Теория морального ущерба
Теория морального ущерба
Они были совсем молодыми людьми. Им все было нипочем. Когда в августе 91-го случился путч, юристы Общества потребителей восприняли его скорее как праздник. По итогам трех дней волнений они получили новое помещение на Варварке. Там, в большой комнате бывшего союзного Министерства торговли, они стали сидеть все вместе и — о радость! — вместе с профессором Аузаном. Аузан курил одну за одной сигареты «Дымок». И всякое их дело становилось поводом для теоретической дискуссии, выливавшейся не только в практическую работу, но и в научную, в семинар какой-нибудь или конференцию, каковая конференция плавно переходила в праздник с выпиванием водки, пением песен, чтением стихов, а то и пожаром.
Судебные иски, научные дискуссии и праздники вырастали при этом из реальной жизни, из конкретных случаев, которые сами стучались в дверь и сами садились за стол напротив с ворохом бумаг в руках и обиженно надутыми губами. Однажды пришел, например, человек очень маленького роста и рассказал, что ему сделали в квартиру железную дверь. Дверь получилась добротная. Настоящий сейф с выдвигавшимися в стену металлическими штырями на все четыре стороны, с хитрым замком. Однако заказчик специально просил сделать ему глазок пониже, а компания-производитель расположила глазок на стандартной высоте, так что заказчик не доставал до своего глазка не то что глазом — даже и вытянутой вверх рукой доставал с трудом.
Этот человечек сидел напротив Дианы, а она всем нутром чувствовала, что ему обидно, обидно до слез. Ему казалось, будто весь мир только и думал, какого он маленького роста и будто производители бронированных дверей нарочно, нарочно вырезали глазок так, чтобы каждый раз, когда приходят гости, хозяину приходилось бы забираться на стул, чтобы посмотреть, кто пришел. Хотя, может быть, к нему и не приходили никакие гости, потому что никто не хотел дружить с маленьким человеком. И тогда получалось еще обиднее. Тогда получалось, что компания-производитель дверей нарочно врезала глазок так высоко, чтобы подтрунить над этим маленьким человеком и напомнить ему, что никто и никогда не придет к нему в гости.
Диана смотрела на него, и чувство у нее было такое, как три года назад, когда Михаил Полячек рассказывал ей про мальчика, ослепшего по вине взорвавшихся батареек. Ему явно было плохо, этому маленькому человеку, не достававшему до собственного дверного глазка. Ему было так плохо, что совершенно невозможным казалось оценить его страдания в деньгах, тогда как суд, хоть ты его режь, не умеет оперировать никакими наказаниями, кроме сроков и штрафов.
«Что у вас там, Диана? — крикнул Аузан через весь этот их огромный кабинет, служивший когда-то для совещаний парткома, а теперь разбитый на крохотные закуточки, вмещавший в себя все московское потребительское движение, уставленный письменными столами, заваленный документами, затянутый табачным дымом. — Что у вас там?»
После этого случая или (Диана не помнит уже теперь точно) после одного из подобных случаев они всерьез занялись теоретической проблемой — как именно рассчитать моральный ущерб. Ради разрешения этой проблемы устроился сначала семинар в Санкт-Петербурге, потом семинар во Владимире, потом еще семинар в Туле… И было интересно.
По дороге во Владимир Михаил Полячек, который вез полную машину юристов, не справился с управлением. Машина вылетела с дороги, перевернулась, один из юристов сломал палец, другой — очки, но в целости и сохранности оказались гитара и водка. А по дороге в Тулу Диана, ехавшая автобусом, видела, как водитель автобуса поссорился с одним из пассажиров, и завязалась драка. И во время драки с пассажира слетели часы и потерялись где-то на дороге. Дело было ночью, и водитель развернул автобус, осветил дорогу фарами, и два человека, только что тузившие друг друга, долго искали потерявшиеся часы. Диана смотрела на эту сцену и смутно понимала, что она имеет некое отношение к проблеме морального ущерба. Но является ли совместный поиск часов достаточной компенсацией мордобоя, Диана оценить не могла.
А в Туле после семинара, на котором расчет морального ущерба доведен был докладчиками совсем уж почти до чистых алгебраических формул, ночью случился пожар в гостинице. Кто-то из участников семинара заснул с сигаретой, и под ним загорелся матрац. А Диана с друзьями засиделась с гитарой за пением всегдашних в таком случае романсов. Они учуяли запах дыма, побежали по коридорам искать источник пожара, позвонили в пожарную команду и стучали во все двери по ходу:
«Вставайте! Пожар! Вставайте!»
Одна из дверей открылась, на пороге показался человек в трусах и в майке, и он сказал гневно:
«Девушка! Что вы стучите среди ночи!»
«Вставайте! Пожар! Пожар!»
«Какой пожар, девушка! Я вообще не с вашего семинара!» — возмутился человек в трусах, захлопнул дверь и продолжал спать так, как будто его не касались ни пожар, занимавшийся в гостинице, ни уж тем более проблема расчета морального ущерба.
Короче, это была занимательная и полная веселых событий жизнь. Однако чувство было такое, что вот они, молодые и умные, подают судебные иски десятками, вот они выигрывают процессы, вот они принимают по несколько сотен человек в месяц, вот устраивают семинары, но… Жизнь как-то все не менялась, хотя впечатление было такое, что должна измениться со дня на день, стоит только наладить юридическую службу, помогающую людям отстаивать свои права и утверждаться в чувстве собственного достоинства.
Но дни проходили за днями, было весело, но количество поданных исков как-то не переходило в новое качество жизни. Закон о защите прав потребителей работал, но как-то не выстраивалось вокруг подобное раю общество потребления западного типа, которое нафантазировали себе Диана и все остальные. Диана, пожалуй, долго еще могла бы жить как жила: работать, участвовать в дискуссиях, предаваться бесшабашному веселью. Если бы не Аузан…
Профессор Аузан вполне отдавал себе отчет в том, что Общество потребителей существовало на деньги, оставшиеся от первого съезда, а вовсе не на те пять рублей, которые брали его юристы за консультации. Деньги, если честно, подходили к концу, а результаты были слишком скромными, чтобы их заметили сколько-нибудь широкие народные массы, продолжавшие потреблять что дают и как попало.
Однажды Диана пришла на работу в здание на Варварке, и Аузан сказал:
«Еще три месяца, и деньги закончатся».
«И что?» — попробовала уточнить Диана.
«Мы закрываем лавочку и разбегаемся, — уточнил профессор, разводя руками. А потом добавил со свойственным ему ни на чем не основанном оптимизмом: — Если… Если, конечно, не случится ничего из ряда вон выходящего».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.