Глава 9 «Кадровая чехарда»

Глава 9 «Кадровая чехарда»

Осенью 1991 года Моисеева на посту начальника Генерального штаба сменил генерал Лобов Владимир Николаевич. Его эрудиция, компетентность в вопросах военного строительства, научный методизм, незаурядный ум и проницательность были всем известны и не только в военных кругах. С таким человеком работать было не только интересно, но и ответственно. Сразу после его назначения я попытался попасть к нему на доклад, подготовив целую речь и необходимые документы.

Однако на докладе попал в казусную ситуацию. Прослушав меня минуты три, Лобов как-то незаметно вмешался в разговор, и дальше уже я слушал его блестящую лекцию по проблеме, которой занимался. Лобов вдохнул новую энергию во всю нашу работу, структурировав её и чётко обозначив основные направления поисков в условиях новой обстановки.

В нём, мне нравилось всё: и манера говорить, и способность принимать оптимальные решения, чувство юмора, и стремление постоянно учиться, несмотря на свои феноменальные познания, и нескрываемый интерес к тематике, которой занималась часть 10003.

Именно при Лобове я получил звание генерала и…зелёную форму вместо своей — чёрной, морской. Узнав о присвоении генеральского чина, я быстро сшил себе в спецателье форму генерала морской авиации, но вдруг мне сообщают, что представляться начальнику Генерального штаба нужно в форме зелёного цвета.

Деваться было некуда, имея в своём распоряжении всего несколько часов, я побежал по этажам, раздевая по пути своих приятелей-генералов. С кого-то снял брюки, с кого-то сорочку и галстук, но тут возникла большая проблема с мундиром. Все, к кому я мог обратиться, были настоящими гренадёрами, и подобрать ладно сидящий на мне мундир так и не удалось.

А тут ещё и время подгоняет: остались считанные минуты перед заходом в кабинет «шефа». В итоге «завернувшись» в мундир своего старинного приятеля Виктора Ерёмина, я стоял в приёмной, ощущая на себе иронические взгляды людей, ожидающих вызова начальника Генерального штаба.

Наконец меня и ещё четверых вновь испечённых генералов пригласили в огромный кабинет с торжественно накрытым столом. Все встали в шеренгу по стойке «смирно» и буквально «ели» глазами командира.

Тот дружелюбно, но сдержанно начал поочередно всех поздравлять, и тут его взгляд остановился на мне. Он как-то сразу сбился, и плечи его затряслись, а на глаза навернулись слёзы от еле сдерживаемого смеха и желания не подавать повода остальным, готовым взорваться дружным хохотом. Затем он заговорщически подмигнул остальным ребятам, слегка кивнув в мою сторону: «Мол, что же наш сверх аналитик не смог сообразить, что придётся менять цвет мундира. Прямо в лужу сел!». Все дружно рассмеялись и по команде начальника стали усаживаться за стол.

К сожалению, через несколько месяцев Лобова отправили в запас, и пост начальника Генерального штаба занял генерал Самсонов Виктор Николаевич — очень организованный, сухой и жёсткий человек. Многие генералы говорили, что когда они подходили к кабинету Самсонова, то у них позвоночник буквально покрывался инеем. Однако я знал его и с другой стороны.

Аппарат Самсонова возглавлял мой хороший знакомый — генерал-полковник Виктор Силуянов. С ним с первых же дней моей работы в Генеральном штабе у нас сложились дружеские отношения. Виктор много рассказал о новом начальнике, О том, что у него необыкновенная память и мощный аналитический дар, что он искренне болеет за дело и не способен на подлость и интриганство, что никогда не даст в обиду своих подчинённых.

С такой информацией я шёл на первый доклад к Виктору Николаевичу Самсонову. Он внимательно меня выслушал, задал несколько вопросов и окончил аудиенцию без каких-либо наставлений.

В процессе краткого доклада я так и не успел почувствовать его отношение, как к моим работам, так и к собственной персоне, но, прощаясь, в рукопожатии я вдруг ощутил поддержку и доброжелательность. Однако прослужить с ним в 1992 году пришлось совсем не долго. Последовала очередная смена руководителя Генерального штаба.

Теперь на эту должность был назначен генерал Виктор Петрович Дубынин. Однако и с Дубыниным совместная работа продолжалась всего несколько месяцев. Он к тому времени уже тяжело болел и, несмотря на героические усилия врачей, после ряда тяжёлых операций умер. Все в Генеральном штабе были потрясены — что за наваждение преследовало обитателей кабинета и начальника Генерального штаба! Если накануне людей просто отправляли в отставку, то сейчас дело дошло уже до смерти. Так можно и при всём нежелании поверить в мистику.

После смерти Дубынина кабинетом овладела мощная фигура Михаила Петровича Колесникова. Он был, в какой-то степени, посвящён в мои работы, но, поскольку целой картины не представлял, то относился к ним с большим скепсисом. Не дожидаясь моей очереди к представлению, он вызвал меня сам и, слегка кивнув в ответ на приветствие, объявил, что мне с моими «химиями» нужно служить в химических войсках. Предложив в недельный срок передислоцироваться в штаб войск химической защиты под начало генерала Петрова, с которым у меня, кстати, были очень доверительные отношения. «Поработай со своим дружком» — напутствовал Колесников и тут обратил внимание на видеокассеты, которые я держал в руках.

Не то, чтобы любопытство, а, скорее всего, желание немного разрядить обстановку, подтолкнуло его на, как потом оказалось, роковой для него шаг. Обратив внимание на небольшой пакет, который я сжимал в руке, он спросил: — А это что?

— Фильмы о направлениях моих работ и основных результатах, — нарочито спокойно ответил я, сообразив, что Колесников попался.

— Длинные?

— Да нет: один — минут на семь, а другой — минут на двенадцать.

Говоря это, я немного хитрил. Первый фильм был на пятнадцать минут, а второй на тридцать пять.

— Ну, ладно. Поставь короткий, — ворчливо бросил Колесников, начинающий понимать, что контроль над событиями он по своей же воле начинает терять.

Этот мудрый и опытный человек обладал редчайшим чутьём обстановки, которое, по-видимому, не раз помогало ему в жизни. К тому же, он обладал прямо-таки собачьим обонянием. Мог по запаху определять настроение, и даже некоторые личные качества человека. Видимо, запахи у него были привязаны к образам. Если он чуял «не тот» запах, исходивший от человека, то даже не вставал при появлении в кабинете таких людей.

Мы прошли в комнату отдыха и уселись за стол перед телевизором. Колесников закурил трубку, испуская приятный аромат какого-то незнакомого мне табака, и погрузился в сосредоточенное молчание. Просмотрев первый фильм, он кивком потребовал поставить второй.

По окончании второго фильма он неторопливо подошел к серванту, достал оттуда мандарины и бутылку коньяка.

— Ну что, выпьем?

— Не откажусь.

— А ты ж не пьёшь, — улыбнулся Колесников.

— По такому случаю не грех нарушить и некоторые традиции, — спарировал я.

— А по какому это случаю? — озорно сверкнув глазами, спросил генерал.

— По случаю принятия Вами решения о том, что я остаюсь в Генеральном штабе, и Вы будете нам покровительствовать.

— Придётся — усмехнулся он и вызвал своего помощника — офицера по особым поручениям полковника В.Морозова.

Дав ему распоряжение, пропускать меня к себе в любое время, без предварительной записи, Колесников стал подробно расспрашивать о последних днях жизни Дубынина. Он знал, что моя команда круглосуточно находилась около шефа, стараясь оказать ему посильную помощь, и была, в какой-то степени, участником бригады врачевателей их высокопоставленного пациента. Все знали, что болезнь зашла слишком далеко, но бросать этого замечательного человека в безвыходной ситуации никто не хотел.

По распоряжению Колесникова мы вдвое увеличили свой штат и начали интенсивную отработку своих методик подготовки военнослужащих. От желающих принять участие в этой интересной работе не было отбоя. Это и академии, и учебные центры, и научно исследовательские институты, и войсковые части, и многие гражданские учебные и научные заведения.

Одними из первых были лётчики и ракетчики. Так, например, начальник академии ракетных войск стратегического назначения выделил нам, освободив от других занятий, более семидесяти человек.

В разгар занятий, проводимых во многих учреждениях, Колесников, внимательно отслеживающий их ход и результаты, как-то сказал, что будущее мира будет принадлежать людям, обладающим высокой моралью, незаурядным умом, культурой и эрудицией. И чем ближе человек находится к Богу, тем дальше он стоит от конфликтов, войн и зла, приносимого завистью, стремлением к безудержной власти, наживе и другими пороками. В этих словах косвенно прозвучала оценка моей работы, и содержалось благословение на дальнейшие поиски в выбранном нами направлении.

Оценивая сказанное, я был почти уверен, что начальник поощряет мои занятия трансцендентальной философией и попытки увязать её с миром, выстроенным научной логикой через чувственные ощущения.

В то время я уже завершил обобщение объёмного материала по философии космизма от индийских «Упа-нишад» и сочинений Платона до Л.Н.Толстого, русских и европейских космистов. Этот материал в виде учебного пособия использовался при подготовке к занятиям, а также был как-то подарен М.П.Колесникову.

Поэтому он, конечно же, знал ход моих размышлений и суть их основных мировоззренческих выводов, главный из которых сводился к следующему: сегодня наступил именно тот этап развития цивилизации, когда идеи гармонии и единства должны войти доминантами в сознание каждого человека и сформировать тот образ мышления, который можно назвать «космическим сознанием».

Такие идеи были честно доложены Колесникову в надежде на его образованность и терпимость к чужому мнению. Нельзя сказать, что он целиком и полностью разделил все выводы. Но я не торопил события, снабжая его соответствующей литературой.

В разработке философской теории я видел большую перспективу и начал верстать Программу работ по формированию новой картины мира, ведущую роль, в выполнении которой отводил Институту философии РАН и Институту государства и права РАН, который возглавлял академик Б.Топорнин — человек с высочайшей репутацией учёного передовых взглядов и необыкновенной эрудиции.

Однако продолжить эти исследования я тогда не смог. Реалии жизни заставили существенно изменить все мои планы. Перевалил за экватор 1993 год. В стране назревали грозные события, уже горел Парламент. Правоохранительные органы «зашивались», разыскивая бандитов различных мастей, склады с оружием, наркотиков, вскрывая явки, тайники и перевалочные базы иностранных агентов, наводнивших нашу страну.

В итоге Колесников приказал отложить основную работу и все силы бросить на помощь сотрудникам государственной безопасности и милиции. Координация взаимодействия была возложена на генерала Квашнина, занимавшего один из ведущих постов в Генеральном штабе.

Он отдавал дань способностям сотрудников моей части и высокой эффективности их работы. В итоге контрразведка и милиция по достоинству оценили помощь наших сотрудников и даже прислали Колесникову благодарственные отзывы. Чуть позже в очень удачной обработке эти документы попали на страницы газеты «Московский Комсомолец», где я неожиданно для себя увидел «истинный масштаб» проделанной моим подразделением работы.