Консервативная модернизация в России: опыт и издержки

Консервативная модернизация в России: опыт и издержки

Петровская модернизация России не есть отказ от какого-то «особого российского пути» и предательство традиции. Обращение к западноевропейской культуре и отсутствовавшим у нас к тому времени образцам деятельности носят для Петра Великого вполне себе прагматический и очень осмысленный характер. Корни наши – византийские, но ошибок византийских мы допускать не должны.

Петр принимает титул императора после победы в Северной войне и вот что пишет по этому поводу: «Зело желаю, чтоб наш народ прямо узнал, что Господь прошедшею войною и заключением мира нам сделал. Надлежит Бога всей крепостью благодарить; однако, надеясь на мир, не ослабевать в воинском деле, дабы с нами не так сталось, как с монархией греческой. Надлежит трудиться о пользе и прибытке общем, который нам Бог кладет перед очами как внутрь, так и вовне, отчего облегчен будет народ».

Проблема воспроизводства Российской империи, ее сохранения в истории – вот что заботит царя-реформатора. В этом цель его проекта модернизации. Петровская модернизация была проектом, который должен был обеспечить России воспроизводство ее государственности и идентичности в изменившихся исторических условиях. Для этого в Россию импортировались европейское научно-инженерное мышление и культура. В целях исторической конкуренции мы должны были пустить к себе научно-технический прогресс, при этом сохранив базовую имперскую идентичность, взятую у Византии.

Петровская модернизация мотивирована во многом историческим пониманием судьбы Византийской империи, пониманием того, что ничто не совершенно в этом лучшем из миров. И культурные исторические прототипы, заимствованные нами для социокультурного проектирования, имеют свои сильные и слабые стороны, они как разрешают, так и порождают проблемы, дают как возможности, так и несут в себе ограничения. Именно это понимание специфики культурных единиц было осознано европейской философией в качестве одного из важнейших компонентов диалектического метода рассуждения, как единство и борьба противоположностей.

Вторая модернизация русского проекта – сталинская. Она несколько иная, нежели петровская. Ее проблемность и содержится в этих отличиях.

Русская революция (Февральско-Октябрьская) с культурной точки зрения – чистый импорт. Коммунистическо-социалистическая философия и идеология – детище Западной Европы и заимствовано нами как квинтэссенция того самого социального прогресса. К сожалению, Маркс, воодушевленный идеей Гегеля о развитии как базовом историческом процессе, отождествил ее с идеей прогресса. Учение Маркса в части исторического материализма и идеи формаций – сугубо прогрессистская идея, мыслительно игнорирующая проблему воспроизводства как обязательное условие развития.

Большевики отнюдь не собирались своим проектом воспроизводить Российскую империю. Коммунистический проект был самостоятельной и главной ценностью. «Весь мир насилья мы разрушим, до основанья, а затем…» Однако Ленин довольно быстро понял, что если не воспроизвести государство, никакого «затем» не будет.

Сталин, в свою очередь, понимал, что если не будет этой страны – не будет и никакого социализма. И поэтому строил СССР как империю. Более того, внутрипартийная борьба 20 – 30-х годов есть борьба за остановку революционных процессов и запуск процессов воспроизводства. Вторая мировая война подтолкнула Сталина к фиксированию преемственности СССР по отношению к Российской империи. Это выражалось, прежде всего, в классическом понимании истории как науки и в отказе от экспериментов в этой области еще в начале 1930-х. Во время войны не только возвратились в армию офицерские погоны, были учреждены ордена имени великих имперских полководцев, в значительной степени в общественную жизнь возвратилась Церковь, но и, что более интересно, – возродилась византология как специфическая отрасль исторической науки. Журнал «Византийский временник» восстановлен в 1943 году как научное издание.

Любопытно, что власть в СССР восстановилась после полного разрушения революцией также в императорской самодержавной форме. Полномочия генсека были во многом императорскими, Верховный Совет (парламент) практически точно воспроизводил проект Государственной думы, каким его хотел видеть Николай II, – как орган оформления императорских решений, абсолютно не самостоятельный. Правительство (Совет Министров) – административно-управленческий аппарат при государе (генсеке).

В итоге практически ничего не изменилось в части устройства власти по сравнению с Российской империей. Кроме одного. Отсутствовал реальный механизм воспроизводства власти императора, который до революции был наследственным. Советская империя от него отказалась, не предложив взамен ничего реально работающего. Сталин не успел, а скорее всего, и не мог оформить этот механизм. Выборы генсека составом ЦК по предложению узкого круга Политбюро, как выяснилось, таким механизмом не являлись: вырождение генсеков от Сталина до Горбачева – яркое тому подтверждение.

Основная причина – отсутствие политической конкуренции. Сталин не мог ее создать, поскольку сам принадлежал эпохе революции, в которую за власть не конкурируют политически, ее захватывают и удерживают. Именно этим занимался в октябре 1917-го Ленин, именно к этому стремился Троцкий и именно так ему противопоставлялся Сталин. Шанс появился после смерти Сталина.

Нужно было сильно демократизировать партию. Демократия не нужна была всему советскому народу, в качестве тотальной она не работает, как мы теперь знаем. Но внутри партии как реального правящего класса требовалось установить настоящую (по образцу Античности) демократию и политическую конкуренцию. Партийная номенклатура как меньшинство советского общества должна была, имея подлинную демократию и политическую конкуренцию внутри себя, править страной. Выбирая генсека, партия должна была бы понимать со всей ответственностью, что выбирает императора, а никакого не председательствующего в коллегиальном органе. Избрание должно было быть срочным – например, на 10–12 лет. Нечто подобное сейчас пытается делать Китай (тоже многовековая империя; и хотя там много трудностей, но, как представляется, они на верном пути).

Вместо всего этого Хрущев, который тоже захватил власть путем внутрипартийного переворота, произвел фиктивно-демонстративное действие – доклад о разоблачении «культа личности». Тем самым еще больше разрушая действительную историческую природу власти в России, заимствованную у Византии, – самодержавно-императорскую. Нет воспроизводства императорской власти – не будет и империи. СССР своей историей это доказал.

После буржуазной контрреволюции 1991 года и всех попыток «цивилизовать» нас со стороны Запада мы так и не стали западноевропейским обществом. Никогда и не станем, пока будем сохранять целостность страны и единство большинства народа. Единственный путь поглотить нас – раздробить. Мы сопротивляемся, хотя, как кажется, сил на это уже почти нет.

Сегодня Путин де-факто выступает в роли самодержца-императора. Это условие сохранения целостности России. Механизма воспроизводства имперской власти у нас нет, как и в СССР, – это доказало президентство Медведева. Политического класса, в котором как в специально обособленном ареале только и возможна реальная политическая конкуренция и классическая демократия, – тоже нет. Мы погружены в имитационную среду управляемой тотальной демократии (одинаковой для всего мира), которая является лишь ширмой для реальных механизмов власти. Император ограничен влиянием олигархических групп и иностранным влиянием и давлением. Тотальная демократия не может быть другой.

Важнейшей задачей сегодня является проектирование механизма воспроизводства власти и государства. Это задача номер один. Нам нужен политический класс, свободный (отчужденный) от капитала и вообще от института собственности. Хочешь обладать политическими правами и быть властью – откажись от хозяйственных и экономических прав. Внутри политического класса должна быть демократия, как и на уровне местного самоуправления (там она действительно работает). Политический класс должен демократическим путем формировать из себя судебную и законодательную власть, не зависящую от власти императора. Детально подобную схему проекта власти обсуждает Михаил Юрьев в своей книге «Третья Империя. Россия, которая должна быть».