Глава 39 ИЗДЕЛИЕ 92

Глава 39

ИЗДЕЛИЕ 92

То, о чем рассказывается в этой главе, до недавнего времени составляло одну из самых охраняемых тайн нашего государства. Только в процессе подготовки этого издания стала возможной публикация предлагаемых читателю воспоминаний Г.И. Румянцева, ветерана завода "В".

По специальному вызову из Москвы в большой группе выпускников Кинешемского химико-технологического техникума Г.И. Румянцев приехал в столицу в августе 1948 года.

"Вся наша группа, в числе которой были Астафьев Ераст Григорьевич, Виноградов Дмитрий Иванович, Степанов Юрий Иванович, Фролов Станислав Михайлович, Частухин Леонид Дмитриевич, Румянцев Гурий Иванович, Сесин Герман Александрович, была направлена в научно-исследовательский институт № 9. Нам сказали, что будем пока проходить учебу, а затем поедем к основному месту работы.

Поселили нас в школе военного городка на Покровско-Стрешнево. Всем, а это были кинешемские, горьковские, калининские, свердловские ребята, дали указание искать себе новое место жительства, так как школу нужно было освободить к 1 сентября.

После недельного хождения к проходной НИИ-9 (каждый раз нам отвечали: "Придите завтра") мы получили пропуска. Нас провели в приемную научного руководителя НИИ-9 академика Андрея Анатольевича Бочвара. В кабинет приглашали по 2–3 человека, с ними Бочвар вел краткие беседы и направлял в нужные ему лаборатории. Сесина и меня спросил о темах защищенных дипломных проектов.

— Газы будете очищать от примесей, — сказал А. А. Бочвар, направляя нас в лабораторию 13.

Лабораторией 13 руководил профессор, впоследствии член-корреспондент АН СССР, Александр Семенович Зай-мовский, который после краткой беседы направил нас к руководителю группы Андрею Григорьевичу Самойлову, будущему члену-корреспонденту Академии наук Российской Федерации. В конце концов руководителем моей практики стал высокообразованный и. тактичный Михаил Иосифович Родный.

В задачу лаборатории 13 входило получение монолитного "изделия" определенной геометрии, будущего основного элемента атомной бомбы. С целью сокращения сроков проведения научно-исследовательских работ в лаборатории было организовано четыре параллельных направления для получения "изделия" путем прессования порошков, прессования кусков, литья в кокиль, центробежного литья. Получение "изделий" из порошков и кусков было задачей группы Самойлова. Всю работу проводили с ураном-238 (продукции, с которой предстояло работать — плутония и обогащенного урана-235 в стране еще не было). В группе Самойлова мы познакомились с работниками будущего нашего цеха, в то время также практикантами. Это были Лоскутов Борис Николаевич, Золотарева Светлана Константиновна, Томсон Галина Ивановна, Синникова Софья Александровна — выпускники различных институтов, а также Залетов Леонид Иванович, Румянцев Гурий Иванович, Сесин Герман Александрович, Дербышев Всеволод Александрович — техники.

Практиканты были сразу вовлечены в творческие поиски, с жадностью слушали лекции и выполняли всю практическую работу. Редкая информация по урановой проблеме, появляющаяся из-за рубежа, вероятно, умышленно искажалась. Так, температура плавления урана указывалась примерно на 400 градусов выше фактической. Это сейчас кажется просто изготовить сложную геометрическую фигуру "изделия", а тогда нужно было отработать десятки вариантов. Вероятно, все направления лабораторных исследований давали надежду на положительные результаты, так как по всем четырем технологиям было разработано, изготовлено, а затем смонтировано в цехе промышленное оборудование. Урановые стержни диаметром 10 мм мы резали ножовкой в слесарных тисках на куски длиной 12–15 мм, затем куски помещали в гальваническую ванну для снятия окиси, промывали дистиллированной водой, этиловым спиртом и заносили в камеру, в которой поддерживалась инертная среда из аргона.

Часть кусков урана шла на изготовление порошков методом гидрирования и дегидрирования с последующим изготовлением "изделия" методом порошкового прессования. Другая часть приготовленных кусков урана шла непосредственно для изготовления "изделия", и это мы называли методом кускового прессования. Технологии получения урановых порошков придавалось особое значение. Вероятно, по этой причине над группой Самойлова дополнительно шефствовал начальник 5-й лаборатории НИИ-9 член-корреспондент АН СССР Антон Николаевич Вольский.

По моему представлению, урановые "изделия" из порошков получались более качественными, чем из кусков, но технология их изготовления была значительно сложнее и опаснее. Впрочем, опасность технологии в то время вряд ли имела значение. Все технологические операции проводились при больших разрежениях (в вакууме) или в среде инертного газа. Мы занимались и очисткой газа от примесей, о которой нам говорил А.А. Бочвар.

В феврале 1949 года началось "переселение" командированных работников из столичного НИИ-9 в будущий уральский город, на будущий наш завод. Предварительно мы упаковали и погрузили в вагон все наше оборудование: форвакуумные и диффузионные насосы, банки с маслом для вакуумных насосов, наборы прессформ, аппараты, шланги, зажимы, вакууметры и другие приспособления. Сопровождающим поезда с оборудованием был Лоскутов Борис Николаевич и приданная ему военная охрана.

Большая группа работников выехала из Москвы 9 февраля 1949 года, заполнив весь плацкартный вагон.

Из тех, кто ехал вместе с нами, в городе остались Светлана Константиновна Золотарева, Сорокины Нина Ивановна и Валерий Владимирович и их сын Володя.

Большинства уж нет среди нас, другие, как только появилась "слабинка" с выездом, навсегда покинули город.

Нам предоставили для заселения только что принятые в эксплуатацию два 12-квартирных дома в поселке Татыш. Работников и жителей доставляли в будущий город из Кыш-тыма только ночью в закрытых грузовиках. Всего в поселке Татыш до нашего приезда было выстроено 6 жилых домов, здание заводоуправления, школа, деревянные финские домики, коттеджи, деревянная почта и магазин.

Со своими учителями и наставниками из НИИ-9 мы встретились в поселке Татыш, как с ближайшими родственниками.

В здании 4 монтажники смонтировали оборудование, в комнатах прессового участка № 3 и № 19 налаживались 6, 15, 30 и 350-тонные прессы, мы собирали свои вакуумные системы. Работы непосредственно с плутонием на прессовом участке начались в конце марта 1949 года. Цех № 9 передал нам в работу слиток невзрачной формы, весь в раковинах и шлаковых включениях. Все долго им любовались, вертели, крутили, чуть ли не пробовали на зуб. И делалось это по рангам: академики, министры, доктора, кандидаты наук… Затем дошла очередь и до нас: инженеров и техников. Теперь предстояло накопить необходимое количество слитков, чтобы изготовить опытную деталь малых размеров, похожую на "изделие" — основной элемент атомной бомбы.

Из цеха № 9 до цеха № 4 слиток-королек нес заместитель начальника цеха Иванов Николай Иванович под усиленной воинской охраной. Вероятно, устав от осмотра, как-то забыли о дальнейшей сохранности королька плутония. Наш начальник отделения Лоскутов Борис Николаевич, грамотный, высокообразованный молодой специалист запер кусочек плутония в маленькое отделение верхней части "несгораемого" двухзамкового сейфа и ушел домой.

Я работал старшим по смене, в то время старшие назначались по устному распоряжению начальника отделения, и должен был в 20 часов идти домой, закрыв на замок и опечатав комнаты.

Посоветовавшись с товарищами о "просто так" закрытом в сейфе куске плутония, мы засомневались в правильности решения — закрыть и запечатать нашу комнату тоже "просто так". Мы понимали, что кусок плутония не только секретнейший, особой государственной важности стратегический материал, но, вероятно, и оценивался в миллион раз дороже золота.

Решили спросить и.о. начальника цеха Павла Ильича Дерягина. Заданным нами вопросом Дерягин был не только озадачен, но и напуган. Меня Павел Ильич послал разыскать Лоскутова и попросить его прийти в цех, а сам до его прихода не отходил от сейфа.

В этот же вечер были установлены солдатские посты с наружной стороны здания, около окон нашей комнаты, а в коридоре около дверей выставлен офицерский пост. На следующий день было организовано хранилище, назначен ответственный хранитель, а около хранилища выставлен пост из двух офицеров.

По мере накопления слитков мы разрубали их на мелкие кусочки, которые затем заносили в камеру зачистки. Каждый маленький кусочек плутония зачищали металлическими щетками до серебристого блеска. Шлаковые включения и то, что не поддавалось щетке, обрабатывали медицинскими бормашинками и скальпелями так, чтобы каждый кусочек был идеально блестящим и не имел никаких инородных включений. Для этих целей была изготовлена из органического стекла камера зачистки на 6 рабочих мест с тремя бормашинами. В камеру из баллона через систему очистки подавался аргон, который отсасывался из камеры насосом ВН-461 и сбрасывался непосредственно под камеру, под ноги работающим. Вероятно, конструкция камеры зачистки была "детищем" А.С. Займовского, он гордился ею, как шедевром технической мысли, сам любил зачищать кусочки плутония. По его примеру эту работу испробовали Игорь Васильевич Курчатов, Юлий Борисович Харитон, Борис Львович Ванников, Ефим Павлович Славский. Тщательно зачищенные кусочки плутония укладывались в предварительно взвешенный контейнер, причем каждый кусочек перед загрузкой в контейнер предъявлялся Ю.Б. Харитону для осмотра. Это был исходный материал для изготовления "изделия".

Контейнер с кусочками выносили из камеры (о шлюзах еще и понятия не было) и повторно взвешивали на точных весах. Затем кусочки, по одному, медицинскими щипцами перекладывались в прессформу, которая была установлена в аппарате, подключенном к вакуумной системе. Чтобы уменьшить окисление кусочков плутония, они обдувались аргоном через шланг, удерживаемый руками. Аппарат закрывался крышкой, устанавливался в печь, и вся эта сборка перемещалась под пресс. В аппарате создавалось необходимое разрежение, в печи поднималась температура, в нужный момент проводились под прессовки и прессовки с целью формирования будущего "изделия". При изготовлении опытных маленьких "изделий" мы учились подбирать температуру, величину разрежения, величину давления пресса. Хотя все задания выдавались нам научными руководителями НИИ-9, неудач в работе было предостаточно. Задания на наиболее ответственные работы писал, как правило, Бочвар, обсуждая и согласовывая их с Харитоном.

Коллектив работников прессового участка, приехавших из НИИ-9. на первых порах был немногочисленным. В апреле прибыло в отделение первое пополнение — Арбайтин Л.С., Нагорный Г.М., Прокопенко Б.Е. Во второй половине лета стали приезжать новые работники. Тогда было так: направленные в цех специалисты месяцами не могли попасть в свои отделения, хотя и числились там: видимо, со стороны КГБ проводилась какая-то дополнительная проверка, они выполняли всевозможные подсобные работы, "мучились" в коридорах или курилках.

В апреле приехал новый начальник нашего цеха-o Зуев Василий Степанович.

Учитывая важность, срочность и длительность цикла выполняемых работ, работники отделения сутками не покидали рабочие места. Темп круглосуточного режима работы задавали командированные из НИИ-9 ученые. Дом, где жили академики, находился примерно в 300 метрах от цеха № 4, сейчас в этом доме расположена военизированная охрана. Андрей Анатольевич Бочвар часто ночевал в своем кабинете на диване и его в любую минуту можно было поднять с постели.

В мае 1949 года на прессовом участке была организована двухсменная работа, старшими смен были назначены Румянцев Г.И. и Нагорный Г.М. Вся наша работа проводилась в присутствии, под контролем и при непосредственном участии крупных ученых страны: Курчатова, Александрова, Бочвара, Харитона, Займовского, а также крупных организаторов оборонной промышленности: Ванникова, Завенягина, Славского, Музрукова.

Были они просты в обращении, подшучивали друг над другом, непосредственно включались в любую работу. Ведь все они были молоды, большинству из них не было и пятидесяти лет. Общее впечатление было таково, что это компания старых и добрых друзей. Но когда дело касалось принятия серьезных решений, то, по-моему, субординация соблюдалась. Все это было на виду, на рабочих местах, а не в тиши кабинетов, которых во временном цехе № 4 просто не было. Это усиливало в нас сознание нужности своего труда, его важности и гордости за то, что именно тебе поручено это серьезнейшее дело. Было бы справедливо, если бы в цехе 117 была создана галлерея-стенд этих людей-ученых и руководителей отрасли — с фотографиями, краткими биографиями под рубрикой: "Они работали в нашем цехе". Эти люди действительно работали.

Например, Борис Львович Ванников — наш первый министр — часто конструировал что-то нужное для дела, чертил в рабочих журналах и горячо обсуждал с присутствующими свои конструктивные предложения. Ефим Павлович Славский любил управлять процессом прессования и в нужных случаях брался за латунную кувалду — был в нашем хозяйстве и такой инструмент. Это когда "изделие" приваривалось к прессформе и не каждый из исполнителей имел смелость разломать "изделие". На первых порах разрушения "изделия" при распрессовках случались не раз.

Мне доводилось многократно видеть в цехе И.В. Курчатова. Высокий, стройный, с черной бородой, украшающей его и без того красивое лицо. Выражение его лица говорило о готовности сдобрить шуткой любую серьезную ситуацию. Речь его была отрывистой и быстрой. Ходил он в высоких хромовых сапогах, в наброшенном на плечи белом халате. В комнатах цеха его сопровождали, как правило, Бочвар и Харитон, рассказывающие ему о тонкостях наших проблем. В коридоре цеха Курчатова всегда поджидал человек из личной охраны.

Все возникающие трудности решались настолько оперативно, что сейчас это трудно представить. Вот примеры.

Получаемые опытные "изделия" после их извлечения из прессформ были слегка окисленными. Высказывались предположения, что нужно увеличить разрежение в аппарате. Все наши старания по увеличению разрежения не имели успеха. Аппарат с диффузионным насосом соединялся вакуумным шлангом, внутренние диаметры шлангов и штуцеров на аппарате и насосе были равны 20 мм. Для оказания помощи в этом вопросе в цех были направлены специалисты научно-исследовательского вакуумного института (НИВИ). Детально разобравшись, кажется, не выходя несколько суток из цеха, эти специалисты дали рекомендации, эскизные проекты к ним, об изменении конструкции узла соединения аппарата с диффузионным насосом типа ЦВЛ-100. В результате над ЦВЛ-100 появилась надстройка, а соединение ее с аппаратом было выполнено металлической трубкой диаметром около 100 мм. Разрежение в аппарате стали легко получать в пределах 10 и 100 тысячных долей миллиметра ртутного столба. Вопросы окисления "изделия" по причине недостаточности разрежения были сняты. Не получалось нанесение антикоррозийного покрытия на "изделие". В отделении покрытия работали в то время три женщины во главе с Дубининой Александрой Васильевной. Для оказания практической помощи в цех пришел академик АН СССР Александр Иосифович Шальников. По нашему мнению, он был дружен с Курчатовым, при встречах они шутили, разговаривали на "ты", называли друг друга Шурка и Гошка. Позднее в журнале "Наука и жизнь" была помещена фотография группы студентов, среди которых были Курчатов и Шальников.

Работы по покрытию "изделия", назову его номером "66", продолжались несколько суток беспрерывно. Не знаю, почему я был мобилизован на этот участок. Возможно потому, что был оформлен и допущен к "изделию" и еще потому, чтобы было кому заниматься тяжелыми насосами типа ВН-2. Они тогда часто выходили из строя. Из-за неграмотной эксплуатации сжигалось и терялось масло, и насосы подлежали замене. Тем самым я участвовал в первом антикоррозийном покрытии "изделий"."Изделие" покрывалось неоднократно, но качества никелевого покрытия не было. В отделении механической доводки и подгонки "изделий" работал научный руководитель Михаил Степанович Пойдо. Грамотнейший, аккуратнейший и добросовестнейший специалист, который наши первые антикоррозийные покрытия легко разрушал методом обстукивания "изделия" маленьким латунным молоточком. Нанесенный никель пузырился, приходилось его снимать, а "изделие" подвергать новому покрытию по технологии, известной только Шальникову. Удовлетворительное качество покрытия никого не устраивало.

Вся группа людей, работавших на покрытии — Потудинская Мария Архиповна, Либерман Генриетта Викторовна, Румянцев Гурий Иванович — не покидала рабочие места до тех пор, пока не получили добротную антикоррозийную защиту "изделия". Отдыхали на рабочем месте по очереди в небольшой комнате № 9, питались продуктами, которые приносил из столовой Шальников. Он имел возможность прохода в цех без переодевания. Чай кипятили на рабочем месте.

Полными хозяевами положения в цехе были научные работники. Начальник отделения покрытия А.В. Дубинина была эрудированная, красивая, властолюбивая, лет 35 женщина, несколько капризная, любила, чтобы ее слушали и слушались. Не знаю, какие столкновения у нее состоялись с Шальниковым, но он потребовал, чтобы в отделении она больше не появлялась. Так и вышло. Дубинина участия в покрытии "изделия" № 66 не принимала и в комнате не появлялась.

В июле 1949 года были выпущены, как мы поняли, уже не опытные, а рабочие "изделия". Однако, где-то побывав, эти изделия в скором времени были возвращены в цех и превращены (изрублены) в исходные куски. Вероятно, ученые ошиблись в чем-то, иначе первый атомный взрыв должен был состояться в июле 1949 года.

Я не видел, как увозили первые "изделия" № 66, а вернули их в цех рано утром, чуть стало светать. К цеху подъехало около десятка легковых автомобилей. Я был старшим по смене, в которой работали также Сесин Г.А. и Дербышев Г.А. Из автомобилей вышла группа из 10–12 генералов. Мне и до этого доводилось видеть людей в генеральских формах: Ванникова Б.Л. - генерал-полковника, Завенягина А.П. - генерал-лейтенанта, Мешика — генерал-лейтенанта, Ткаченко И.М. - генерал-лейтенанта, Музрукова Б.Г. - генерал-майора. Все они часто бывали на рабочих местах прессового участка, всех их я знал в лицо. Но это были, за исключением Музрукова, новые для меня генералы. С ними приехал и начальник нашего хозяйства Захар Петрович Лысенко.

Мне мало приходилось сталкиваться с Лысенко, он редко бывал в нашем цехе, отделении, слыл матершинником, любил орать на людей, с технологией, думается, не дружил, матом и криком боролся за чистоту. В нашем прессовом отделении, в присутствии культурнейших людей А.А. Боч-вара, Ю.Б. Харитона и других, Лысенко, естественно, чувствовал себя не в своей тарелке.

Итак, вся группа с двумя контейнерами, каждый из которых несли по два генерала, направилась в нашу комнату 19. Спросили старшего, чувствовалось, что Музруков — директор комбината, не был в этой группе главным. Я назвал свою фамилию. Спросили, догадываюсь ли я, что находится в контейнерах. Я ответил, да, догадываюсь. Мне приказали контейнеры вскрыть и "изделия" изрубить так, чтобы нельзя было определить их начальную форму. Я замялся с ответом, так как у нас к тому времени был введен определенный порядок приема и сдачи спецпродукции — так тогда назывался плутоний, а затем и уран, 1-й и 2-й продукт. Лысенко расценил мою заминку, видимо, по-другому, и тут же агрессивно подскочил ко мне. Однако Музруков, как всегда, спокойным и невозмутимым голосом спросил, в чем дело? Я рассказал о только что введенной у нас инструкции, регламентирующей обращение со спецпродуктом, который должен быть на учете у ответственного хранителя цеха. Только у него я имею право взять и только ему сдать продукцию. Музруков спросил, знаю ли я, где живет этот хранитель. Я назвал адрес и фамилию. Это был Бурлаков Владимир Иванович, жили мы с ним в одном доме в Татыше, вместе сюда приехали, вместе были на практике в НИИ-9 и вместе работали. На Лысенко только глянули и он, сжавшись, словно побитый, выбежал из комнаты. Через 10–15 минут прямо без переодевания привезли в цех сонного Бурлакова, который не мог понять, что требует от него нервозный Лысенко. Я пояснил: "Володя, я извлеку из контейнеров "изделия", ты их примешь по журналу и сдашь мне, я их изрублю зубилом, а ты потом уложишь куски в свои контейнеры и закроешь в сейф". Около комнаты, где стояли сейфы с продукцией, был круглосуточный офицерский пост.

Вот так и состоялось возвращение "изделий 66" на место их изготовления, так оберегался секрет их формы. В дальнейшем "изделия" из цеха куда-то еще долго возил уполномоченный Совета Министров СССР, генерал-лейтенант Иван Максимович Ткаченко. При этом по дороге от завода через поселок Татыш до поворота на Озфю выставлялись солдатские посты на расстоянии видимости друг друга, а легковой автомобиль сопровождался грузовиком с вооруженными солдатами.

После этого очень срочно стали изготавливаться новые, больших размеров прессформы, аппараты, печи, всевозможные приспособления по образцу и подобию меньших размеров.

Слабым местом у нас был узел крепления термопар в гнездах прессформы. Они крепились случайной пружинной проволокой, пружина крепления амортизировала и термопары отходили от нужных точек соприкосновения, что приводило к неточным измерениям температур. Однажды мною случайно был найден кусок мягкой проволоки, которая, как мне показалось, лучше бы подошла для крепления термопар. Я показал эту проволоку научному руководителю Самойлову Андрею Григорьевичу — и предложил ее для закрепления термопар. Самойлов одобрил мое предложение, и я, собрав с этой проволокой пресс-форму, согласно техпроцессу провел "тренировку" всей сборки. После вскрытия аппарата и увиденного там на меня напал страх за содеянное: вся внутренняя поверхность крышки аппарата, особенно в местах ее охлаждения водой с целью предохранения от температурных разрушений резиновой прокладки, была покрыта тонким слоем блестящего металла. Проволока эта оказалась цинковой, при высокой температуре и вакууме произошла возгонка и конденсация паров цинка в холодных местах. Все смотрели на меня, я смотрел на А.Г. Самойлова, ища у него защиты и поддержки. Спас меня от беды, а возможно и от тюрьмы Юлий Борисович Харитон. Он заметил всем присутствующим, что хорошо, что это была только "тренировка" сборки и не было "изделия", впредь всем наука.

После этого все применяемые материалы должны были иметь сертификат. Я из виноватого стал даже как бы героем случившегося, надо мной потом долго подшучивали.

В августе 1949 года цех выпустил рабочую продукцию, назову ее номером 92, которая после испытания, всколыхнувшего весь мир, долгое время являлась серийной. Убежденный сторонник изготовления "изделия" методом кокильного литья доктор технических наук Евгений Степанович Иванов предлагал отказаться от кускового прессования, на что получал твердый отказ Бориса Львовича Ванникова, который уверял, что повышению КПД "изделия" способствует взаимодействие маленьких кусочков, спрессованных в моноблок. Август 1949 года является наиболее правильной датой рождения завода 20. Не плутониевый "королек"-уродец породил завод. Считаю, что первый взрыв атомной бомбы и есть день рождения завода!".

В августе 1949 года на заводе "В" были изготовлены полусферы из плутония. Испытание атомной бомбы становилось близкой реальностью.