Из гетто в салон
Из гетто в салон
Основатель династии: Маер Амшель Ротшильд (1744–1812)
Место действия: Франция, Лондон, Вена, Неаполь, Франкфурт-на-Майне
Сфера интересов: финансы, благотворительность, общественная деятельность
Стиль финансового дома Ротшильдов изыскан, традиционен, рафинирован, аристократичен. Их имя стало нарицательным, история их рода обросла легендами, потомки полтора столетия украшают высший свет. «Богат, как Ротшильд», – до сей поры говорят в Европе. Однако их карьера начиналась в нищей меняльной лавке, четыре на четыре метра, во франкфуртском доме на Юденгассе, где на углу болталась красная табличка – «Rothschild». Оттуда и пошла их фамилия-прозвище.
Маер Ротшильд сделал свои первые деньги на нумизматике. В середине XVIII века многие аристократы увлекались коллекциями старинных монет. Старый Ротшильд почуял спрос и удовлетворил его. В результате он скупил несколько разорившихся меняльных лавок и завел знакомства среди дворян.
Вершиной его нумизматической дипломатии стал «гешефт» с герцогом Вильгельмом, владетелем Гессен-Ханаусского княжества. Герцог – внук и кузен английских, шурин шведского, племянник датского королей – приобрел несколько монет и не забыл еврея. В 1769 году Маер Ротшильд переехал в новый дом и приобрел новую вывеску. На ней был герб дома Гессен-Ханау и золотые буквы: «Управляющий делами господина герцога Ханаусского, Вильгельма».
Управление делами господина герцога было весьма доходным. Вильгельм первым среди владетелей немецких княжеств ощутил дух близких перемен и решился сочетать принадлежность к королевскому роду с предоставлением кредитов под проценты. Вскоре пол-Европы, точнее, добрая половина ее государей оказалась должниками Ханаусского герцога. Проценты, естественно, взимал его управляющий.
Старый Маер был осторожен, услужлив и хитер. Сыновья: шумные, стремительные, азартные, хваткие, почти наглые, каждый с отвислым брюшком, все пятеро – осененные даром быстро и красиво думать и очень быстро делать. Отец знал свое место, эти – знали себе цену и уже понимали, что она весьма высока. Амшель, Натан, Соломон, Карл, Джеймс произвели настоящую революцию в финансовом деле отца.
* * *
Когда солдаты Наполеона захватили Гессен, покровитель Ротшильдов бежал. Согласно юридическим формальностям военного времени, всем должникам Вильгельма следовало уплатить долги не ему, а французской казне. Братья, усевшись в экипажи с двойным дном, под носом у французской полиции собрали с должников золото и спрятали векселя неуплативших. Герцог Ханаусский в изгнании, разумеется, не слишком требовал немедленной передачи собранного в свою казну. Ротшильды «крутили» его деньги.
На золото Вильгельма они создали грандиозную контрабандную сеть, которая через Англию, несмотря на ее блокаду Наполеоном, снабжала воюющий и кутящий континент шелком, табаком, кофе, сахаром, хлопком, индиго. Разумеется, по вздутым блокадным ценам.
Заработав весьма солидный куш, Ротшильды приняли два судьбоносных для рода и дела решения. Первое: отныне они прекращают торговлю и продают исключительно деньги. Автором его был «Н. М.» (Натан Маер). И второе: Ротшильды играют на поражение Наполеона – автор коллективный. Их феерическая интуиция, самонадеянность, а также политический и финансовый гений заключались в том, что последнее решение было принято после Аустерлица и до Бородино. И они сыграли.
Натану, по воле военных перипетий оказавшемуся в Лондоне, семейным советом было поручено на все деньги Вильгельма приобрести облигации английского государственного займа. На сумму, вполне сопоставимую с бюджетом небольшого европейского государства, следовало приобрести облигации по ?72. Натан выдержал паузу. Он вообще умел держать паузы, как умел их держать на театре великий Тальма. Облигации упали в цене, и Натан скупил их значительно дешевле. Разница, разумеется, осела в его кармане.
Правительству Англии потребовалось золото для армии Веллингтона на Пиренеях. Ротшильды приобрели его за ?800 тыс. у Ост-Индской компании и заслали в Париж юного Джеймса. Тот поселился на улице Наполеон, дом 5. Именно на этот адрес были посланы весьма конфиденциальные, однако не для французской цензуры, разумеется, письма. В них почтенное семейство сожалело о том, что Ротшильды-де и желали бы вывезти некое золото во Францию, да английское правительство не велит, боясь ослабить фунт оттоком из государства подобной суммы. В итоге французы сами помогли Ротшильдам вывезти золото из Англии.
Кульминацией стала битва при Ватерлоо. Сработала знаменитая курьерская служба Ротшильдов, просуществовавшая до второй мировой, но созданная именно во времена наполеоновских войн. Курьер банкирского дома на целых восемь часов опередил курьера герцога Веллингтона, и Ротшильды узнали об исходе битвы первыми, на рассвете 20 июня 1815 года.
Первое, что сделал Натан, – сообщил о поражении Наполеона главе государства. Такого рода услуги редко не вознаграждались впоследствии. И второе – отправился на биржу. Если кто-то полагает, что он отправился скупать государственные бумаги победившей, как стало ему известно, страны – он весьма ошибается. «Н. М.», как бы задумавшись, стоял у колонны, которую вскоре назвали колонной Ротшильда и методично сбрасывал, и сбрасывал, и сбрасывал огромные пакеты облигаций английского государственного займа.
Биржа дрогнула и сломалась.
По бирже пронеслось: «Он что-то знает…» Биржу захлестнула паника. Все стали судорожно сбрасывать облигации. И тогда, выдержав свою знаменитую паузу, Натан Ротшильд скупил все одним махом. Чуть позже поступило официальное сообщение о победе герцога Веллингтона при Ватерлоо.
В сущности, Ротшильды были первыми, кто так эффектно, так красиво и так убедительно сделал сверхкапитал на информации и дезинформации.
* * *
И тогда началось их время. Наполеон Бонапарт был повержен, минула Реставрация, исподволь накатило время Наполеона III. Это была эпоха опереток Оффенбаха, нарядов от Ворта и денег от Ротшильдов – зенит буржуазного раздолья. Великий Ворт одевал эпоху, наряжая высший свет в поэмы из шелка, газа, бархата, тафты и кружев. Ротшильды – финансировали ее.
Когда княгиня Меттерних, разукрашенная великим кутюрье, являлась миру на ступеньках венского театра или своего дворца, кто бы мог подумать, что эта женщина, как все смертные женщины, что кругозор ее не больше наперстка, что дальше своей шляпки она не видит. И что вся она – блистательная аристократка-гордячка – от этой шляпки до этих туфель – не более чем производное от гения Ворта и гения Ротшильдов. Ибо весь ее блеск и шарм находятся на содержании у ротшильдовских кредитов.
Кредитами австрийскому канцлеру Меттерниху, под весьма скромные к тому же проценты, было спровоцировано их дворянство. Они стали баронами. Впрочем, они сами весьма намекали и весьма настаивали. Братья даже вдохновенно создали свой собственный герб. В нем были львы, орлы, леопарды, воины в коронах, пять золотых стрел… Канцелярия была шокирована. Канцелярия отказала. Не каждый из отпрысков королевской крови мог позволить себе разом всю эту геральдическую фауну. Но подоспел очередной кредит, и канцелярия смирилась.
Аристократы в десятом-двадцатом поколении могли позволить себе безвкусицу – и им прощали безвкусицу. Они могли позволить себе роскошь – им прощали и ее. Ротшильдам подобострастно улыбались, их деньгами охотно пользовались, однако не склонны были ничего прощать. За из спинами шушукались и шептали: «Дурной тон, fi donc!» Впрочем, братья уже не нуждались ни в чьей снисходительности и ни в чьих поощрениях. Они блистали. Они делали большую политику. На их деньги Дизраэли приобрел для Ее Величества королевы Великобритании Суэцкий канал. Их советами Евгения Монтихо стала императрицей Евгенией, супругой Наполеона III.
Зато Бетти де Ротшильд была иной, она вынудила свет уважать себя и восхищаться собой. Дочь своего отца Соломона и супруга своего дяди Джеймса с отменным вкусом одевалась и с отменным тактом себя несла. В ней был покой и достоинство очень неглупой женщины, которой никогда не было нужды доказывать, что она умна. Она была пленительно хороша в юности и привлекательна в зрелые годы. Она много путешествовали и многое знала. Она брала уроки музыки у Шопена, шутила с Гейне, водила близкое знакомство с Листом и Россини. С ней любили беседовать Мюссе, Бальзак и Александр Дюма. Ее обожал князь Радзивилл и был до слез влюблен юный Луи-Филипп. В ней уже мало, что осталось от братьев – безудержно талантливых nouveau riches. Бетти была в высшей степени comme il faut. Ей первой в роду стало свойственно то особое сияние рафинированного финансового аристократизма, который стал стилем Ротшильдов в ХХ веке.
* * *
Две мировые войны поколебали их финансовую империю, однако Ротшильды выстояли. Канул в Лету их неаполитанский банкирский дом – детище Карла. Пришел в упадок франкфуртский, когда-то взлелеянный Амшелем. Стал венским банком местного значения – австрийский, где некогда царствовал Соломон. Но банковское дело Натана в Лондоне и Джеймса в Париже процветает и поныне. Династия сумела измениться вместе с Европой, не слишком изменяя самой себе.
Она все еще владеет монстром Cociete Financiere в Париже и Rothschild Bank в Цюрихе, самым влиятельным частным банком в Лондоне и Bank Brivee S.A. в Женеве. После национализации крупнейшего ротшильдовского железнодорожного комплекса Diu Nord семейство получило в качестве компенсации крупный пакет французских государственных акций. В их руках крупнейший горнодобывающий комплекс Le Nickel, а в нефтяном тресте Shell и алмазном De Beers мощно представлены их интересы. Они создали USA Rothschild Group, чтобы влиять на финансовую погоду в США. Династия располагает активами и в Израиле, и в Японии.
Когда французские Ротшильды отреставрировали символ родового могущества замок Ферри, биографы воскликнули: «Анфилады салонов, достойных императора; висячие сады, картины великих живописцев, гобелены, инкрустации из слоновой и черепашьей кости; краны из чистого серебра в ванных комнатах… Да жил ли на свете месье Робеспьер? Была ли когда-то Французская революция?»
* * *
В 1994 году во Франкфурте отмечали 250-летие со дня рождения основателя династии Маера Ротшильда. Со всем полагающимся по случаю фараонским блеском. Одних лишь родственников, свойственников и домочадцев съехалось около сотни.
Два года спустя еще одна семейная встреча состоялась в северном Лондоне. Увы, на кладбище.
Все подъезды и стоянки были перегорожены рядами траурно-черных Rolls-Royce. Погребальную службу транслировали через громкоговоритель. В одном из первых рядов приглашенных соседствовали лорд-казначей Великобритании и один из музыкантов Rolling Stones Билли Уайман.
Табличка на холмике сырой кладбищенской земли сообщала: «Амшель Маер Джеймс Ротшильд – 18 апреля 1955 – 8 июля 1996».
Среди выспренних и вычурных надгробных речей некоторой сухостью выделялся текст, произнесенный неким господином, которому по статусу вообще не полагалось участвовать в церемонии. Господин был управляющим парижского отеля Bristol. И произнес лишь несколько сдержанных слов соболезнования.
Причина неуместной сдержанности неуместного господина была известна всем присутствующим.
Амшель Маер Джеймс Ротшильд, 41 года, – преуспева ющий финансист, надежда династии и будущий ее глава, ценитель искусства и отец троих детей, – покончил с собой в отделанной мрамором ванной комнате своих апартаментов в отеле Bristol. Обходившихся ему в $900 в сутки.
Сиятельную репутацию отеля это происшествие безусловно не украсило.
Более того, господин Ротшильд даже не потрудился выбрать сравнительно благообразный способ сведения счетов с жизнью. И совершенно вульгарно повесился на поясе от собственного купального халата. Не оставив ни малейшего намека на прощальное письмо.
Что уже попахивало судебным расследованием, скандалом, ордами журналистов и полицейских etc, etc.
Лихорадочные звонки непосредственно в Министерство внутренних дел, как и следовало ожидать, не дали необходимого эффекта. Равно как и наивная попытка замаскировать случившееся под «смерть от сердечного приступа».
К некоторому облегчению всех заинтересованных сторон не нашлось и никаких признаков того, что самоубийство было тщательно замаскированным убийством.
Через несколько месяцев энергичной работы следствия факты остались фактами. Ничуть не более увлекательными, чем в день происшествия.
Амшель Ротшильд, четвертый барон Ротшильд, ушел из жизни внезапно, однако по собственному желанию.
Причины такого мрачного желания в точности не известны по сей день.
* * *
Вопреки распространенному заблуждению, Ротшильды никогда не были самой богатой финансовой династией в мире. Или самой древней.
Зато бесспорно – наиболее легендарной.
Бестрепетно поставив на принцип семейственности в бизнесе, Ротшильды добились того, что их имя напрямую ассоциировалось со сказочным богатством, несокрушимым успехом. И тем, что во все времена называлось «стиль Ротшильд».
Каждый, кому посчастливилось родиться в этом семействе, подвергался незаметной, но неумолимой дрессировке, которая годам к двадцати пяти превращала любого подающего надежды шалопая в Ротшильда.
Что означало целый набор знаний, пристрастий, навыков и потребностей. Морально-практический кодекс Ротшильда требовал: быть финансистом высокой квалификации, принимать близко к сердцу жизнь еврейской общины и проблемы благотворительности.
А также – обладать тонким художественным вкусом, полупрофессионально разбираясь хотя бы в двух-трех видах искусства. И украшать свою жизнь разнообразными экзотическими хобби.
Хобби действительно отличались радующей глаз пестротой.
Среди Ротшильдов в XX веке встречались дрессировщики диких животных, коллекционеры шейных платков и знатоки естественных наук. Авторы книг по светскому этикету, пилоты-любители и специалисты по археологическим раскопкам.
А уж художников-любителей, знатоков оперы и коллекционеров – просто без числа.
К концу XX века главные ветви династии находились во Франции, в Англии и Швейцарии. Центром деловой активности, по общему молчаливому уговору, оставался головной офис в Лондоне: банк N. M. Rothschild & Sons, Ltd.
N. M. Rothschild & Sons обладал почтенным возрастом в 192 года. И был последним крупным частным банком Англии, который находился под полным контролем одной семьи.
Ротшильд, которого домашний совет утверждал президентом банка, автоматически признавался верховным главнокомандующим всего клана. Со всей вытекающей отсюда ответственностью. За репутацию, процветание и стабильность.
Амшеля Маера Джеймса как раз на эту должность и прочили. Финансовым гением он, правда, не был. Зато был идеальным Ротшильдом.
* * *
Внешне он напоминал скрипача, а не банкира. Тонкий профиль, нервный рот, тяжелый взгляд.
Деловая жизнь Амшеля началась с издательской деятельности и продолжилась производством… яблочного сока. На одном из семейных предприятий, само собой. (И, разумеется, в качестве высокопоставленного менеджера, а не рабочего на конвейере.)
В 26 лет он женился, в 30 был отцом троих детей. В 32 его приобщили к рынку серебра и управлению частными инвестициями (в Rothschild Asset Management).
Среди его хобби числились археология, садоводство, крикет, реставрация старинных домов. И в особенности – автомобильные гонки. «Пятый бокс, третий заезд, штурман Ротшильд!» – согласитесь, звучит вполне эффектно. В любом случае.
К тому же все Ротшильды охотно придерживались олимпийского «главное не побеждать, главное участвовать». Придерживались до той поры, пока дело не касалось финансов.
Один из многочисленных кузенов как-то сказал об Амшеле: «В покер я бы с ним играть не сел». При всей туманности характеристики, можно отметить: в координатах Ротшильдов это следует считать комплиментом.
В своем офисе Амшель демонстрировал вполне гоночное хладнокровие. А также – способность просыпаться в половине седьмого утра. Писать 50 докладных записок в день и прочитывать 150. Не повышать голоса даже в состоянии ярости. И добиваться своего, не наживая врагов.
Он не был блистателен. Зато – надежен. Вероятно, эта комбинация свойств и показалась семейному совету подходящей для кандидата в Ротшильды номер один.
8 июля 1996 года эта вакансия снова оказалась открытой.
Но все имеющиеся в наличии мужчины семейства Ротшильд были, каждый в своем роде, чересчур неординарны. Или если угодно, не вполне благонадежны.
* * *
Двое из них, вероятно, наиболее легендарные, еще отчасти принадлежали XIX веку.
Элия де Ротшильд, темпераментный и злоязычный, более всего интересовался судьбой фамильных виноградников. Его единственная попытка заняться банковским делом (в цюрихском отделении банка) закончилась стомиллионным убытком и следствием по делу о неуплате налогов.
За Элией еще из 1930-х годов тянулся шлейф эффектных любовных приключений. И слава человека, способного вслух произнести любую пошлость.
(Как-то на великосветском приеме Элия обнаружил, что у одной из приглашенных дам… как бы это поделикатнее выразиться… искусственный глаз. И немедленно заявил об этом во всеуслышание.)
Когда американку Памелу Харриман в 1992 году сделали послом США во Франции, супруга Элии, Лилиан, с облегчением заметила: ну вот, одно посольство, в которое мне теперь не нужно ходить. Роман Памелы и Элии имел место 40 лет назад. Однако Париж все еще переживал его подробности.
Кузен Элии, Ги де Ротшильд, воплощение шика и элегантности, несколько более успешно подвизался в парижском банке Ротшильдов.
Правда, поговаривали, что дело было вовсе не в самом Ги. А в одном из директоров банка. Звали директора Жорж Помпиду.
Расцвет парижского филиала начался, по комичному совпадению, после того как Помпиду стал президентом Франции.
А к началу 1980-х в воздухе завитало предчувствие крупной неприятности. Новый президент республики Франсуа Миттеран объявил программу национализации. Он-то никогда не работал у Ротшильдов.
Ги де Ротшильд проявил темперамент и изобретательность и опубликовал на первой полосе Le Monde яростное сообщение о том, что готов снова перебраться в США – как перед приходом нацистов.
Перепуганное правительство выкупило банк за $110 млн. А злые языки получили возможность сказать, что национализация спасла французских Ротшильдов от банкротства.
Так или иначе, ни Ги, ни Элия де Ротшильд в главы династии не годились. Не только из-за скромных деловых успехов, но и просто по причине преклонности лет.
Еще несколько подающих надежды Ротшильдов среднего поколения были забракованы по разным причинам.
Сводный брат Амшеля, Джейкоб, отличился тем, что за несколько лет превратил инвестиционный трастовый бизнес (Rothschild Investment Trust) в цветущее предприятие стоимостью в $231 млн. А сам стал жизнерадостным светским господином с состоянием в $1 млрд.
У Джейкоба был один – решающий – недостаток. Он успешно проворачивал конкретные операции, но не был в состоянии выстроить целый бизнес. И потому в символическом ротшильдовском понимании никогда не смог бы возглавить всю семью.
Эрик де Ротшильд слишком любил богемную жизнь и одевался в диковатые черно-серебряные туалеты. А однажды заказал Энди Уорхолу собственный портрет. В обнаженном виде.
Один из его кузенов, Эдуард, оказался просто чересчур агрессивным для респектабельного банковского бизнеса.
Еще двое родственников – Ивлин (нынешний глава N. M. Rothschild & Sons) и Эдмонд (по слухам, самый богатый из всех) – вплотную приблизились к пенсионному возрасту.
Двое подающих надежды родственников – Энтони и Дэвид – пока не достигли совершеннолетия.
Короче говоря, самоубийство Амшеля Ротшильда поставило всех его здравствующих родственников перед запутанной династической проблемой.
* * *
Через несколько месяцев после самоубийства Амшеля пресса наконец-то стала подбираться к не вполне афишируемым подробностям. Отбросив версии о внезапном помрачении рассудка, депрессиях и разоблачении супружеской неверности.
В конце концов произошло именно то, чего всем Ротшильдам так хотелось избежать. Естественное любопытство публики переключилось на управляемый Амшелем Rothschild Asset Management.
Тут-то и было сделано разочаровывающее открытие. Или если угодно, полупризнание. Человек, которого прочили в главы финансовой династии, был, мягко говоря, не вполне удачлив в делах.
До его прихода фирма Rothschild Asset Management приносила около $10 млн прибыли. Ежегодно.
После того как Амшель воцарился в директорском кабинете, прибыль поначалу съехала до цифры $1 млн в год. А в неудачные годы и вовсе замирала где-то на отметке $500 тыс.
Неудачу пришлось списать в разряд загадок природы. Ибо инвестиционный рынок вообще-то находился в расцвете.
Фирмы, схожие с Rothschild Asset Management, купались в прибылях. Деятельность Амшеля Ротшильда приносила семье все более непостижимые убытки.
В 1995 году убытков стало $700 тыс. Амшель начал разрабатывать план реорганизации Rothschild Asset Management.
Через год план был готов. А убытки достигли $9 млн.
Рекордная абсурдность, разумеется, не в размерах самой этой суммы. Промах такого формата Амшель Ротшильд мог бы, не поморщившись, покрыть даже из собственного кармана.
Просто, по словам экспертов, при той конъюнктуре, какая в тот год существовала на биржах, Rothschild Asset Management полагалось иметь, по самым скромным подсчетам, около $15 млн прибыли.
Один Ротшильд когда-то стрелялся от несчастной любви. Другой покончил с собой в припадке абстрактной депрессии. Но финансовые потрясения никогда не выводили членов династии из себя. Во всяком случае, до такой степени.
Возможно, Амшель Маер Джеймс был единственным Ротшильдом, поставившим деньги – или, если выразиться деликатнее, деловой успех – выше собственной жизни.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.