Глава 15 Последние сто метров

Глава 15

Последние сто метров

На Южной вершине, которую от Эвереста отделяют лишь сто метров по вертикали, Адамс встретил удрученного Бейдлмана. «Не знаю почему, но он был крайне неразговорчив, похоже, в плохом настроении. Я сел, снял рюкзак и достал фляжку. Очень хотелось пить. Я предложил и Нилу. Он согласился, потому что у него вся вода замерзла».

Еще минут двадцать они молча просидели рядом. Потом Бейдлман встал и спустился к нише в скале чуть ниже Южной вершины, где можно было хоть как-то укрыться от ветра. Адамс последовал его примеру. Когда они устроились там, Бейдлман спросил Мартина: «Сколько у тебя осталось кислорода?» Адамсу пришлось снова достать свой рюкзак, потому что его манометр, как и у всех участников экспедиции, располагался на вентиле кислородного баллона. «Два литра, – ответил он. – А у тебя?» «И у меня два литра, – сказал Нил. – Но мне Толя дал еще один полный баллон».

Недовольство Адамса ходом восхождения постепенно переросло в нетерпение. Он не мог сидеть сложа руки. Даже в таком заторможенном состоянии Мартин ясно сознавал, что он сейчас растрачивал свой последний кислород.

«Я понимал, что иду ва-банк, но я все же сказал Нилу: „Пойдем! Дай мне свой полный баллон и пошли!“ „Нет, – ответил Бейдлман. – Этот баллон я тебе не отдам“. „Ладно, дай тогда мне свои два литра, – предложил я ему, – тогда у меня станет четыре, и можно будет идти дальше. Надо поскорее выбираться отсюда“. Бейдлман согласился, но с места мы так и не стронулись».

Тревога Адамса была вполне обоснованной. Он ожидал появления шерпов «Горного безумия», которые должны были внести на Южную вершину оставшийся кислород, но те никак не появлялись. Как вспоминал сам Адамс, в голове его крутилась одна и та же фраза: «Когда же, наконец, наши дела наладятся?» А время все шло.

Уже на подходе к Южной вершине я пропустил вперед Тима Мадсена. Было радостно видеть, как он, благодаря кислородной поддержке, бодро двигался по перилам. На Южной вершине я застал Мартина, Нила, Анга Дорже, Тима и еще нескольких участников. Все они словно замерли. Казалось, у них не было ни малейшего желания идти дальше. Погода стояла ясная и солнечная, так что, несмотря на начинавшийся ветер, в пуховых куртках всем было тепло. После долгого и утомительного подъема сил у альпинистов поубавилось, и никому не хотелось спешить.

Прошло больше часа после того, как Адамс поднялся на Южную вершину, когда появился первый носильщик-шерпа. Адамс подошел к нему и забрал свой третий, последний, кислородный баллон. Отбросив уже почти полностью израсходованный второй баллон и тот, который достался ему от Бейдлмана, Адамс подключил кислородную маску к новому полному баллону. Дышать сразу стало легче. Теперь у Мартина кислорода было еще как минимум на шесть часов. Более чем достаточно, как полагал он, чтобы взойти на вершину и спуститься в четвертый лагерь. На этот раз практичный и рассудительный Адамс ошибся в своих расчетах. В действительности все вышло по-другому.

Отдыхая, я огляделся вокруг. Анг Дорже выглядел очень уставшим. Остальные шерпы тоже еще не были готовы отправиться наверх. Хотя, согласно предварительному плану, именно шерпы должны были закрепить перила на ступени Хиллари.

Скотт до сих пор не появился. Сидя здесь, на Южной вершине, я пытался представить, где бы он мог быть. Кто знает, может быть, кого-то из наших клиентов вскоре придется отправить вниз, но как это сделать без Скотта? Я считал, что сам не вправе принимать такое решение. Они заплатили большие деньги и доверились ему, а не мне.

Адамс, который знал Букреева лучше, чем все остальные клиенты, считал, что тот, даже при желании, вряд ли сумел бы отправить клиентов вниз. Но на это, по мнению Адамса, был вполне способен Бейдлман. «Конечно, решение далось бы непросто. Но я думаю, что возьми тогда Бейдлман руководство на себя, все бы его послушались. Хотя, возможно, кое-кто и не согласился бы».

«Кое-кто» точно бы не согласился. Гаммельгард рассказывала, что ее настрой в тот день не сломили бы никакие уговоры. «Выходя наверх, ты понимаешь, что сильно рискуешь. Ты прекрасно знаешь, что можешь не вернуться назад. Это чертовски опасно, но ведь мы же сами ввязались в эту игру. Опасную игру, не спорю, но ведь она-то нам и нужна. Иначе всем нам была бы грош цена». Впрочем, Гаммельгард сказала, что если бы о возможных назначениях ей рассказали заранее, она бы подчинилась новому руководителю. «Да, мы были в одной команде. Если бы мы вместе договорились о правилах, я бы их придерживалась. Какие бы они ни были». Но сама Лин утверждала, что ничего не слышала о времени возвращения при штурме: «Нам только однажды установили такое время – это было при первом прохождении ледника Кхумбу. Тогда мы все согласились с этим и в контрольный срок уложились».

* * *

За полтора месяца до восхождения в одной из американских газет появилась статья журналиста Брюса Баркота, посвященная Фишеру. В ней он, в частности, описал подход Скотта к выбору времени возвращения: «У каждого альпиниста есть свой стиль поведения в горах и свои правила выживания, которым он неукоснительно следует на восхождении. Для Фишера это так называемое правило двух часов. Если уже два часа дня, а ты еще не достиг вершины, то пора идти вниз. Темнота альпинисту не товарищ».

При штурме вершины Фишер не установил для своей экспедиции никакого времени возвращения. Он ни разу не сказал: «Если в час X ты еще не достиг высоты Y, то надо поворачивать назад». Вместо этого они вместе с Бейдлманом и Букреевым разработали следующую простую тактику, которая нередко использовалась и на более ранних стадиях экспедиции. Высотный сирдар «Горного безумия» Лопсанг Янгбу, Бейдлман и Букреев должны были попеременно вести за собой группу. Сам Фишер собирался идти в арьергарде и, нагоняя отставших, отправлять их вниз. В случае каких-то осложнений он мог связаться по рации с Лопсангом. Планировалось, что Лопсанг всегда будет находиться в голове группы. Ни у Бейдлмана, ни у Букреева раций не было.

Холл, в отличие от Фишера, контрольное время назначил. Некоторые из его клиентов считали, что таким временем был час дня, а некоторые – что два часа. Были и те, кто считал, что точное время возвращения им будет объявлено во время штурма.

Прождав почти час на Южной вершине, я понял, что никто ничего делать не собирается. Тогда я переговорил с Нилом. Мы решили вместе провесить перила до вершины. Я принялся было откапывать из-под снега старые веревки на гребне, но потом решил, не теряя времени, пойти вперед, к ступени Хиллари, оставив этот участок другим гидам или шерпам.

Ступень Хиллари – это вертикальный выступ на юго-восточном ребре Эвереста, имеющий форму скальной башни высотой около десяти метров. Эта ступень настолько значительна, что клиенты «Горного безумия» могли разглядеть ее в свои телеобъективы еще в Тянгбоче. К подножью этой ступени альпинисты попадают после двенадцати часов движения на головокружительной высоте. Почти обессиленные, делающие по три вдоха на каждом шаге, восходители вдруг обнаруживают перед собой крутой вертикальный участок. При виде этого зрелища усталые альпинисты часто падают духом, и не случайно именно здесь многие решают повернуть обратно.

Это препятствие мне было известно. В 1991-м году я уже совершал восхождение по нашему нынешнему маршруту и прошел ступень Хиллари в одиночку, без веревки. Но для этого нужен серьезный альпинистский опыт, поэтому, чтобы обезопасить клиентов, нам надо было провесить здесь перила. Нил стоял внизу и страховал меня веревкой, которую взял у шерпов. Я поднялся наверх и закрепил веревку на станции, оставленной одной из предыдущих экспедиций.

Вскоре после того, как я установил перила, наверх поднялся Нил, а за ним Энди Харрис, гид Роба Холла, и Джон Кракауэр – один из самых сильных его клиентов.

Решив прокладывать маршрут дальше, Букреев оставил один участок необработанным. Он полагал, что идущие следом провесят там перила для клиентов. Но Харрис с Кракауэром, поднявшись сами, не закрепили ни одной веревки. Таким образом, они оставили без страховки «самый оголенный», по словам Адамса, участок маршрута. «Клиентам приходилось идти траверсом в одиночку по пути, где стоило лишь оступиться, чтобы улететь прямо на тот свет».

Преодолев ступень Хиллари, Кракауэр достал из своего рюкзака веревку, которую он забрал внизу у Анга Дорже. Альпинисты обсудили, как идти дальше. После ступени Хиллари на плавно поднимающемся юго-восточном ребре находится небольшой снежный наддув. Поскольку ветер все усиливался, было решено здесь также провесить перила. Видя, что среди оставшихся есть кому этим заняться, Букреев счел более важным проложить путь к вершине и снова отправился наверх.

Когда Букреев ушел, Кракауэр, который боялся, что кислорода на весь путь ему не хватит, рассказал о своих проблемах Бейдлману. Кракауэр спросил, можно ли ему «поспешить наверх», предоставив Нилу самому закреплять перила. Нил согласился. «Я сказал ему: „Все нормально, иди“. Потом я размотал веревку. За мной шел Мартин Адамс. Я попросил его помочь с веревкой: надо было закрепить ее на станции. Он так и сделал, и я вышел наверх. Пройдя всего шесть или семь метров, я увидел, что веревка запуталось в камнях. Мартин помог мне ее освободить, и я двинулся дальше. Дойдя до фирнового крюка, я пропустил через него веревку и пошел еще выше. На оставшихся сорока или даже пятидесяти метрах мне не удалось найти ни одной точки, где можно было закрепить веревку».*

Бейдлман не нашел места, чтобы привязать веревку. Опасаясь, как бы клиенты случайно не пристегнулись к незакрепленной веревке, он сбросил свободный конец с гребня вниз, в тибетскую сторону. Таким образом, перилами оказалось провешено менее половины изначально запланированного участка.

В семь минут второго Букреев поднялся на вершину Эвереста, испытывая не радость победы, а лишь облегчение. Необходимо было как можно раньше довести клиентов до вершины, чтобы они успели на оставшемся кислороде спуститься до четвертого лагеря. Семь минут второго – было уже очень поздно. Букреев надеялся оказаться на вершине гораздо раньше. Впрочем, если бы клиенты поторопились, еще можно было надеяться на успех. Грань была близка, но еще не перейдена. Трагедии не произойдет, если кислород у участников закончится перед самым четвертым лагерем – на спуске небольшое расстояние можно пройти и без кислорода. Но при таком раскладе слишком многое зависело от везения.

Через пять минут после Букреева по его следам поднялся Кракауэр. Вскоре за ним появился и Харрис. Бейдлман, поднимавшийся следом за Харрисом, по словам Адамса, «немного медлил». «Он попросил меня повернуть вентиль на его баллоне, после чего мы продолжили путь к вершине. Когда оставалось совсем чуть-чуть, он снова попросил прибавить кислорода. Тогда я открыл вентиль уже на полную мощность».

В двадцать пять минут второго Бейдлман и Адамс взошли на Эверест, пропустив спускавшихся вниз Кракауэра и Харриса. Кракауэр, в отличие от Бейдлмана, шел сейчас на втором по счету баллоне. Крайне обеспокоенный малым запасом кислорода, он поспешил вниз. Удача с легкостью могла ускользнуть от него, едва живительный газ в баллоне будет израсходован до конца.

В час сорок пять на финишной прямой показался Клев Шенинг. Осталась фотография, где Букреев запечатлел его на вершине Эвереста – Клев стоит у треножника, символизирующего высшую точку планеты. Руки подняты в ликовании, на глазах слезы.

После Шенинга движение у вершины прекратилось. Было уже два часа, но никто на предвершинном взлете больше не появлялся. Букреев забеспокоился.

Все наши участники, поднявшиеся на вершину, выглядели хорошо. Они были в безопасности, поэтому о них я не очень волновался. Непонятно было, куда же запропастились все остальные. Прошло уже пятнадцать минут после прихода Клева, но никто из них не появился.

Но они поднимались. И далеко внизу, во втором лагере, за ними наблюдали встревоженные альпинисты. В это время там было несколько экспедиций, готовившихся в ближайшие дни также выйти на штурм Эвереста. Эд Вистурс из ИМАКС-экспедиции вместе с другими восходителями внимательно следил за происходящим на горе в подзорную трубу. Было уже два часа дня, а между Южной вершиной и ступенью Хиллари еще виднелись альпинисты, идущие вверх! «Мы видели их на этом участке. Они стояли или шли, но очень медленно, а вершину уже затягивала дымка облаков. «Боже мой, – подумал я, – ведь уже так поздно! Они просто лезут на рожон». Не в том только дело, что скоро должен был закончится световой день, но… У них кислорода было всего на восемнадцать часов. Пусть за двенадцать часов они выйдут на вершину, тогда на спуск останется всего шесть часов. Я боялся, что им не хватит не только светлого времени суток, но и кислорода».

Генри Тодд из «Гималайских гидов» также находился во втором лагере и внимательно следил за передвижением альпинистов выше Южной вершины. Вместе с ним там был Мал Даф и еще человек двадцать из его команды. Все они обсуждали происходящее на маршруте. В это время к Тодду, обеспокоенному происходящим на маршруте, подошли крайне возбужденные шерпы. По его словам, они «стали городить какую-то чушь про звезду». Генри сначала не понял, о чем речь, а потом шерпы показали ему на звезду, среди белого дня висевшую над Южной вершиной. «Знаете, я пока еще в своем уме. Звезда действительно там была», – сказал после Тодд[55].

«Плохо дело, плохо», – повторяли шерпы. Тодд не мог с ними не согласиться и связался по рации с базовым лагерем Роба Холла. «Какое у вас установлено время возвращения?», – спросил он. «Два часа», – ответили ему. Было уже не два и даже не три часа…

Тодд со своим богатым высотным опытом прекрасно понимал, какие эмоции владели сейчас участниками. «Ты идешь выжатый как лимон. Ты не способен логически мыслить. Тебе кажется, что как-нибудь да выкарабкаешься».

* * *

Адамс, как и Кракауэр, осознавал, что уже превысил допустимый расход кислорода Поэтому он не стал задерживаться на вершине. «По моим воспоминаниям, я провел там минут десять-пятнадцать. Сделал несколько снимков Толиным фотоаппаратом, помог ему развернуть флаг Казахстана, а Нил сфотографировал нас вокруг этого флага. Потом я сказал: „Все, ребята, я пошел вниз“. А потом встал и начал спускаться». Вскоре за ним последовали Букреев и Шенинг.

На вершине я пробыл около часа. Ни у меня, ни у Нила не было рации, и мы не знали, что происходило внизу. Я подумал, что у клиентов могли возникнуть сложности на ступени Хиллари, и решил идти вниз. В два часа, может чуть раньше, я стал спускаться. Уходя, я нагнулся, чтобы взять с собой пару камешков на память. На земле что-то блеснуло. Это была индийская монета в пять рупий. «На счастье», – подумал я и, сунув ее в карман, пошел вниз.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.