Слон не сложнее собаки
Слон не сложнее собаки
- Скепсис в отношении темы труда – это первая причина «непрочитанности» вашего фильма. Что еще?
- Нынешняя культурная ситуация в России такова, что признается только один культурный проект – столичный. А провинциальные культурные проекты осмысляются как недоразвитые столичные.
Но ведь это не так. Есть уральский культурный проект – так сказать, рабочий. Есть сибирский – промысловый. Есть южнорусский – казачий. Презентацией среднерусского культурного проекта, крестьянского, является «Золотое кольцо». Презентацией северорусского, поморского, – подзабытый ныне аналог «Кольца» комплекс «Северное ожерелье». Из таких культурных проектов и состоит Россия.
А московский, столичный культурный проект – один из многих, просто более богатый, жирный. Но утверждать, что он лучше и сложнее прочих – все равно, что утверждать, будто слон лучше и сложнее собаки, просто потому, что он больше. Но кто сказал, что дистрофик непременно тупее толстяка? Надо, чтобы культурные проекты России были в равной степени «в меру упитанны». Тогда наша культура и окажется «в полном расцвете сил».
- А что вы имеете в виду, говоря «культурный проект»?
- Я имею в виду региональную идентичность. Идентичность – это система параметров, система ценностей, которая выстраивается вокруг сверхценности. На Урале сверхценность – труд. В Сибири и Поморье – предприимчивость. В казачьей России, южной, – справедливость. В средней России, крестьянской, – собственность.
Сверхценности не рождаются сами собой. Они становятся таковыми благодаря объективным причинам – климату, ландшафту, особенностям населения. Какой способ освоения данного региона наиболее эффективный, такую сверхценность и выбирает общество. Если в Сибири наиболее эффективно промысловое хозяйство, то и сверхценностью будет предприимчивость. Если на Урале наиболее эффективно горнозаводское хозяйство, то сверхценностью будет труд.
Вот для башкир наиболее эффективным было полукочевое скотоводство, а порядок жизни в Российской державе им мешал – крепостное право мешало, частное землевладение, бюрократия, административные границы. Башкиры двести лет восставали. И выработали сверхценность – национальную независимость. Отделение от России. Поэтому культовый герой там – Салават, сама Башкирия при Рахимове заболела сепаратизмом, и повсюду висят лозунги «Башкирия и Россия навеки вместе», что надо понимать «навеки порознь».
- А эта различность для столичных деятелей неочевидна?
- Нет. Но не потому, что они такие снобы, хотя верхоглядства и пренебрежения у них в избытке. Просто столичный культурный проект – уже постиндустриальный, а региональные – ещё нет. Надо региональные культурные проекты вытаскивать на более высокий уровень. Вот ваш челябинский бум национальных парков – как раз и есть одна из таких технологий модернизации. Есть и другие технологии, в том числе и на Урале. Без этого регионального развития и столичный культурный проект со временем превратится в мир планеты Плюк из галактики Кин-дза-дза. Там ведь показан как раз такой культурный проект, постиндустриальный, но единственный. И – полный деграданс. Малиновые штаны, универсальное слово «ку» и песни «Ы-ы-ы!». Это кино про Россию, где осталась одна Москва.
- Почему нам всем важно осознавать эти своеобычности как ценность?
- Потому что это формирует современную жизнь. Если не понимать принципы существования сообщества на территории, то начнутся нехорошие процессы, вроде сепаратизма в Башкирии. Этот сепаратизм – не от вражды к русским, а от профанного, вульгарного объяснения порядка жизни. Неправильный диагноз усугубляет болезнь. А верная идентификация – это как правильный диагноз.
Мир устроен так, что ему нужно многообразие. Представьте, что на планете из животных остались одни слоны. Что, будет рай для слонов? Нет, они вымрут! Это закон Дарвина. И в культуре точно так же. Монокультура деградирует и погибает. А сейчас из России делают монокультуру. Растягивают Москву до самых до окраин, истребляя региональные идентичности.