Русские деньги из Английского банка

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Русские деньги из Английского банка

Но вмешательство генерала Айронсайда положения дел практически не улучшило. Экономика Русского Севера была всецело подчинена интересам интервентов в ущерб интересам местного населения и непосредственно русских войск. Вот что писал С.Ц. Добровольский об экономической ситуации на Севере: «Северная область… вмещалась в пределы прежней Архангельской губернии, которая хотя и обладала значительными природными богатствами в виде леса, рыбы и пушнины, но зато не имела в достаточном количестве своего хлеба, принадлежа в этом отношении к числу не производительных, а потребительных губерний. Конечно, разумное использование лесных богатств и рыбных промыслов давало бы возможность области свести концы с концами в порядке обмена этих ценностей на хлеб, но нельзя забывать, что мы находились в состоянии войны, для которой, как известно, нужны три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги. Вполне понятно, что область не в состоянии была на свои скромные средства вести вооруженную борьбу, которая, конечно, требовала колоссальных затрат. Ясно, что в этом отношении нельзя было обойтись без посторонней помощи, которую, несомненно, не в силах было оказать омское правительство, а поэтому она всецело пала на союзников, вернее, на англичан. Мне не известен точно порядок расчета с ними за предоставленное ими в большом количестве вооружение, снаряжение, обмундирование и продовольствие для армий, очевидно, тут сыграли некоторую роль довольно крупные средства, имевшиеся за границей у наших дипломатических представителей для расчета за военные заказы в связи с национальной войной, но помощь была оказана не только в военной, но и в чисто финансовой области путем выпуска северных кредиток, обеспеченных Английским банком.

Когда я приехал в область, я застал в обращении самые разнообразные денежные знаки. Наибольшей ценностью обладали северные деньги, выпущенные англичанами и получаемые из Англии, где они печатались. Они считались по официальному курсу вдвое дороже всех других знаков, а так как фунт стерлингов расценивался в сорок рублей северных, то и курс обыкновенного рубля стоял на Севере довольно высоко. Этого курса правительство придерживалось и в дальнейшем, уже после изъятия из обращения северных денег, что, конечно, не соответствовало действительному положению вещей, ибо стоимость нашего рубля все падала.

Вскоре после моего прибытия правительство отдало распоряжение о перфорации (штемпелевании) царских, думских и керенок, объявив известный срок, в течение которого они должны были быть представлены для перфорации, после истечения которого непроштемпелеванные денежные знаки перечисленных категорий подлежали изъятию из обращения. Насколько мне удалось выяснить, мера эта была принята под влиянием полученных из Омска распоряжений, где были проведены еще более энергичные мероприятия к аннулированию керенок, что вызвало страшное неудовольствие сибирского крестьянства и, как потом это оповещалось большевиками, послужило одним из поводов падения адмирала Колчака. У нас штемпелевание имело главной целью прекратить наплыв этих денег из-за границы и Совдепии, а также установить количество обращаемых в области денежных знаков, для выяснения нужды в таковых населения области и в связи с эмиссионным правом областного банка.

Я уже указывал выше, описывая восстание на Пинеге, какое неудовольствие вызывала эта мера в крестьянском населении и как ее в своих интересах использовали большевики. Нетрудно понять причины этого неудовольствия, особенно в прифронтовой полосе, где население переходило то к красным, то к белым и где оно, следовательно, нуждалось в денежных знаках, имевших значение для обеих сторон, а ему как раз “портили” самые ценные с его точки зрения деньги. Но и в Архангельске эту меру встретили с большим возмущением, тем более что выполнение штемпелевки было поставлено безобразно, так как она проводилась в кратчайший срок и вызывала скопление публики, которая, простаивая часами в хвостах, подвергала принятую правительством меру самой озлобленной критике. Правда, вскоре обыватель нашел довольно простой выход из положения. Так как способ штемпелевки был очень простой и состоял в пробитии маленьких отверстий с изображением очередного номера штемпеля, то приступили к перфорации домашним способом при посредстве шпилек и булавок, причем “перфорированные” таким образом деньги, даже при самой грубой подделке, имели свободное обращение. Однако большинство населения совершенно уклонилось от штемпелевания, особенно крупных кредитных билетов, так как нештемпелеванные стали приниматься охотнее и даже их расценивали дороже в сравнении со штемпелеванными равного с ним достоинства. Чтобы покончить с неудачными мероприятиями правительства в этой области, необходимо еще отметить то неудовольствие, которое вызывало в населении отсутствие мелких денежных знаков, из-за чего происходили постоянные пререкания в трамваях и магазинах, которые, чтобы исправить это неудобство, завели особые чековые книжки.

С вопросом этим так тянули, что машины для напечатания этих денежных знаков прибыли из-за границы незадолго до падения области.

Согласно имевшимся в моих руках сведениям, полученным из торгово-промышленных кругов, торговля при союзниках находилась почти вся в их руках, так как они были распорядителями морского транспорта, и лишь 16 % вывозимого груза приходилось на нашу долю. Под прикрытием военного мундира в Архангельске появились многочисленные представители английского торгового мира, вроде селедочного короля П-ра, снабдившего нас, между прочим, весьма недоброкачественными норвежскими сельдями старого засола.

Для урегулирования валютного вопроса правительство потребовало от экспортеров выдачи подписок о сдаче областному банку вырученной от продажи леса и других товаров валюты, без чего не выдавало разрешительных свидетельств на вывоз. Союзники со своей стороны не склонны были считаться с этими правилами и разрешали вывоз товаров по выдаваемым ими так называемым компенсационным свидетельствам, обеспечивавшим экспортерам оставление в их руках денег, вырученных от продажи товаров за границу.

Так работали в этой области англичане, но от них не отставали и французы, которые подошли к этому вопросу немного иначе. В Архангельске появился громадный французский пароход “Тор”, нагруженный исключительно предметами роскоши: вином, парфюмерией, сладостями и принадлежностями дамского туалета, причем все эти товары продавались только на северные деньги. Таким образом выкачивание валюты пошло путем импорта, причем когда была сделана попытка запротестовать, то ловкие друзья сослались на Н.В. Чайковского, которого им действительно удалось убедить в Париже оказать содействие к проведению этой гибельной для нашего финансового благополучия операции. Но мало этого, у валюты появился еще более грозный “внутренний” враг в лице управляющего областным банком г. Б. Последний располагал правом при расплатах с частными банками и фирмами часть суммы выдавать северными, а часть другими денежными знаками. Он использовал это свое право в интересах одного банка, с которым был связан близкими отношениями, путем расплаты с последним северными деньгами, причем таковая производилась обыкновенно накануне поднятия курса этих денег, так что мало того, что тратилась валюта, но правительство еще теряло и на курсе.

Все указанные выше промахи и недочеты объяснялись в значительной степени тем, что финансы находились в руках слишком доверчивого и малокомпетентного в этом вопросе П.Ю. Зубова, а торговля и промышленность были вверены доктору Мефодиеву, который по своей медицинской специальности вряд ли был на высоте понимания врученного его руководству дела.

С созывом земско-городского совещания и образованием нового состава правительства, Мефодиев и г. Б. покинули свои посты. Управляющим областным банком был назначен г. Р., а соединенные в один отдел финансы, торговля и промышленность были вручены инженеру К., одному из директоров Коломенских заводов.

Первые шаги его деятельности были ознаменованы крайне резким выступлением в отношении представителей торгово-промышленного класса, которых он вызвал к себе для переговоров в связи с испытываемыми областью финансовыми затруднениями, потребовав от них выполнения принятых ими на себя обязательств по сдаче валюты. Предполагаю, что это послужило одним из главных поводов для открытия против него кампании, которая приняла в конце концов ожесточенный характер. Переговоры во всяком случае не привели ни к каким реальным результатам, а между тем область испытывала в означенный период крайнюю нужду в платежных средствах за границей.

Ввиду этого я был вызван к главнокомандующему, где на совместном совещании с инженером К. было решено принять исключительные меры для побуждения внесения валюты теми лицами, которые нарушили свой долг и не выполнили принятых перед правительством обязательств. В результате этого был издан 29 октября приказ главнокомандующего следующего содержания:

“Для борьбы с врагом армия и флот нуждаются в хлебе, фураже и угле, которые можно приобрести главным образом за границей за счет иностранной валюты. Без этой валюты Северная область лишена возможности удовлетворять эти жизненные потребности своих вооруженных сил, а потому получение ее правительством составляет насущную и неотложную потребность для облегчения возможности продолжения вооруженной борьбы. В целях успеха ведения войны считаю необходимым в порядке исключительных прав, предоставленных мне как главнокомандующему, принять нижеследующие меры:

1) Лица, обязавшиеся подпиской о сдаче иностранной валюты Северному областному банку по вывозным разрешениям и не сдавшие таковой по требованию отдела финансов в назначенный этим отделом срок, подвергаются лишению всех прав состояния и ссылке в каторжные работы сроком от 4 до 6 лет и, сверх того, отобранию всего принадлежащего имущества в казну.

Основание: ст. 12 Правил о местностях, объявляемых состоящими на военном положении.

2) На основании второго пункта ст. 19 тех же Правил дела об упомянутых выше преступлениях изъемлю из общей гражданской подсудности с передачей их на рассмотрение военного суда”.

Приказ этот имел самые благоприятные материальные результаты, ибо, как и следовало ожидать, все прикосновенные к нему лица, находившиеся в Архангельске, решили, что с военным командованием шутки плохи, и немедленно внесли в распоряжение областного банка ту валюту, которую они, в нарушение выданных ими обязательств, не представляли до сих пор.

Отношения г. К. с торгово-промышленными кругами обострялись все больше и больше и наконец дошли до своего кульминационного пункта после того, как последним стала известна составленная управляющим областным банком г. Р. записка об организации импорта и экспорта. Записка эта действительно носила чрезвычайно поверхностный характер, создавая какой-то непонятный орган из представителей отдела финансов, торгово-промышленного класса и общественности, который должен был взять в свои руки всю заграничную торговлю. Но кроме того, эта записка была совершенно недопустима по своему тону, своими резкими выпадами против торгово-промышленного класса, которому во всероссийском масштабе приписывались все наши бедствия, будто бы имевшие своим источником его корыстолюбие и нежелание поступиться своими интересами для общего блага. Не говоря уже о том, что такое огульное и необоснованное обвинение одного класса представлялось совершенно несправедливым, так как вина за нашу разруху несомненно была общая, это обвинение было особенно неосторожно, так как исходило от одного из ответственных деятелей финансовой политики правительства, обязанного к особой сдержанности по своему служебному положению.

Нельзя было не согласиться с представителями торговли и промышленности, что проект этот носил на себе отпечаток большевизма, ничем не отличаясь от большевистского декрета о национализации внешней торговли, и название “совнархоз”, метко брошенное кем-то, более всего подходило к проектированному органу. Недаром проект этот имел такой успех среди наших крайних левых элементов, что, как оказывается, имел в виду и сам автор его, уже крепко к этому времени связавший с ними свою судьбу через Арбюр.

Торгово-промышленные круги выступили в ответ на проект г. Р. с подробной критикой, изложенной в представленной главнокомандующему и правительству особой записке, любезно врученной мне одним из представителей торгово-промышленного класса. Записка эта указывала на все отмеченные мною выше промахи, допущенные самим правительством при разрешении валютного вопроса, и, с приложением диаграмм и цифровых данных, доказывала, что при установленном низком курсе на контрвалюту никакая торговая деятельность невозможна, так как никто себе в убыток торговать не станет. Поэтому правительству предлагалось установить более нормальный и соответствующий рыночным ценам курс на валюту и не требовать по окончании торговой операции сдачи вырученной суммы целиком, оставляя часть ее владельцу в качестве фонда для последующих операций и для поощрения его для дальнейших предприятий.

Одновременно правительство подвергалось отповеди и со стороны кооперативных организаций в лице представителя Центросоюза г. С., поводом к чему послужило резкое выступление управляющего отделом финансов, торговли и промышленности г. К. на совещании из представителей правительства, торгово-промышленного класса и кооперации, на котором он позволил себе упрекнуть публично местную кооперацию в своекорыстной деятельности и в получении за свое посредничество ростовщических процентов. Представитель Центросоюза представил главнокомандующему особую докладную записку, в которой просил указать ему порядок привлечения за клевету члена Временного правительства г. К., а затем подробно обрисовал всю деятельность кооперативных организаций на Севере, направленную, согласно записке, на снабжение области дешевыми продуктами и предметами первой необходимости.

Я не берусь быть судьей того, кто был прав в возникшем тогда столкновении между представителями правительства, с одной стороны, и торгово-промышленными кругами и кооперативами — с другой. Из бесед с председателем правительства П. ГО. Зувдом я вынес впечатление, что правительство в вопросах финансовой и торговой политики держится взглядов, которые положены сейчас в основу деятельности правящих кругов почти всех стран, испытавших на себе последствия мировой войны, и которые сводятся к урегулированию ввоза, с устранением из него так называемых предметов роскоши, и к всемерному поощрению производства и вывоза, но с сосредоточением в руках правительства экспортной валюты для поддержания падающего курса денег и уменьшения или хотя бы задержания вздорожания предметов первой необходимости.

Цены на последние, которые мне удалось сохранить в своей памяти, могут отчасти служить иллюстрацией того, что правительство в значительной степени достигло указанной цели. Население получало ежедневно по фунту белого хлеба, стоившего 55 коп. фунт. Рыба в изобилии предлагалась на рынке и в кооперативах от 2 р. 50 к. (треска) до 4 рублей (камбала, навага и др.) за фунт. Мясо было труднее достать, но и оно стоило всего от 8 до 9 р. фунт. Дороже было масло — 40 р. фунт и молоко — 10–12 р. бутылка. Конечно, я беру архангельские цены самого последнего времени, которые были много выше, чем в других местах, так как, например, в Селецком районе бутылка молока стоила от 80 коп. до 1 рубля. В офицерском собрании обед до последнего времени стоил 6 рублей, трамвай, в зависимости от перегона, — от 1 до 3 рублей, газета — 1 рубль за номер…»[56]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.