Глава 9 СЛЕДСТВЕННЫЙ ПОДКОМИТЕТ СЕНАТА США

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 9

СЛЕДСТВЕННЫЙ ПОДКОМИТЕТ СЕНАТА США

Следственный подкомитет американского сената во главе с Уильямом Олденом Смитом стоял перед нелегкой задачей: из массы предположений, слухов, преувеличений и явного вздора добыть правду и выяснить обстоятельства, которые привели к гибели самого большого пассажирского судна в мире. Стремление Смита немедленно начать расследование было прозорливым. Ведь когда спасенные, будь то пассажиры или члены команды, еще находились в состоянии потрясения от пережитой трагедии, можно было рассчитывать, что в своих показаниях они будут более откровенными, чем если бы они давали показания какое-то время спустя. И в высшей степени бесспорно, что многие важные факты по делу «Титаника» стали известны только благодаря прозорливости Смита.

Англичане в подавляющем большинстве американское расследование не приветствовали. Это было ударом по их национальной гордости. Британские газеты точно отражали настроение официальных кругов и общественности, и мощь их протестов отличала только степень благоразумия, на которую была способна та или иная газета.

Известный писатель и морской эксперт Джозеф Конрад возмущенно писал в «Инглиш ревью»:

«Это выше моего понимания, почему офицер британского торгового флота должен отвечать на вопросы какого-то короля, императора, самодержца или сенатора любой иностранной державы, когда речь идет о событии, касающемся исключительно британского судна и имевшем место даже не в территориальных водах этой державы. Единственно, кому он обязан отвечать, — это британскому министерству торговли».

Журнал «Шиппинг уорлд» замечал более трезво:

«Американский сенат действует, конечно, в рамках своей конституции, однако никогда ранее иностранная держава не производила расследования в связи с гибелью британского судна».

Появились и первые сомнения в том, соответствует ли профессиональный уровень сенатора Смита решению поставленной задачи. «Пэлл-мэлл газетт» писал:

«Вообще преобладает мнение, что сенатор — это не та личность, которая должна выступать в качестве председателя следственного подкомитета: его незнание моря и флота абсолютно очевидно».

Даже в палате общин британского парламента высказывались возражения против насильственного задержания американскими учреждениями британских граждан в качестве свидетелей. Но остроту протестов несколько приглушила позиция британского посла в Вашингтоне лорда Джеймса Брайса, который приветствовал готовность Брюса Исмея и других британских свидетелей подчиниться решению американского сената.

— Их готовность дать показания, — заявил посол, — была тем дальновидным шагом, который нужно было сделать, принимая во внимание американскую общественность.

Но в конфиденциальном сообщении министру иностранных дел сэру Эдварду Грею посол Брайс не скрывал своего отношения к сенатору Смиту. Он написал о нем, что это «одна из самых неудачных фигур, которым могло быть доверено подобное расследование».

Одновременно посол проинформировал министра, что о делах следственного подкомитета он говорил с президентом Тафтом. Президент будто бы жаловался на сенат, который во всем этом деле не интересуется его мнением, сенаторы настаивают на своих полномочиях, а он, президент, «ничего не может с ними поделать». Как считает президент, продолжал посол, Смит будет вести расследование до тех пор, пока его имя будет присутствовать в газетных заголовках. Нет оснований сомневаться, что посол пересказал содержание своего разговора с президентом точно и что на первой встрече только что учрежденного подкомитета столь же точно свою беседу с президентом воспроизвел и сенатор Смит. Принципиальность явно не была доминирующей чертой натуры хитрого хозяина Белого дома 1912 года.

В пятницу 19 апреля в 9 часов утра открылись двери Восточного зала нью-йоркского отеля «Уолдорф-Астория». Просторный зал с хрустальными люстрами, парчовыми портьерами и стенами, выкрашенными белой краской, ночью был подготовлен для слушаний. Вместо стилизованной мебели в нем расставили ряды стульев. В течение нескольких минут все стулья оказались занятыми; десятки людей расположились вдоль стен. Огромный стол окружили журналисты с блокнотами. В 9 часов 30 минут за него сели генеральный директор «Уайт стар лайн» и президент треста ИММ Дж. Брюс Исмей, вице-президент ИММ Ф. А. С. Франклин, второй помощник капитана Чарлз Лайтоллер, два юриста треста ИММ и, поскольку в адрес Брюса Исмея высказывались угрозы, два телохранителя.

В 10 часов отведенное место за столом заняли У. О. Смит, сенатор Ньюлендс и генерал Улер. Смит сразу же кратко изложил основания для ведения дела и задачи следственного подкомитета. Обсуждение началось. Первым свидетелем, дававшим показания, был Дж. Брюс Исмей. Смит попросил его изложить весь ход трагического плавания и предоставить подкомитету всю информацию, которая, по его мнению, является важной для выяснения обстоятельств трагедии. Перед тем как приступить к даче показаний, Исмей сказал:

— Прежде всего я хотел бы выразить свое глубокое сожаление в связи с этим прискорбным событием.

Затем он повернулся к членам подкомитета и продолжил:

— Насколько я понял, вы, господа, назначены членами сенатского подкомитета, который должен расследовать обстоятельства трагедии. Что касается нас, мы это приветствуем. Мы будем приветствовать самое тщательное расследование. Нам нечего скрывать. Судно было построено в Белфасте и было последним словом в искусстве кораблестроения. При строительстве «Титаника» с расходами не считались.

Затем Исмей кратко изложил, как проходило плавание до момента столкновения с айсбергом. Он подчеркнул, что, хотя максимальная скорость судна определялась 78–80 оборотами винта в минуту, ни разу в течение плавания его скорость не превышала 75 оборотов. Сенатор Смит попросил Исмея сообщить о своих действиях после столкновения судна с айсбергом.

— В этой шлюпке уже находилось определенное число мужчин, и офицер крикнул, нет ли еще поблизости женщин, но не получил ответа. На шлюпочной палубе вообще не было никого из пассажиров… Когда шлюпку начали спускать, я прыгнул в нее.

Исмей отверг обвинение, что он каким-то образом вмешивался в полномочия капитана судна. О конструкции «Титаника» он сказал следующее:

— Конструкция судна разрабатывалась особо, поэтому оно могло удерживаться на поверхности при затоплении любых двух соседних отсеков. Думаю, я могу с полным основанием сказать, что сегодня очень мало судов с таким запасом плавучести. Когда мы строили «Титаник», мы это особо имели в виду. Если бы он столкнулся с айсбергом носовой частью, по всей вероятности, он не затонул бы.

На вопрос сенатора Ньюлендса, сколько такое судно, как «Титаник», должно было бы иметь спасательных шлюпок, Исмей ответил:

— Насколько мне известно, это определяется требованиями министерства торговли. На «Титанике» было достаточное количество спасательных шлюпок, чтобы ему был предоставлен патент пассажирского судна. Оснащение спасательными шлюпками должно соответствовать требованиям британского министерства торговли, и, насколько мне известно, они принимаются во внимание и подлежат исполнению.

Исмею было задано еще несколько вопросов. На вопрос Смита, будет ли он в распоряжении подкомитета, если потребуются дополнительные показания, Исмей ответил утвердительно.

Следующим свидетелем был капитан «Карпатии» Артур Генри Рострон. Он подробно рассказал, как реагировал на первый сигнал бедствия с «Титаника», какие меры предпринял, как действовал после обнаружения спасательных шлюпок и при подъеме пострадавших на палубу. В заключение Сенатор Смит задал ему два важных вопроса, которые требовали разъяснения. Первый касался авторитета капитана судна.

Смит. Кто по правилам вашей компании считается хозяином судна в море?

Рострон. Капитан.

Смит. Он обладает абсолютной властью?

Рострон. Абсолютной. И в юридическом смысле, и в прочих. Никто не имеет права вмешиваться в его действия.

Но сенатор потребовал более подробных объяснений.

Рострон. С юридической точки зрения капитан обладает правом абсолютной власти, но, допустим, он получил от владельца судна какой-то приказ и не выполнил его. Единственное, что в данном случае ему грозит, — это увольнение.

Смит. Капитан, принято ли, если на борту находится директор или иной ведущий представитель компании, выполнять их приказания?

Рострон. Нет, сэр.

Смит. От кого вы получаете приказы?

Рострон. Ни от кого.

Смит. На борту?

Рострон. В море. После выхода из одного порта и до прихода в другой я как капитан обладаю абсолютным контролем над судном и ни от кого не получаю приказов. Я никогда не слышал, чтобы в нашей или другой крупной судоходной компании директор или ее владелец, находясь на судне, отдавали приказы. Не имеет значения, кто окажется на борту судна, в этом случае директор или владелец компании всего лишь пассажиры. Во время плавания такая персона не обладает никаким официальным статусом и не служит авторитетом для капитана.

Из показаний Рострона следовало, что ответственным за судно в море является исключительно капитан. Этим своим заявлением он очень помог Брюсу Исмею, которого все подозревали во вмешательстве в действия капитана Смита во время плавания «Титаника».

Второй вопрос касался нежелания «Карпатии» при следовании в Нью-Йорк вступать в контакт с другими радиостанциями, что вызвало большое раздражение американской печати и общественности. Почему остался без ответа запрос президента Соединенных Штатов? Это было расценено как оскорбление. Поскольку Исмей отверг обвинение в том, что он имел к радиообмену какое-либо отношение, а Гульельмо Маркони в утренних газетах заявил, что цензура не могла быть делом рук радиста, подозрение пало на капитана. Требовались разъяснения, и Смит прямо приступил к существу дела.

Смит. Появились жалобы на то, что вопрос президента Соединенных Штатов, направленный «Карпатии», остался без ответа. Вам известно что-нибудь об этом?

Рострон. Я узнал вчера вечером, что была радиограмма, касавшаяся майора Батта. Я спросил сегодня утром своего распорядителя на судне, помнит ли он о каком-либо запросе в отношении майора Батта. Он ответил, что «Олимпик» запрашивал, находится ли майор Батт на судне, и что ему ответили отрицательно. Это единственное, что мне известно в связи с данным лицом.

Смит. Вам лично известно о попытке президента Соединенных Штатов установить связь с вашим судном?

Рострон. Абсолютно нет. Я вообще ничего об этом не знаю.

Смит. Допускаю, что у вас не было намерений проигнорировать или не заметить телеграмму президента.

Рострон. Слово капитана, сэр, нет!.. Никаких подобных намерений. Это никому не могло прийти в голову.

Сенатор Смит завершил допрос капитана Рострона тем, что высоко оценил все, что тот сделал для пострадавших с «Титаника».

В этот же день в частной беседе Рострон спросил сенатора, почему в ходе расследования было уделено столько внимания ответам «Карпатии» на запросы относительно майора Батта и существованию на борту какой-то цензуры. Сенатор объяснил, что отказ «Карпатии» сообщить президенту сведения о друге глубоко его оскорбил. Когда капитан высказал сожаление в связи с тем, что он невольно оказался причиной неудовольствия президента, сенатор посоветовал ему написать президенту Тафту объяснительное письмо, что, без сомнения, устранит все неясности. Капитан Рострон так и сделал, и результат был таким, как и предсказывал сенатор, — вскоре президент в официальной обстановке одобрил действия капитана Рострона.

Главным событием дневного заседания подкомитета стал допрос второго помощника капитана «Титаника» Чарлза Герберта Лайтоллера. На Лайтоллера как одного из старших офицеров, которому удалось пережить катастрофу и который мог квалифицированно высказаться по ряду важных обстоятельств, обрушился град вопросов. Сразу же стало ясно, что Лайтоллер отвечает предельно кратко, во многих случаях дает уклончивые ответы, использует все свои знания и играет на явной неосведомленности сенатора Смита в вопросах мореплавания, чтобы защитить интересы Брюса Исмея и компании «Уайт стар лайн». Уклончивый характер некоторых ответов был ясен и Смиту, и на его лице нередко возникала скептическая усмешка. Но сенатор вел себя по отношению к Лайтоллеру весьма корректно и проявлял большую выдержку и предупредительность.

Первая часть вопросов касалась испытания шлюпбалок и спасательных шлюпок. Лайтоллер рассказал, что перед выходом «Титаника» в Саутгемптон под контролем офицеров и, главное, при его личном участии такие испытания проводились. Некоторые шлюпки даже спустили на воду, но в основном проверялась надежность спусковых механизмов. «То, что спасательные шлюпки в порядке, это мы видели», — заверял он. И в этих своих показаниях Лайтоллер сказал только часть правды. Шлюпки действительно были тщательно проверены еще на верфи «Харленд энд Волфф» в Белфасте. Но с результатами этих испытаний офицеры «Титаника» не были должным образом ознакомлены, и, когда в роковую ночь с 14 на 15 апреля шлюпки спускали с тонущего судна, никто из офицеров не знал, сможет ли он безопасно спустить полностью загруженную шлюпку на воду, до поверхности которой 20–25 метров. Все опасались, что при полной загрузке, а это 65 человек, она может треснуть по центру. Но все шлюпки выдержали. Конечно, офицеры не могли или не хотели рисковать, тем более в ходе плавания капитан Смит не позволил провести запланированные шлюпочные учения. Все это существенно повлияло на трагический исход событий, и 400 человек, которые могли бы сесть в шлюпки, погибли.

Лайтоллер отрицал, что резкое падение температуры воды, зафиксированное непосредственно перед катастрофой, могло быть истолковано как предупреждение о возможной встрече со льдами. Он отрицал также, что ему было известно о том, что «Титаник» идет в район дрейфующих айсбергов. Когда сенатор предложил ему ознакомиться с копией радиограммы, которую «Титаник» получил с парохода «Америка» и передал американскому Гидрографическому управлению, Лайтоллер дал уклончивый ответ. Он заявил, что какие-то радиограммы были получены, но он не может сказать точно, были ли они от «Америки» или от какого-либо другого судна. Однако заметил, что о предостерегающих сообщениях он говорил на мостике с капитаном Смитом 14 апреля днем и второй раз за два с половиной часа до столкновения. И на этот раз Лайтоллер уклонился от прямого ответа, как и в ситуации, когда Смит спрашивал его о разговоре с первым помощником капитана Мэрдоком при передаче вахты в 22 часа. И в этом случае Лайтоллер утверждал, что о ледовой опасности речи не было.

Затем сенатор Смит остановился на обстоятельствах, сопровождавших посадку пассажиров в спасательные шлюпки. При этом он задал вопрос, так сказать, в лоб. Он спросил: «Не была ли предпринята сознательная попытка спасти членов команды?» Лайтоллер такое предположение с презрением отверг. До этого он показывал, что с каждой шлюпкой отправлял всего двух-трех членов команды. Это означало, что в двадцати шлюпках их могло спастись максимум шестьдесят человек. Но Смит знал, что катастрофу пережили 216. Находчивый Лайтоллер вывернулся, заявив, что он отвечал только за один борт шлюпочной палубы; о том, что происходило на другом борту, он не знает.

В пятницу, слушая пространные показания Лайтоллера, сенатор задал свой знаменитый вопрос относительно водонепроницаемых переборок «Титаника». Лайтоллер объяснил, что они были обозначены на планах судна, с которыми могли ознакомиться как члены команды, так и пассажиры. Смит спросил:

— Можете ли вы подтвердить, что некоторые члены команды или пассажиры укрылись в верхних частях водонепроницаемых отсеков как в последнем убежище?

Лайтоллер изобразил такое удивление, что Смит уточнил:

— Я имею в виду те места, где потерпевшие хотели умереть.

— Я ничего не могу сказать на этот счет, сэр, — ответил Лайтоллер.

— Но это правдоподобно, так могло бы произойти? — продолжал Смит.

— Нет, сэр, это совершенно неправдоподобно, — ответил второй помощник.

Эти несколько вопросов Смита, заданные в первый день нью-йоркского расследования, стали для части общественности и прессы, прежде всего британской, более чем убедительным доказательством абсолютной некомпетентности сенатора и его неспособности разобраться в вопросах мореплавания. И такой невежда отваживается поставить себя во главе сенатского подкомитета, расследующего обстоятельства самой крупной морской катастрофы! Этот человек считает, что водонепроницаемые переборки океанского судна нечто вроде стенок банковского сейфа, где в случае опасности люди могут укрыться, чтобы до них не добралась вода, и где они ищут спасения, причем, в его представлении, они согласны лучше задохнуться, чем утонуть! Нападкам на Смита и грубым насмешкам над ним, казалось, не будет конца. Но задавать такие вопросы Смит был вынужден. Необходимо было раз и навсегда выяснить, действительно ли некоторые из пассажиров искали спасения в водонепроницаемых отсеках и там умирали, возможно, тогда, когда судно уже покоилось на морском дне. Такие опасения нередко высказывались и в обширной почте, которую Смит ежедневно получал, и в некоторых газетных статьях. Узнав, какую бурю насмешек он вызвал, Смит написал:

«Конечно, я знал, что водонепроницаемые отсеки сделаны не для того, чтобы стать прибежищем для пассажиров. Капитан Смит, который до „Титаника“ командовал другим судном, однажды показал мне его, и я достаточно хорошо ознакомился с устройством водонепроницаемых переборок. Но чтобы скорбящие люди могли получить официальный ответ, я, не колеблясь, задал эти вопросы, хотя и знал заранее, что вызову смех у некоторых людей, как правило, не блещущих чувством юмора».

Осмеянием, которому его подвергли, сенатор был глубоко уязвлен до конца своей жизни. Как рассказывали его друзья, Смит почти никогда не обижался, становясь в различных обстоятельствах объектом насмешек, но этот случай он переживал болезненно, поскольку терпел нападки за благородство своих побуждений.

В пятницу после окончания заседания Брюс Исмей попросил сенатора Смита разрешить ему вернуться в Англию на судне «Лапландия», которое должно было уйти утром следующего дня. Смит отказал. Он уже понимал, что нельзя обвинять Исмея во всем, в чем его упрекали американская печать и общественность, но на его отказ в какой-то степени повлияли показания кочегара Джона Томпсона, опубликованные в вечерних выпусках газет. Томпсон утверждал, что с той минуты, когда «Титаник» покинул Куинстаун, его скорость постепенно увеличивалась, и в момент столкновения с айсбергом он шел самым полным ходом. Обороты были не ниже 74 в минуту, и все воскресенье 14 апреля «Титаник» сохранял 77 оборотов. Но Исмей показывал, что число оборотов никогда не превышало 75, то есть судно шло с максимальной скоростью 21,5 узла. Возникло подозрение, что, если Исмей сам и не виноват в небрежности, которая привела к катастрофе, то есть в сохранении высокой скорости при ледовой опасности, он знал о ней и теперь стремился скрыть это.

В дело вступало новое важное обстоятельство — возможное применение так называемого «закона Хартера». Это был судебный прецедент, возникший в связи с катастрофой судна «Бургонь» и гласивший, что, если компании было известно о нарушении правил судовождения на принадлежащем ей судне либо о гибели людей в результате нарушения таких правил, пассажиры или родственники погибших могли требовать от компании компенсации понесенного ущерба. «Титаник», несмотря на то что был зарегистрирован как британское судно, в действительности принадлежал американскому тресту «Интернэшнл меркантаил марин К°», и по закону Хартера оставшиеся в живых пассажиры и родственники погибших могли предъявить свои требования американскому суду. В связи с этим возникал главный вопрос: знал ли Исмей как президент ИММ о нарушении правил судовождения, прямо связанных с катастрофой, в первом плавании «Титаника»? Если будет доказано, что знал, то оставшиеся в живых пассажиры, понесшие ущерб, и родственники погибших могли предъявить иск тресту Моргана ИММ. Данное обстоятельство не мог не принимать во внимание и сенатор Смит. В этом его поддерживал влиятельный республиканец, член палаты представителей Дж. А. Хьюз, потерявший в катастрофе зятя. Он негодовал на «Уайт стар лайн» еще и за то, что отправленная компанией телеграмма, заверявшая, что судно осталось на плаву и все пассажиры спасены, оказалась ложной, и это удвоило отчаяние его семьи. Поэтому Смит не мог допустить, чтобы такой важный свидетель, как Брюс Исмей, а вместе с ним и другие сотрудники компании, которые могли дать ценные показания, покинули территорию Соединенных Штатов.

Всю меру опасности, конечно, понимало и руководство треста ИММ. Поэтому юристы треста уведомили Смита, что ИММ не намерен больше нести расходы по обеспечению проживания более двухсот британских граждан, удерживаемых в Америке в интересах проходящего расследования. Смит немедленно ответил, что не собирается вызывать всех британских граждан для дачи показаний. В их дальнейшем пребывании в Соединенных Штатах нет необходимости, исключая Исмея, четырех офицеров и нескольких человек из команды. Смит преднамеренно, не назвал точную цифру, поскольку ждал важную информацию от шерифа Джо Бейлисса.

С самого начала Смит понимал, что у него не будет возможности надолго задерживать всех спасенных членов команды и, главное, не будет достаточно времени допросить их в своем подкомитете. Поэтому он поручил Бейлиссу негласно установить, кто из членов команды мог бы и хотел бы сообщить что-либо важное по поводу обстоятельств плавания, непосредственно связанных с катастрофой. В ночь с пятницы на субботу Бейлисс сообщил Смиту, что изъявили желание дать показания 29 человек. Смит, ни минуты не колеблясь, распорядился вызвать их всех в свой подкомитет. Руководство треста ИММ моментально отреагировало. И благодаря связям в политических кругах поставило вопрос о наличии юридических оснований у подкомитета сената, федерального органа, для того, чтобы на территории суверенного штата Нью-Йорк вызывать для допроса и задерживать иностранных или американских граждан. На что Смит заявил, что дальнейшие заседания подкомитета будут проходить в Вашингтоне. Но он хотел еще в субботу допросить в Нью-Йорке младшего радиста «Титаника» Гарольда Брайда, состояние здоровья которого могло бы ухудшиться в связи с переездом в Вашингтон, а Смит не собирался ждать, пока этот важный свидетель окончательно поправится.

В субботу 20 апреля в 10 часов 30 минут заседание продолжилось. Ввиду того что выбранный первоначально для заседаний Восточный зал был плох как с точки зрения акустики, так и тем, что не мог вместить всех желающих принять участие в слушаниях, руководство отеля «Уолдорф-Астория» приготовило на этот день Миртовый зал. Первым в качестве свидетеля был вызван радиотелеграфист «Карпатии» Гарольд Т. Коттэм. Ключевым моментом допроса стала минута, когда сенатор Смит представил ему радиограмму, в которой говорилось, что «Титаник» продолжает путь в Галифакс и, по всей вероятности, прибудет туда в среду 17 апреля и что все пассажиры вне опасности. Эта радиограмма была адресована некоторым родственникам важных особ, плывших на «Титанике». Коттэм категорически отрицал, что радиостанция «Карпатии» отправляла подобную радиограмму. Во время его допроса было видно, как тяжело переживают все это Брюс Исмей и вице-президент ИММ Ф. А. С. Франклин, находившиеся в зале.

Затем вызвали Гарольда Брайда. Его привезли в зал в кресле-каталке со все еще забинтованными ногами и в подушках. Состояние Брайда было не таким уж тяжелым, но компания «Маркони» не желала упустить случая подчеркнуть героизм и самоотверженность своих членов. Самым важным был вопрос, касавшийся принятых Брайдом радиограмм о ледовой опасности и возможном появлении айсбергов.

Смит. Вы были на вахте, когда пришла радиограмма от «Америки», в которой сообщалось о наличии айсбергов по курсу «Титаника?»

Брайд. Мне вообще ничего не известно о радиограмме «Америки», в которой говорилось бы об айсбергах. Ее мог принять мистер Филлипс, но лично я ее не видел.

Смит. Вы слышали о том, что была получена такая радиограмма?

Брайд. Нет, сэр.

Смит. Вы говорили с капитаном о какой-нибудь радиограмме?

Брайд. Одна радиограмма была вручена капитану во второй половине дня, сэр.

Смит. В воскресенье?

Брайд. Да, сэр, она касалась ледяного поля.

Смит. От кого она пришла?

Брайд. От «Калифорниан», сэр.

Весь просторный зал загудел. Радист «Титаника» знает только об одной-единственной предостерегающей радиограмме, когда уже известно, что «Титаник» получил как минимум еще две! Насколько же плохой была координация работы обоих радистов самого большого судна в мире и связь между радиорубкой и ходовым мостиком! Радисты не информировали друг друга о жизненно важных радиограммах, и, что хуже всего, радиограммы вообще не доставлялись на мостик!

Затем Брайд сообщил о первом сигнале бедствия, посланном «Титаником», и о том, что немецкое судно «Франкфурт» было первым, кто откликнулся на него, и его радист заверил, что проинформирует капитана. Спустя какое-то время, когда Филлипс передавал информацию «Карпатии», послышался запрос «Франкфурта»: «Что с вами?» Брайд изобразил, как это рассердило Филлипса и как он ответил: «Ты идиот, будь на приеме, но не мешай!» Сенатора Смита, как и всех присутствовавших в зале, это привело в замешательство. Он спросил Брайда:

— Вы не думаете, что в случае подобной опасности могла бы быть отправлена более подробная информация? Возьмите, например, радиограмму «Титаника» «Карпатии», сообщавшую, что котельная затоплена и судно тонет. Можно ли было передать это и другому судну или нет?

— Нет, сэр, — ответил Брайд, — я не думаю, что это было возможно в тех обстоятельствах.

— Вы хотите сказать, — продолжал Смит, — что инструкции, которые определяют вашу работу, позволяют вам ответить отказом на аналогичный вопрос в подобной ситуации?..

Брайд не дал Смиту договорить и прервал его:

— Мы руководствуемся здравым смыслом, а этот парень с «Франкфурта», видимо, в тот момент своим умом не воспользовался.

До определенной степени Брайд мог объяснить действия Филлипса, но многим сведущим сразу же стало ясно, что его реакция на якобы неуместный запрос «Франкфурта» — следствие более глубоких причин. Речь идет об уже упоминавшейся нетерпимости друг к другу радиотелеграфистов конкурирующих компаний, в данном случае «Маркони» и немецкой «Телефункен». Как в этой связи справедливо замечает американский писатель Уэйд, на еще более «глупый» вопрос судна «Олимпик»: «Вы идете на юг встречным курсом?» — переданный в ответ на SOS «Титаника», Филлипс, поскольку речь шла о судне одной компании, ответил очень вежливо и конкретно: «Женщины садятся в спасательные шлюпки».

Немецкие газеты, тоже сильно задетые тоном радиограмм, которыми обменялись «Титаник» и «Франкфурт» (причем последний предлагал свою помощь!), в ряде комментариев давали волю своим чувствам. Англичан обвинили в том, что катастрофа произошла по их халатности, что если бы на «Титанике» была немецкая команда, то и она и пассажиры сегодня были бы живы и судно не затонуло бы. К ним присоединилась и часть американской прессы, подстегиваемая антибританскими и пронемецкими элементами в Соединенных Штатах. Британский флот был осмеян и «разжалован», тогда как немецкому воздавали хвалы.

После допроса Брайда был объявлен перерыв, заседание должно было продолжиться в три часа дня. Тем временем прибыл шериф Джо Бейлисс и сообщил Смиту, что 29 членов команды «Титаника» вызваны на допрос. Одновременно он обратил внимание на то, что было бы желательно допросить еще пятерых, но они как раз отплыли на судне «Лапландия». Энергичный Смит не терял ни минуты. Полагая, что «Лапландия» еще не покинула американские прибрежные воды, он позвонил на базу американского военно-морского флота, попросил, чтобы судну по радио приказали остановиться, и отправил туда на катере Бейлисса с тем, чтобы он доставил пятерых свидетелей назад на берег. Решительные действия Смита имели успех.

Вечернее заседание было кратким. Смит зачитал список тех, кто был вызван для дачи показаний: кроме членов команды «Титаника» и сотрудников компании, он намерен заслушать и значительное число спасенных пассажиров, но только после завершения допроса команды. В заключение Смит сообщил, что последующие заседания следственного подкомитета будут проходить в Вашингтоне.

В тот же вечер Брюс Исмей вновь попросил разрешить ему вернуться в Англию. Ему снова отказали. На этот раз Исмей запротестовал. Он сделал заявление, в котором сообщил, что «с глубоким уважением относится к сенату Соединенных Штатов, но ход расследования может скорее запутать общественное мнение, чем выяснить спорные вопросы». Одновременно он пожаловался британскому послу. Но Смит не позволил вывести себя из равновесия.

В понедельник 22 апреля в 10 часов 30 минут Смит, сопровождаемый членами подкомитета, вошел в большой зал заседаний в новом крыле здания Сената в Вашингтоне. С большим трудом они пробрались к столу. Едва Смит произнес первое слово, как защелкали затворы фотоаппаратов, один корреспондент даже зажужжал кинокамерой, зашуршали блокноты нескольких сотен корреспондентов. Для сенатора Смита это было уже слишком. Он вызвал начальника службы порядка и, несмотря на бурю протеста, заставил часть зрителей удалиться. Репортеров разместили подальше от стола председателя и освободили места для официальных гостей, которые вообще не смогли попасть в зал. В их числе оказались несколько депутатов, генерал Улер и капитан Джон Дж. Напп из Гидрографического управления, которого министр военно-морского флота направил в помощь сенатору. Затем Смит поднялся и резким голосом обратился к собравшимся:

— Я хочу заявить, что комфорт присутствующих на заседании отнюдь не предмет нашего интереса. Нас в первую очередь интересует выяснение истины, и я хотел бы, чтобы каждый из присутствующих понял, что он находится здесь только благодаря любезности подкомитета, что ход расследования — это не развлечение, и любое вмешательство в него будет пресекаться.

Главным свидетелем в этот день был двадцативосьмилетний четвертый помощник капитана «Титаника» Джозеф Боксхолл. В отличие от Лайтоллера Боксхолл припомнил только один случай тренировки команды на спасательных шлюпках, проводившейся в Саутгемптоне. Тогда были спущены две шлюпки. Они были в отличном состоянии и снабжены всем необходимым. Поскольку Боксхолл был штурманом — он провел год в мореходном колледже, где изучал навигацию и морскую астрономию, — именно ему капитан Смит передавал сведения об айсбергах, поступавшие с других судов, и он должен был отмечать их на карте. Сенатора Смита интересовало, как и когда капитан передавал ему эти сведения.

Боксхолл. Не знаю, это было за день или два до столкновения. Он дал мне какие-то координаты дрейфующих айсбергов, и я нанес их на карту.

Смит. Вы знаете, когда была принята радиограмма от «Америки», сообщавшая, что «Титаник» находится вблизи айсбергов?

Боксхолл. Нет, не могу сказать.

Из дальнейшего хода допроса офицера следовало, что он не только не знал о радиограмме «Америки», но даже и о других настойчивых предостережениях, поступивших на «Титаник» в тот день и вечер перед катастрофой. Это подтверждалось двумя фактами: с одной стороны, Боксхолл был убежден, что ему не передавали ни одной радиограммы, с другой — что все айсберги, координаты которых он нанес на карту, находились севернее маршрута «Титаника». Боксхолл решительно указал на то, что, если бы было получено сообщение о присутствии льда южнее, он обязан был бы обратить на это внимание капитана. Но «Америка» сообщала, что айсберги обнаружены именно южнее! Боксхолл заявил:

— Я убежден, что даже капитан Смит ничего не знал о предупреждениях, иначе об этом шла бы речь.

Вновь подтвердился факт нарушения правил передачи важных сообщений тому, кому их обязаны были передавать, то есть капитану и вахтенным офицерам.

В показаниях Боксхолла впервые прозвучало упоминание о «таинственном» судне, огни которого виднелись недалеко от «Титаника», когда с его палубы уже спускали спасательные шлюпки. Боксхолл подробно рассказал, как пускали ракеты, чтобы привлечь внимание судна, как ему сигнализировали прожектором. Он отметил, что огни совершенно определенно видел и капитан Смит, поэтому ссылки на мираж исключаются. А поскольку были видны два топовых огня,[15] речь могла идти о крупном судне. Он рассматривал его в бинокль и видел правый отличительный огонь, а когда судно приблизилось, даже невооруженным глазом стал виден и красный отличительный огонь левого борта. Было похоже, что судно поворачивало и находилось примерно в пяти милях.

Показаниями Боксхолла сенатор Смит, заседатели и эксперты были сбиты с толку. Генерал Улер не мог дать никакого разумного объяснения:

— Очень странная история. Совершенно невообразимо, чтобы какое-то судно, которое наблюдали с «Титаника», не заметило ракет, запускаемых с его борта. Сигнальные ракеты видны на расстоянии 10–15 миль, и все свидетели утверждают, что была спокойная, ясная ночь.

Для сенатора Смита этот факт также оставался полной загадкой. Несмотря на всю убедительность показаний Боксхолла, Смит сомневался в том, что четвертый помощник действительно видел судно. Ему представлялось невероятным, чтобы судно, видевшее ракеты, то есть сигналы бедствия, не пришло на помощь.

Во вторник 23 апреля подкомитет Смита вновь переселился. Оказалось, что в большом зале заседаний плохая акустика и в нем невозможно работать. Выбрали небольшой конференц-зал. Около половины одиннадцатого утра в прилегающих коридорах собралось множество желающих попасть на заседание, преимущественно женщин. Несмотря на то что все места в зале были уже заняты, они сломали двери и неудержимой толпой, человек пятьсот, ворвались внутрь. Они смели журналистов, столы и мебель и изрядно напугали присутствовавших. Сначала Смит пытался призвать их к благоразумию, но это не возымело действия, и даже служащие сената не смогли навести порядок. Смиту пришлось вызвать полицию, и после часовой задержки подкомитет смог продолжить слушания.

Для дачи показаний были приглашены офицеры и матросы «Титаника». Первым вызвали Фредерика Флита, который ночью 14 апреля в 23 часа 39 минут из «вороньего гнезда» увидел роковой айсберг. Допрос Флита был непростым делом. Подкомитет с трудом поддерживал с ним контакт, казалось, что матрос не отличается сообразительностью и не способен четко выражать свои мысли. Но, как выяснилось, этот простой парень был просто обескуражен присутствием в зале большого количества репортеров и знатных особ и не мог справиться с волнением. В конце концов терпеливый сенатор Смит получил ответы на все существенные вопросы, из которых самым важным был вопрос о времени, когда заметили айсберг. Флит также показал, что в «вороньем гнезде» не было биноклей, несмотря на то что они просили выдать их еще в Саутгемптоне. На вопрос, кого именно они просили, Флиту пришлось назвать второго помощника Лайтоллера и признать, что, с его точки зрения, если бы у него был бинокль, он смог бы увидеть айсберг на минуту раньше. Позднее в связи с этим показанием был допрошен Лайтоллер, присутствовавший на заседании. Второй помощник оказался перед трудной задачей: как смягчить утверждения Флита и тем самым спасти репутацию судоходной компании, которая отправила в первое плавание самое большое судно в мире, не обеспечив матросов в «вороньем гнезде» двумя биноклями. Лайтоллер выбрал единственно возможное: он принялся убеждать подкомитет, что польза от биноклей в «вороньем гнезде» — вопрос спорный и сам он на бинокль никогда не положился бы. Конечно, каждому было ясно, что второй помощник опять, уже в который раз, пытается изображать игрока с картой Pierre noir, которая, к сожалению, оказалась у него в руках.

Через несколько дней после допроса Флита об использовании биноклей высказался в «Нью-Йорк уорлд» адмирал Роберт Эдвин Пири, достигший Северного полюса в 1909 году. Он заявил, что все зависит от видимости: «В ясную ночь, какая была 14 апреля 1912 года, впередсмотрящий мог видеть с помощью бинокля намного дальше. Намного». На вопрос, как оказалось возможным, что на самом лучшем в мире судне могли забыть выдать впередсмотрящим бинокли, Пири ответил: «В спешке, перед первым рейсом, забывают о многих вещах, особенно о простых, именно в силу их простоты».

Затем давали показания два матроса «Титаника» — Роберт Хитченс и Альфред Оливер, которые во время поступления сообщения об айсберге находились на мостике. Хитченс был у штурвала, а Оливер появился в тот момент, когда первый помощник Мэрдок как раз отдавал команды: сначала «Право руля!», потом в машинное отделение — «Полный назад!» и снова рулевому — «Лево руля!».[16]

Вечером, после окончания заседания, члены подкомитета до ночи обсуждали показания свидетелей. Некоторые считали команды Мэрдока нелепыми — почему сначала вправо, а потом сразу влево?

Объяснение дал вновь допрошенный четвертый помощник Боксхолл, который показал, что замысел Мэрдока состоял в том, чтобы обойти айсберг слева. Позднее, уже в Англии, Лайтоллер в радиоинтервью высказался точнее:

«Мэрдок, очевидно, увидел айсберг практически в тот же момент, что и матросы в „вороньем гнезде“, и закричал: „Право руля и полный назад!“ Этим он хотел избежать столкновения носовой части судна с айсбергом, а затем перекладкой руля на другой борт — столкновения кормой».

Хотя предположение Лайтоллера, что Мэрдок увидел айсберг в то же мгновение, что и впередсмотрящие, сомнительно, но суть решений Мэрдока он, вероятно, объяснил правильно. Однако были ли эти решения Уильяма Макмастера Мэрдока в той ситуации правильными или трагической ошибкой, за которую поплатились жизнью тысяча пятьсот человек, так и осталось загадкой.

Судовыми офицерами широко использовалось руководство по искусству мореплавания («Knight’s Modern Seamanship») издания 1910 года, в котором, в частности, говорилось, как вести себя в случае прямой угрозы столкновения:

«Многие вахтенные офицеры в подобной ситуации постараются увести судно в сторону от опасности и одновременно дадут полный задний ход. Но такие действия скорее приведут к столкновению, чем предотвратят его. Отворот судна может быть оправданным, если опасность настолько велика, что требует немедленного уклонения. В этой ситуации, если это возможно, следует увеличить ход, а отвернуть и сбавить ход — самый верный способ прийти к столкновению».

(Последнее предложение в руководстве подчеркнуто.)

Американский писатель Уин Крейг Уэйд в связи с этим замечает:

«Следует добавить, что ошибку Мэрдока усугубили и особенности конструкции „Титаника“. На нем были две четырехцилиндровые поршневые машины, которые вращали крайние винты. Турбина низкого давления вращала центральный винт, расположенный непосредственно за пером руля. Турбина не была реверсивной. Когда Мэрдок дал команду „Полный назад!“, центральный винт остановился и водяной поток перестал обтекать перо руля, что существенно снизило его эффективность. В результате после команды „Право руля!“ поворот влево происходил слишком медленно».

Если Мэрдок хотел уклониться от столкновения, что было естественным стремлением, то лучшее, что он мог сделать, — это дать полный задний ход левой машиной, правой продолжать работать вперед, а штурвал переложить вправо. Вместо этого Мэрдок маневрировал способом, о котором в руководстве по искусству мореплавания говорится, что это «самый верный способ прийти к столкновению, вместо того чтобы его предотвратить».

С момента, когда Флит из «вороньего гнезда» сообщил об айсберге, до столкновения с ним прошло всего 37 секунд. Из них несколько секунд ушли на передачу сообщения Мэрдоку, тот начал действовать, рулевой переложил руль, и гигантский «Титаник» отреагировал на команды с мостика. Однако можно сказать, что столкновение практически было уже неизбежным. Еще до того, как что-то было предпринято, «Титаник» находился у самого айсберга. В такой ситуации руководство по искусству мореплавания рекомендует: «…если позволяют обстоятельства, лучше подставить под удар свою носовую часть, чем борт». И когда Исмей в Нью-Йорке заявил, что, если бы «Титаник» ударился носовой частью, он не затонул бы, видимо, он был прав. Как могло случиться, что опытный первый помощник капитана Мэрдок принял самое неудачное решение?

В первое мгновение, когда нужно было принимать быстрое решение, Мэрдок действовал инстинктивно — он попытался увернуться. Вполне вероятно, что в эти секунды, отпущенные ему для оценки ситуации, он всем своим существом, должно быть, воспротивился самой мысли о том, что самое большое и совершенное судно в мире, гордость британского торгового флота, вот-вот «наедет» на айсберг. Для выбора других вариантов у Мэрдока не было времени. В его защиту следует сказать, что он не располагал точными сведениями о маневренности «Титаника» и не мог правильно оценить, что произойдет, если он будет действовать так, а не иначе. Как для «Олимпика», так и для «Титаника» обычных ходовых испытаний оказалось недостаточно. Речь шла о двух судах, значительно превышавших по тоннажу другие суда того времени. В работе с такими колоссами еще не было необходимого опыта (вспомним столкновение «Олимпика» с крейсером «Хок» или инцидент при выходе из Саутгемптона), а потому при ходовых испытаниях следовало больше внимания уделить определению маневренных качеств этих гигантов. Но с «Титаником» все было сведено до минимума. Пятый помощник капитана Г. Г. Лоу показал, что определению маневренных качеств уделили немногим более получаса, причем осуществили всего несколько маневров. Когда сенатор Смит спросил, развивали ли они полный ход, то есть достигали ли той скорости, на какой судно столкнулось с айсбергом, Лоу ответил, что нет, самым полным ходом «Титаник» не ходил ни во время испытаний, ни позднее. «И никогда больше уже не пойдет», — сухо заметил сенатор.

Короче говоря, Мэрдок надеялся, что быстрый маневр позволит избежать столкновения, ведь он не знал, на что способен «Титаник», а на что — нет. К сожалению, суперсудно его надежды де оправдало. Насколько важна высокая маневренность для судна, оказавшегося в критическом положении, показало событие, которое произошло два года спустя, ночью 20 мая 1914 года. Впередсмотрящие на судне «Мавритания» компании «Кунард» увидели ледяную глыбу прямо перед штевнем судна. Молниеносный поворот руля предотвратил столкновение — судно разминулось с айсбергом.

В среду 24 апреля перед началом заседания кабинет сенатора Смита посетил Брюс Исмей. Накануне, уже в третий раз, Исмей просил Смита разрешить ему вернуться домой. Он предлагал прислать из Англии группу экспертов, конструкторов и сотрудников компании, которые для расследования будут намного полезнее, чем он сам. Но Смит вновь отказал ему. Закон Хартера требовал, чтобы Исмей оставался в распоряжении американских властей до тех пор, пока не будут собраны все показания, которые установят меру ответственности, связанную с катастрофой. Тогда Исмей потребовал, чтобы ему позволили хотя бы переехать из Вашингтона в Нью-Йорк, оттуда он будет готов вернуться, как только Смит сочтет это необходимым. Но сенатор не хотел рисковать — генеральный директор мог сесть в Нью-Йорке на первое же британское судно и исчезнуть. На сей раз Исмей явился в сопровождении адвоката и в четвертый раз потребовал, чтобы ему разрешили вернуться в Англию. Адвокат Исмея подчеркнул, что членам команды «Титаника» задавались вопросы, на которые более квалифицированно могут ответить только конструкторы и работники верфи. Смит так и не дал конкретного ответа, но выступил через минуту после начала заседания.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.