит как за срыв боевой операции… Ну так кто же?

Молчание угрожающе затягивалось.

И тут встал Фризен:

— Если разрешите, товарищ руководитель группы, первым в секрет хотел бы пойти я.

По лицам увидел — удивились. И, пожалуй, больше всех других руководитель группы. Но возражать не стал…

И вот Иван Иванович снова на том же месте, что и утром, в кустах у железнодорожного пути. Только теперь уже не в качестве командира, производящего рекогносцировку. Теперь он разведчик, выполняющий боевое задание.

Загудели, защелкали рельсы. Приближался первый его железнодорожный состав. Смешанный. Теплушки, платформы, почему-то со щебнем. Два пассажирских вагона с выбитыми окнами. Цистерны. Снова щебень… Главное, запомнить, сколько чего.

Вслед за составом проследовали патрули. Не та утренняя пара. Пат и Паташон. Эти оба одинакового роста, уверенно и четко вышагивают по шпалам. Хорошо, пса с ними нет. Хотя и пес вряд ли что учует. Позади лес, он придерживает ветер, запахи не выносятся на полотно. В этом отношении место выбрано очень и очень удачно.

А вот лежать холодно. Очень холодно! Уже глубокая осень, стылая земля. Надо сказать ребятам, чтобы обязательно брали с собой плащ-палатку, даже две… И, главное, все время в одной позе. Шевелиться нельзя, опасно. У патрулей бинокли. Могут издалека засечь движение в кустах.

Опять рельсы вздрагивают, стучат. Состав. На этот раз платформы не со щебнем. На них нечто, крытое брезентом. Ага, орудия — вон высунулось дуло. Пушки, калибр семьдесят пять миллиметров. По два орудия на платформе. Три платформы, пять, двенадцать, четырнадцать… И теплушки с фашистской солдатней. Три, пять, семь…

На последней, обложенной мешками с песком платформе — зенитки в полной боевой.

Артиллерийская часть. Следует к осажденному Ленинграду…

Ко времени, когда позади раздался шорох и подползла смена, Иван Иванович прямо-таки окоченел. Кое-как добрался по-пластунски до леса, попрыгал там, пытаясь согреться. Зуб на зуб не попадал. А что же будет, когда заладят дожди? А зимой?

На базе подробно доложил Андрею Дмитриевичу об увиденном. Тот торопливо записывал при свете карманного фонарика. Подходило время радиосеанса, а надо было еще успеть зашифровать.

— Молодец, политрук! — похвалил. — Данные стоящие.

Молодой чернявый паренек по имени Миша, который, насторожив уши, околачивался тут же поблизости, понесся к остальным партизанам с новостью:

— Братцы! Политрук полк артиллерийский засек! Братцы!..

Иван Иванович поморщился недовольно:

— Трепач!

Хотел пойти, утихомирить, но руководитель группы остановил:

— Не надо. На сей раз эта его трепатня на пользу. Иди-ка ты лучше, Иван Иванович, в ригу, согрейся. Синий весь, лица на тебе нет, а я там костерок развел.

Потом, когда вернулся после сеанса радиосвязи и, присев на корточки, прикурил от головешки, разворчался незлобиво:

— Хоть бы спасибо сказали, чертяки! Дождешься от них, ага! Давай и давай — вот и все их спасибо.

Руководитель группы долго еще честил неблагодарный центр. Но Иван Иванович уже неплохо изучил его и чувствовал по тону — доволен.

— Знаешь, Иван Иванович, — вдруг повернул круто, — ты вот в секрет ушел, а я все думал: и чего это он вдруг вызвался? Да я бы любого назначил — и дело с концом. Нет, взял политрук почему-то и сам вызвался, А?

— Так уж получилось.

— Невзначай?

Иван Иванович промолчал.

— Значит, невзначай?.. Я так и подумал, — хитро прищурился Андрей Дмитриевич. — Невзначай — а ведь до чего кстати… Не понимаешь? Ребята все в бой рвутся, ага? Подрывники, диверсанты, стреляют в самое яблочко, ага? А тут вроде бы даже и не боевое дело. Лежи себе полеживай, считай себе посчитывай. Ну что это такая за война для них, молодых, горячих? А вот раз уж сам политрук вызвался — тут положение меняется в корне, ага?.. Молчишь? Ну молчи, молчи!

— Товарищ руководитель группы, у меня два практических предложения. — Иван Иванович чувствовал себя неловко, словно его поймали на чем-то нехорошем, и поторопился сменить тему разговора. — Можно сказать?

— Ну давай, давай!

— Первое. На одну только память надежда в секрете плохая. Когда эшелон однородный — еще куда ни шло. А смешанный — попробуй запомнить, сколько всего и с чем.

— Записывать надо, Иван Иванович. Понятное же дело!

— А сколько у нас с вами бумаги? У меня блокнот, наполовину исписанный, у вас. А еще?.. У кого что было, все скурили. И карандаши. Раз, два и обчелся… Мелочь, конечно.

— М-да! — руководитель группы озадаченно почесал затылок. — Мелочь-то мелочь, а как не станет чем писать… Придется добывать, причем срочно… А еще что?

— Местечко я другое присмотрел. Чуть левее. Здесь чем неудобно? Ровное место, трудно вагоны считать, только успевай головой вертеть. А там поворот и взгорок, поезд замедляет ход… Ох! — подхватился Иван Иванович. — Который теперь час?

— Скоро одиннадцать.

Иван Иванович отбросил одеяло, под которым согревался и никак не мот согреться после многочасового лежания на сырой земле.

— Куда?

— Сводка Совинформбюро!

— Ничего не случится, если пропустишь разок… Ладно, я радисту скажу, он послушает.

— Нет, так не годится. Я политрук, а не он. Мне самому надо. Вы ведь рядом были, когда комиссар наказывал перед высадкой: «Пропаганда и агитация среди личного состава — вот твоя первейшая обязанность».

— Это-то я слышал. Но слышал я и другое. Как Мишка орал: «Братцы, политрук артполк засек!»

— Ну и что?

— А то, что с главной обязанностью политрука у тебя полный порядок… А ну, лежи, лежи и грейся, кому сказано? Очень ты мне нужен хворый! — и руководитель группы чуть ли не силой снова уложил Ивана Ивановича на кучу еловых лап, заменявших постель…

Сводку Совинформбюро Иван Иванович все-таки прослушал сам. На следующий день, в шесть часов утра. С нее, со сводки, начинались во время войны все утренние передачи московского радио.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.