Легионер и смерть

Легионер и смерть

В Иностранном легионе существует особое отношение к погибшим: «Легион не оплакивает погибших, а мстит за них». Это — культ мертвых. И все относятся к этому всерьез: уже завтра ты можешь оказаться среди них. Не стоит забывать, что у многих легионеров нет ничего, кроме легиона. Это его единственная семья, а что же это за семья, где не умеют достойно позаботиться о своих покойных предках? Легионер, виконт, капитан Бонелли написал немало стихов, но одно из самых сильных — это «Моим людям, которые мертвы». В нем есть такая строфа: «Солдаты, что спят в далекой земле, память о них вновь терзает меня, / Просто скажите: «Это наш капитан»… / Который не забыл нас… / И ведет счет своих погибших солдат».

«Легион, вперед! Твои мертвые смотрят на тебя с неба!» — этот приказ многое объясняет в отношениях легионера со смертью. Живой легионер находится в плену мертвых героев. Свои поступки он сверяет с их жизнью, как с примером для подражания на земле ради небесной славы. Понимание своей уязвимости и конечности всего живого делает их сильными и мужественными. И позволяет однажды умереть спокойно и с достоинством. Он знает, что его товарищи — его братья — всегда вынесут его тело с поля боя и предадут земле. «Ты не бросаешь своего товарища, ни живого, ни мертвого, потому что наше («ordre») правило — это честь и преданность» — записано в «Кодексе легионера». Это уже похоже на устав средневекового военно-монашеского ордена. У госпитальеров и тамплиеров были похожие правила поведения на поле чести. Кстати, странное совпадение: слово «ordre» означает не только «порядок», «отряд», но и «орден» — организацию, объединение.

Тело погибшего не должно достаться ни врагу, ни мародерам, ни шакалам, ни бродячим собакам. И все помнят об этом, потому что ты можешь оказаться следующим… Сколько легионеров было убито или ранено, когда они прикрывали смертельно раненного командира или бились за его тело, как было принято еще у героев «Илиады», не поддается подсчету. Известен случай, когда легионеры 22-й роты кавалеристов Второго пехотного полка выдержали целое сражение в Эль-Мунгаре за тело своего командира лейтенанта Зельшохансена. А сколько раз шли на штурм и поднимались в атаку, только ради того, чтобы отбить труп своего товарища, как это случилось с телом капрала Болана в Индокитае. Да и сегодня в стычках с талибами, отступая, не оставляют ни убитых, ни раненых. Но не всегда получается поступать именно так. Полковник Мэр пишет в своих воспоминаниях о неудачном деле в Марокко в 1920-х годах XX века. Стычка с горцами случилась в Атласских горах, у местечка Скура: вместо того чтобы отступить и сохранить людей, легионерам было приказано идти в атаку. В результате — 17 погибших, 64 раненых и 18 пропавших без вести. Для легиона — серьезные потери, даже по тем временам.

Полковник Мэр замечает: «Этих 18 пропавших без вести мы больше никогда не видели». Многие мемуаристы легиона любят повторять фразу: «Легион никогда не оставляет на поле боя своих погибших солдат. Если бы тогда, под Скура, мы бы тупо следовали этому правилу, то из 253 легионеров, которые были живы утром, вечером бы у меня было 253 трупа».

Похороны легионера

Нет большего позора для живых, если труп солдата лежит непогребенным и его обгладывают собаки, как было после первого штурма Грозного в 1994 году, когда хотели решить проблему «одним десантным полком».

Сегодня во французской армии трупы погибших солдат, так же как и наш «груз 200», доставляют транспортными самолетами домой.

В традициях Иностранного легиона иметь свое, отдельное от всех кладбище — «каре». Даже на военных кладбищах легионеры остаются вместе: их не хоронят вместе с другими павшими солдатами. Не говоря уж о гражданских кладбищах, где стройные ряды могил легионерского «каре» видны издалека. Даже когда городские кладбища переполнены, а места новых захоронений распланированы на много лет вперед, то для легиона сделают исключение — никто и после смерти не расстанется со своими товарищами.

В прошлом легионеров хоронили в Алжире на гарнизонных кладбищах в Саиде и Сиди-Бель-Аббесе, если позволяли условия. Но чаще — рядом с сахарским фортом, где проходила служба, или рядом с недавним полем боя. Сколько «сабель» из армии Врангеля, служивших во Втором кавалерийском в те годы осталось в марокканской земле, не ведомо никому…

В Африке бактерии гораздо быстрее делают свою работу, так что времени на долгие церемонии и прощание с погибшим почти не остается, тем более в походе.

Долбить ссохшуюся землю «бледа» — каменистых предгорий Атласских гор также тяжело, как и рыть мерзлую русскую землю. Могилу выкапывали ровно на такую глубину, чтобы ее не смогли раскопать шакалы или одичавшие собаки. Все происходило быстро, по-деловому. Задерживаться нет времени: нужно немедленно выступать. В маневре — сила легиона. Редко у кого из погибших в походе был гроб — просто заворачивали в материю, если могли ее найти.

Обязательным правилом было и остается то, что на похоронах присутствует вся рота, где служил погибший, во главе с ее капитаном. Солдаты молчат, усталые глаза ветеранов полуприкрыты, зато лихорадочно блестят у новичков после их первого боя. Ничто не выдает истинных чувств. Капитан произносит несколько слов и так прощается со своим легионером. Протяжный звук «кларьона» — трубы, звавшей недавно в атаку… Легионеры поют свой гимн «Le Boudin». Каждый бросает горсть земли. В холмик втыкают простой деревянный крест — две грубо сколоченные дощечки с именем. Настоящим или вымышленным? Во всяком случае, с тем, под которым убитый в бою служил в легионе. Для этого человека все кончено. Для некогда близких ему душ теперь-то он уж точно сгинул в вечность… А может, он только к тому и стремился, вступая в легион. Вспоминать его, пусть изредка, станут теперь только такие же, как он, легионеры. Всё, как в стихах донского казака, поэта Николая Туроверова, служившего в легионе:

Моего не припомнив лица,

Кто-то скажет в далеком Париже,

Что не ждал он такого конца…

Вскоре жаркий сирокко, несущий колючие песчинки, сотрет на кресте имя и развеет холмик, но кто-то из местных еще будет помнить что здесь была могила неизвестного легионера, и так до тех пор, пока однажды зимой пересохшее русло уеда наполнится водой и понесется бурный поток, сметая всё на своем пути… И тогда уж никто не сможет указать то место.

Памятник павшим

«…Пока живой, тело мое и душа принадлежат Легиону. А смерть перенесет меня к вам, товарищи мои», — поется в старой солдатской песне. Скорбь о погибших товарищах преследует выживших до конца дней, ведь, как говорят, «Легион не бросает своих мертвых». И всё же могилы легионеров рассеяны по всему свету, а памятника этим десяткам тысяч иностранцев, сложившим голову за Францию, французы так и не построили.

В 1927 году «отец легиона» полковник Ролле решил широко отметить приближающееся столетие Иностранного легиона и отдал приказ о сооружении памятника всем погибшим легионерам. Разработать проект поручили скульптору Пурке по эскизам знаменитого художника-баталиста Маю (Mahut). Через год скульптор представил генералу свой проект Памятника павшим: каменное основание — кенотаф, на пальмовой ветви покоится земной шар. По краям, с четырех сторон — вооруженные фигуры легионеров — участников разных войн.

Не удивительно, что легионеры решили возвести именно кенотаф — еще древние возводили их тогда, когда прах покойного был недоступен для погребения, а по древнему поверью души мертвых, не погребенные на земле, не находят себе покоя и терзают живых.

В легионе проект понравился. Одобрил его и военный министр. Разрешил строительство, но финансировать из средств своего ведомства отказался.

Тогда легионеры сами стали собирать средства на памятник. И собрали: в течение четырех лет. Один раз в месяц каждый солдат добровольно отчислял на памятник «трудодень» из своего жалованья. А те, кто был уже на пенсии, перечисляли средства по подписке.

Работы по возведению монумента начались уже в 1929 году. Честь заложить первый камень в основание будущего памятника выпала подполковнику Форе, который в то время был уже на пенсии. Он же и руководил работами по строительству основания из бетона, облицованного ониксом, который возили из-под алжирского городка Тлемсен. Четыре бронзовые статуи, изображающие легионеров разных эпох: легионеры 1830–1840-х годов, времен мексиканской кампании, периода колониальных захватов с 1885 по 1910 год и добровольцы Первой мировой войны. Каждая — весом в три тонны. Композицию венчает земной шар. Контуры тех стран, где воевал легион с 1831 года, выгравированы и позолочены. Эту ответственную работу контролировал подполковник Мэр, принимавший активное участие в строительстве.

Увидев фигуры легионеров, солдаты стали немедленно находить портретное сходство с героями легиона: в одном им виделся полковник Комбе (Combes), в другом — капитан Данжу (Danjou), в третьем — полковник Брундсо (Bmndsaux), а четвертом — полковник Дюрье (Duriez). Каждый воспринимал статуи по-своему, и споры не утихали… В действительности лишь один бронзовый легионер имеет портретное сходство — лицу легионера времен колониальных войн, по просьбе инициатора строительства генерала Ролле, скульптор придал черты полковника Брундсо. Почему именно он был удостоен такой чести, история умалчивает. Тем более что полковник запомнился в легионе больше всего тем, что упек родную восемнадцатилетнюю дочь на гарнизонную «губу» только за то, что ему, видите ли, не понравились отметки в ее аттестате!

Бронзу отливали в Париже, а затем скульптуры и шар проделали долгий путь на поезде до Марселя, оттуда — морем в Алжир.

Но тогда, в четверг 30 апреля 1931 года в день 170-летия со дня основания Иностранного легиона, никто не мог себе и представить, что спустя тридцать лет долгожданный памятник придется разобрать и снова грузить на корабль… И что Алжир, милый Алжир, уже не будет французским… Историю невозможно предвидеть.

В тот далекий день на плацу собрались представители правительства Республики, включая министра обороны, 17 генералов, епископы Орана и Алжира, делегация из 27 ветеранов-легионеров, военные атташе иностранных государств. Состоялся парад, который запомнился на многие годы. Позже на памятнике высекли имена 22 тысяч легионеров, погибших в бою, то есть, как говорят французы, на «поле чести». А в 1949 году саперы окружили памятник цепями. Они отлили их из пуль, собранных ими на старом стрельбище легиона в Хамисе.

В октябре 1962 года, покидая Сиди-Бель-Аббес навсегда, легион забрал свой памятник с собой в новый «Отчий дом» — в Обань. Уже через год памятник восстановили, лишь заменив тлемсенский оникс, побившийся при спешном демонтаже, на свой родной французский мрамор.

За годы существования памятник, построенный руками легионеров на их средства, стал не просто памятником — это реликвия Иностранного легиона. По традиции каждый год 30 апреля, в годовщину битвы у Камерона, у его подножия проходит парад. И тогда души погибших легионеров радуются: справедливость на их стороне — они наконец обрели место душевного упокоения на земле той страны, ради которой сражались и погибли.