Глава девятая

Глава девятая

Предсказуемая иррациональность

С потребительской точки зрения о парламенте нашем трудно иметь высокое мнение. Строго говоря, Государственную думу Российской Федерации потребитель этой самой Думы, то есть всякий законопослушный гражданин, вообще не очень-то может считать органом законодательной власти, где депутаты представительствуют от имени народа. Скорее, Государственная дума — это что-то вроде тележки в супермаркете, где депутаты собраны, как собирает хозяйка товары с полок — не те, за которыми пришла, а те, которые как бы невзначай принудил ее купить хитрый мерчандайзер, гипнотически расставивший на полках баночки и коробочки. С точки зрения прав потребителя российская политика с самого начала была обманом и продолжает оставаться обманом до сих пор. Разница только в том, что права потребителя колбасы защищаются законом прямого действия, а права потребителя государственных услуг, то бишь гражданина, защищаются опосредованно как-то. Если вам продали бракованный телевизор, обратиться с жалобой можно в любой суд напрямую. Если вам приняли идиотский закон, в суд прямо не обратишься. Если продавец витаминов наврал вам об их чудодейственных свойствах — это в суд. А если наврал парламентарий или чиновник — это называют политикой.

И врали почти всегда.

В 1992 году, когда правительство Гайдара отпустило цены и наполнило таким образом прилавки магазинов, народу было честно сказано, что товаров может быть много, потребителю может быть предоставлен свободный выбор, на рынке может хозяйничать потребитель, а не продавец, но стоит это в десять раз дороже, чем фиксированные государственные цены, и будет еще дорожать. Народ тогда повозмущался, конечно, но новые правила игры принял, однако же исключительно в коммерческой сфере и никак не в социальной.

За колбасу, сметану, штаны и автомобили люди готовы были платить вдесятеро, лишь бы все это было на рынке. За здравоохранение, образование, дороги и безопасность платить никому не приходило голову. Про колбасу, сметану, штаны и автомобили мы хотели знать, насколько все это качественно, раз уж мы за все это так дорого платим. Про здравоохранение, образование, дороги и безопасность мы не спрашивали, сколько нужно заплатить, чтобы все это работало. Ни правительство, ни президент, ни одна из парламентских партий не осмелились сказать избирателям, что социальные блага стоят денег, что никаких денег, кроме денег налогоплательщика, у государства нет и быть не может и что заплатить за хорошее образование, здравоохранение, милицию и дороги придется столько-то.

Любой политик, который сказал бы, что за социальные блага придется платить, проиграл бы выборы. А потому никто и не сказал ни разу. А сами граждане как-то не задумались про то, откуда берутся деньги на школы, больницы, дороги, военные парады и что не могут же эти деньги соткаться из воздуха в нарушение закона Ломоносова — Лавуазье.

За годы потребительской революции мы научились соотносить цену и качество товаров и услуг. Но мы не научились воспринимать государство как услугу, которая стоит денег и качество которой должно соответствовать заплаченным деньгам. Если бы мы научились воспринимать государство как услугу, оплачиваемую нами, вот тут-то и началась бы политика. Правые партии считали бы, что налогов надо платить поменьше и никакой помощи от государства ждать не следует. Они считали бы, что следует за здравоохранение платить самому посредством страховых компаний, за образование своих детей следует платить самому частным школам, за хорошие дороги следует брать плату с проезжающих и так далее. Левые партии считали бы, что налогов надо собирать много, причем с богатых больше, чем с бедных. Они считали бы, что на эти налоги следует учредить бесплатные и равные для всех школы, больницы и дороги. Разные партии выражали бы интересы разных слоев общества, и выиграли бы по тем временам левые, конечно, потому что бедных и немощных было не в пример больше, чем состоятельных и самостоятельных.

Так было бы честно. Но так не получилось.

В условиях, когда избиратель не понимает, сколько стоят социальные блага, выигрывают не левые и не правые — выигрывают популисты. Они обещают бесплатные здравоохранение, образование, дороги, армию и полицию, но не уточняют, откуда государство возьмет деньги на все это бесплатное счастье. Строго говоря, все партии в начале 90-х годов приходили к власти на популистских лозунгах.

Слова Егора Гайдара о том, что свободный рынок сам отрегулирует все на свете, были популизмом, потому что рынок способен отрегулировать все сам только в лабораторных условиях, только в вакууме и только в том случае, если никто из участников рынка никого не обманывает и никто не делает глупостей, а так не бывает.

Популизм программы Григория Явлинского «Пятьсот дней» заключался уже в том, что время, необходимое для реформ по Явлинскому, измерялось в днях, то есть создавалось впечатление, будто реформы можно провести быстро.

Популизм коммунистов заключался в том, что они говорили о великой стране в то время, когда золота у этой великой страны не было ни гроша, да и хлеба было на несколько дней.

Совсем уже наглым был популизм Владимира Жириновского из ЛДПР: каждому мужику — по бутылке водки, каждой бабе — по мужику. Врал Жириновский беспардонно, однако на выборах 1993 года партия Жириновского набрала почти двадцать процентов голосов и заняла третье место.

Получился ненастоящий парламент. Потому что когда граждане не понимают, что это они оплачивают деятельность государства как услугу, то побеждает не тот, кто наилучшим образом представляет интересы граждан, а побеждает тот, кто лучше других врет. Выборы становятся иррациональными, хотя вполне предсказуемыми, несмотря на свою иррациональность.