28 марта 1942 года

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

28 марта 1942 года

У Гитлера нелады с метеорологией; два месяца тому назад он сказал: «Через несколько недель в России начнется весна», — а сейчас в небе порхают не жаворонки, но снежные хлопья.

Однако порой на солнце снег слабеет. Медленно, как бы нехотя, идет весна. Пока она скорей в календаре, чем в воздухе, но одно слово «весна» приподымает немецких солдат. Гитлер ведь убедил их, что весной они отыграются. Прежде в мире имел хождение миф о непобедимости германской армии. Этот миф погребен под русскими снегами. Теперь немцы уверяют, что они непобедимы весной и летом. Это эрзац мифа.

Дни весеннего равноденствия на фронте были кровопролитными. Я не случайно упомянул о равноденствии, об этом мнимом минутном равновесии между днем и ночью. Наши сводки сдержанно отмечают: «Ничего существенного». Но в марте погибло немцев больше, чем в декабре. Март был посвящен не русским городам, а немецким могилам. Я видел на фронте бои за небольшие высоты, за развалины деревушки. За обладание несколькими домиками, где жили десятки людей, умирали тысячи. Да и сейчас война бушует от Ленинграда до Севастополя.

До распутицы можно ждать некоторых перемен. Напрасно рисовать линию фронта. Немцы ее искажают: они берут города, окруженные нашими частями, и проводят через них прямую линию — с севера на юг. А между тем далеко на запад, за этой чертой, — наши части. Я укажу, например, что в одной, соседней с Московской, области немцы удерживают только магистраль и расположенные на ней города. Все остальное занято или частями Красной Армии, или партизанами. Союзные радиопередачи чересчур увлекаются слухами, полученными из третьих рук, — «берут» то один город, то другой. Можно, конечно, понять трудности газетного дела, но журналисты и радиообозреватели должны помнить о других, более серьезных трудностях войны. Я говорю это потому, что меня не раз огорчали дружественные неточности лондонского радио или английских газет, которые, не учитывая характера боев, зачастую слишком увлекаются втыканием флажков в карту.

Сейчас еще трудно предугадать, на каких позициях окажутся две армии к тому времени, когда настоящая весна войдет в свои права и когда земля не только освободится от снега, но подсохнет. Распутица будет, бесспорно, критическим временем для отдельных частей с плохими коммуникациями. К маю, таким образом, линия фронта должна выровняться. Мы вправе надеяться, что она выровняется по ее наиболее западным точкам.

Распутицу немцы начнут проклинать недели через две. На нее они будут валить свои очередные неудачи. Ведь, читая сообщения немецких корреспондентов, можно подумать, что они воюют не с русской армией, но с русским климатом. Их самолюбие заставит их представить себя в апреле жертвами русской весны. До сегодняшнего дня они еще представляют весну как союзницу своей наступающей армии. Здесь стоит отметить, что на юге, где уже весна, дожди несколько помогли немцам, но не тем, что способствовали их наступлению, а тем, что задержали продвижение наших частей.

Гитлер чересчур много говорит о весеннем наступлении: в этом есть доля блефа. Он охотно показывает всем свои карты, твердит то о Мурманске, то о Ростове, то о Воронеже, оповещает, куда именно отправлен тот или иной из воскресших фельдмаршалов и генералов. Перед 22 июня Гитлер был куда молчаливей… Порой мне кажется, что разговоры о мощном весеннем наступлении предназначены для галерки, для запугивания некоторых нейтральных стран, для дипломатических будуаров, еще не проветренных после 38-го года.

В марте, разговаривая с немецкими пленными, я неизменно слышал знакомые имена: Дюнкерк, Гавр, Лилль, Кемпер — этих недавно привезли из Франции. Другие приехали из Югославии, из Голландии, из Дании. С января по март Гитлер перебросил на восток около сорока дивизий. Другие дивизии, также увезенные с запада, стоят наготове в Польше или в Восточной Германии. Гитлер никогда не отличался пониманием других народов. Вероятно, ему кто-то сказал, что англичане флегматичны, и на этом он строит свою стратегию. Он считает, что воевать против него могут только «варвары русские», а джентльмены с ним будут играть в поддавки. Я знаю гордость и упорство англичан, и я думаю, что Гитлер ошибается. Оголение атлантического побережья может оказаться для него фатальным. Если английские обозреватели несколько приуменьшают силы немцев, сосредоточенные в далеких от Англии городах, например в Харькове или в Смоленске, они, наверное, заметят, как мало немцев теперь осталось хотя бы в Бретани.

К весне Гитлер соскреб все резервы. Он поставил на работу иностранных рабочих и военнопленных — все мужское население Германии под ружьем. Среди пленных я видел много резервистов, еще месяц тому назад ходивших в гражданском платье. Это плохие солдаты. Опорой Гитлера остается его «старая гвардия» — солдаты, которые перенесли тяжести зимней кампании в России. Один такой стоит десяти резервистов. Сорокалетние слишком много помнят. Они даже способны задумываться, а это для них гибель. Человек, думая, растет, но гитлеровский солдат, задумавшись, погибает. Можно спорить о том, сколько новых дивизий будут эрзац-дивизиями. Русская поговорка гласит: «Цыплят по осени считают». Гитлеровские весенние дивизии мы будем считать осенью.

Несомненно, Гитлер рассчитывает на танки. Одна бомбардировка заводов Рено, да еще в марте, не помешала ему создать солидные танковые резервы. Но вряд ли его танковые удары смогут быть длительными. За последнее время немецкое командование упорно говорит о переходе на конную тягу. Один немецкий генерал в своем приказе умилительно восхваляет русскую лошадь: «Это умное и терпеливое животное». Откуда такая любовь к лошадям? Очевидно, у немцев плохо с горючим. Они много говорят о Баку, но слова не приводят в движение моторов…

Мы не пренебрегаем лошадками. В распутицу лошадь вернее мотора. Мы не пренебрегаем и танками. На Урале эту зиму изготовляли не зажигалки и не кастрюли. Через месяц-два мы сможем говорить о первых весенних результатах. Наш народ спокойно ожидает весны. Пережив тяжелую осень, мы больше не боимся испытаний. О том, что мы одни в бою, наши бойцы говорят не с горечью, но с изумлением. Если хоронить Гитлера можно в одиночку, бить его предпочтительно вместе. Но нашим бойцам не до дипломатии, они заняты своим делом: они истребляют фашистов.

Велики жертвы России. На запад от Москвы нет больше человеческого жилья. На восток от Москвы нет семьи; где не ждали бы с утра до ночи почтальонов. Враг разрушает наши прекрасные города. Нестерпимы для русского сердца испытания Ленинграда. Мы видим оскверненные врагом священные могилы, видим изуродованных гитлеровскими садистами детей. Мы пошли на все, чтобы победить. Люди работают по 16 часов в сутки. Люди делятся куском хлеба с беженцами. Суровая весна у России. Великая весна: народ хочет жить, и он будет жить — такова наша присяга. Я закончу народной присказкой — в ней ключ к нашему сопротивлению:

Кто смерти не боится — невелика птица.

А вот кто жизнь полюбил, тот страх загубил.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.