Глава 17 Споры с ученым коллегой

Глава 17

Споры с ученым коллегой

Трудный путь за горизонт

Меня всегда занимало и занимает, почему так настороженно, так неохотно, с явно выраженным пренебрежением относятся представители так называемой академической науки к изучению аномальных явлений? Может, они думают, что никаких аномалий нет, что все давно познано, и люди просто не читают их учебники?

Или, возможно, они настолько не любопытны, что не желают ничего знать дальше собственного носа, то бишь, дальше и вне их собственных научных интересов? А коли получилось, что их научные интересы лежат именно в плоскости давно установленных законов, в русле «классической» физики и «классической» науки, то, естественно, они будут далеки от исследования проблем горизонта.

Или тут играет роль Конъюнктура? Намеренно пишу это слово с заглавной буквы, потому что не понаслышке знаю, какое значение имеют в науке меркантильные интересы. Ведь проплачивают обычно лишь те научные исследования и изыскания, которые дают прибыль, и лучше, если прибыль скорую. За них – и научные степени, и высокие регалии, и вожделенная карьера. Разве ж можно поступиться? Все человеческое общество издавна построено в расчете на извлечение прибыли, и за многие тысячелетия мы создали ни больше ни меньше как всего лишь потребительскую цивилизацию, и, кажется, даже гордимся этим.

Нет-нет, я не хочу огульно обвинять всех ученых в нелюбознательности. Немалое число исследователей на свой страх и риск, и чаще всего за собственные средства, занимаются изучением Непознанного, рискуя взамен получить клеймо «лжеученого», но почему не все силы науки брошены на изучение если не всех подряд аномальных явлений, то хотя бы на главных направлениях – например, на поиск внеземных цивилизаций или исследование тонкого мира? Ведь это сразу бы потянуло целую цепочку неисследованных феноменов: фактор НЛО, загадочные круги на полях, имплантирование людей, вивисекцию животных, абдукции и безвозвратные похищения, генетические опыты над людьми, «базы» на Луне, жизнь после смерти, полтергейст и так далее – список проблем, связанных с проникновением за линию горизонта, обширен и, разумеется, не исчерпывается одной лишь космической тематикой. Как писали в своей работе «Там, за горизонтом» новосибирские ученые В. К. Журавлев, Д. В. Демин и Л. Л. Штуден, «подойдя вплотную к границе горизонта, за которую вела проблема Внеземного Разума, «большая наука» не решилась сделать следующий шаг. Сложилась ситуация, известная из старой притчи о некоем монахе, который поклялся, что не войдет в воду, пока не научится плавать» [31] .

Наоборот, создается ощущение, что кто-то в самых высоких кругах науки, а, скорее всего, и в политическом истеблишменте, всячески препятствует подобным исследованиям. Иэто настолько заметное, настолько устоявшееся явление на протяжении развития земной науки, что невольно приходит мысль о его неслучайности и еще о том, что препятствуют познанию аномалистики очень могущественные силы. Вполне возможно, им подойдет определение – Темные Силы. То есть, не исключено, что Сатана, Вельзевул, Люцифер и иже с ними дружно встают на пути развития науки и познания подлинного строения мира. Развитию по технократической линии – пожалуйста, прямая дорога, ибо, как мы уже понимаем, этот путь ведет к самоуничтожению, к гибели цивилизации. А по другим направлениям аномалистики или эзотерических знаний – увольте! Слишком много будете знать!..

И препятствуют, препятствуют всегда и постоянно. Одной только косностью, недальновидностью, стереотипами или догматизмом всех просчетов в научном познании уже не объяснишь. Вспомним хотя бы некоторые вехи [32] ...

Джордано Бруно и Галилею не верила инквизиция, что Земля круглая и вертится, Соломона Ко посадили в сумасшедший дом за идею о двигательной силе пара, над Фультоном смеялся его родной брат...

В 1878 году, когда перед заседанием Парижской академии наук демонстрировался фонограф Эдисона, недавно им изобретенный, действительный член академии Бульо громко заявил, что все это плутни чревовещателей, и через полгода опубликовал весьма обстоятельный доклад с предостережениями к научному собранию насчет американского шарлатана.

И не он один добровольно заблуждался. Еще мудрый Галилео Галилей жаловался Кеплеру, что в его родной Падуе тамошние профессора не желают наблюдать через его телескоп ни Луну, ни другие планеты, а ищут истину не в мире или природе, а в сравнении одних только «научных» текстов, логических доводах и магических заклинаниях.

Двести лет спустя Гегель, основываясь на философских началах, старался доказать априори невозможность существования планет между Юпитером и Марсом. Увы! В тот самый год, 1 января 1801 года, Пьяцци открывает первую из малых планет астероидного кольца! А астроном Хладни, который открыл метеоритные массы, долгое время не мог поверить сам себе, ибо прекрасно знал вердикт «бессмертных» Французской академии Гассенди и Лавуазье о том, что «камни с неба падать не могут».

Огюст Конт отрицал возможность изучить химический состав звезд за пять лет до того, как спектральный анализ установил классификацию светил именно по химическому их составу. Арго, Тьер, Прудон не понимали будущности железных дорог. Маейра, творца аэродинамики, насмешки ученых критиков довели до покушения на самоубийство. Томас Ионг и Френель за световые волны подверглись публичному поруганию со стороны ученого мужа лорда Брума. «Лягушечий танцмейстер» – так издевались над Гальвани за его первые опыты по исследованию электричества весьма не глупые для своего времени ученые и коллеги...

А прочитайте, что в свое время писал Лейбницу об идеях Ньютона знаменитый Гюйгенс: «Мысль Ньютона о взаимном притяжении, – громил он, – я считаю нелепою и удивляюсь, как человек, подобный Ньютону, мог сделать столько трудных исследований и вычислений, не имеющих в основании ничего лучшего, как подобную мысль». Сейчас эти слова звучат нелепо даже для слуха невежды, а в XVII веке они могли стать убийственными со стороны научного авторитета, который создал удивительнейшие объективы, открыл при помощи их туманность Ориона, кольца Сатурна, изобрел часы с маятником и спиральною пружиной, оставил блестящий след в геометрии, механике, астрономии...

У нас в России о «воображаемой геометрии» Лобачевского десятки лет говорилось с улыбкой снисходительного сожаления: дескать, пунктик гениального человека, у которого ум за разум зашел от полетов в наиотвлеченнейшие сферы в наиотвлеченнейшей из наук. Была ли это новая идея? Нет. Потому что его «воображаемая геометрия» имела предшественницу в астральной геометрии Швейггарда, Гаусс проповедовал те же убеждения еще в конце XVIII века, понятие «абсолютного пространства» принимал Иммануил Кант и соприкасался в этом с Беркелеем...

И нет числа этим ошибкам, понуканиям, уничижительной критике, а то и расправам над инакомыслящими!..

Мне часто хочется в трудных околонаучных спорах напомнить драматическую судьбу открытия рисунков в знаменитой пещере Альтамира. Когда в 1868 году были найдены первобытные росписи в этой пещере на территории Испании, а для исследования их пригласили авторитетных ученых из Парижа, то те, понимающе улыбаясь, отобедали с владельцем местности, где располагалась загадочная пещера, и разъехались восвояси. Они решили, что все это подделка. Они не поверили в то, что первобытные люди могли создать подобные шедевры. Зачем древним людям искусство?

Заслуга открытия рисунков из пещеры Альтамира досталась спустя десять лет безвестному испанскому археологу Марселино Саутуоле. Он проникся верой в первобытных художников Альтамиры и... оставил свое имя как первооткрыватель древнего искусства на века.

А история с фресками на плато Тассили в пустыне Сахара? Исследователи Африки француз Дюверье и немецкий путешественник Нахтигаль тоже находили петроглифы и рисунки на камнях скалистого плато, однако не придали никакого значения их древнему происхождению и художественной ценности. Совсем иначе спустя сотню лет отнесся к изображениям Тассили молодой французский путешественник и историк Анри Лот. Он не поддался общему заключению о незначительной ценности фресок и буквально совершил переворот в науке, открыв удивительное искусство африканской Сахары и народов, населявших этот край. Правда, очень долго научная элита не могла ему простить громкой известности и неортодоксального подхода к исследованиям того, мимо чего спокойно прошли другие «авторитеты».

А может, в этом-то и все дело? Вся неприязнь из-за того, что кто-то успешнее выразил себя в науке, пошел по непроторенному пути? Не знаю, не знаю, загадка все это для меня...

Но история с научными открытиями и противостоянием в научном мире повторяется вновь и вновь... Когда же мы перестанем наступать на эти вечно лежащие под ногами грабли?