Глава 38 Последние годы

Глава 38

Последние годы

Несмотря на то, что последние три года жизни Айн Рэнд были наполнены уединенной грустью и проблемами со здоровьем, нельзя сказать, чтобы она была вовсе уж одинока и несчастна. Возможно, лучшими моментами были те, когда она могла вспоминать о Фрэнке в разговорах с Пейкоффом или с Хаггинс, которая была ее ближайшим компаньоном после смерти мужа. Она часто говорила по телефону с племянницей Фрэнка, Мими Саттон, и просила ее собирать и рассказывать истории о его детстве и юношестве. «Мими, поговори со мной о Фрэнке, – говорила она. – Расскажи мне все, что ты можешь вспомнить». «Я боялась, что она может покончить с собой, – говорит Мими. – Всякий раз, когда я звонила, она была одна».

Поначалу ее дни были пусты, в них не было ничего, кроме недоумения и чувства утраты. Но постепенно она восстанавливалась. Она начала принимать антидепрессанты. Леонард познакомил ее со своей студенткой Синтией Пастор. Вместе две женщины перебирали кипы писем, счетов и приглашений, которые ранее оставались без внимания. Рэнд вновь начала принимать посетителей. С подачи Элоиз она начала совершать небольшие прогулки, иногда выходя на улицу в домашней одежде и тапочках. Соседи не всегда сразу могли узнать ее, встречая пожилую женщину в потертом платье и платке. «Она выглядела как бедная русская старушка», – вспоминали они потом. Рэнд увлеклась просмотром телесериалов и начала набрасывать собственный сценарий для телеверсии романа «Атлант расправил плечи».

Бывшая студентка Института Брандена Кэтрин Эйкхофф, работавшая ранее вице-президентом консалтинговой фирмы Гринспена, регулярно приходила к Рэнд, чтобы помочь разобраться с финансовыми вопросами. Эйкхофф встревожилась, когда Рэнд призналась, что все ее деньги лежат на сберегательном счету в банке через дорогу. Как оказалось, певица свободного рынка не нашла времени, чтобы исследовать механизм действия акций и не доверяла государственным облигациям. В конечном итоге Эйкхофф убедила ее вложить все деньги в облигации свободного рынка. Когда она узнала, что Рэнд работает над сценарием телесериала по «Атланту», то сказала, что она и ее муж, владелец джазового клуба, могли бы помочь с финансированием. Также интерес к проекту проявил Эд Снайдер, поклонник Рэнд, являвшийся основателем спортивного общества. Вдохновленная их поодержкой, Рэнд принялась без устали писать. Когда она умерла, было готово около трети сценария.

В 1980 Гарри Бинсвангер, профессор философии и давний приверженец идей объективизма, основал шестнадцатистраничный ежемесячный магазин The Objectivist Forum. Рэнд дала согласие это начинание и передала Бинсвангеру свои старые списки рассылки. Однако она не давала изданию своего «материнского благословения», о чем сообщила в опубликованном в его первом выпуске странном и вязком письме. Она не гарантировала, что редакторы журнала будут в точности следовать догматам объективизма. Объясняя, почему она так ревностно относится к этому термину, Рэнд писала: «причина в том, что «объективизм» – это имя, которое я дала своей философии – поэтому, если кто-то использует это слово для обозначения неких теорий, придуманных им самим, то этот человек является виновным в умышленной мошеннической попытке вложить свои мысли в мою голову». Она и ее философская система стали единым целым. Несмотря на то, что ее сестра в целости и сохранности вернулась в Россию, Рэнд часто предупреждала своих знакомых о том, что советские власти планируют похитить ее. Элу Рудди она, например, сказала, что не может лететь на Западное побережье в коммерческом самолете, потому что «если русские узнают, что я нахожусь на борту, они угонят самолет». Она также предупреждала его, что русские могут попытаться купить Paramount, чтобы не допустить выхода фильма «Атлант расправил плечи».

Фил Донахью очень сердечно обращался с ней во время ее участия в его программе в 1979 году. В 1980 Рэнд согласилась еще раз поработать с ним, став героиней одной из программ цикла «Величайшие умы Америки». На экране она выглядела старой и хрупкой – даже в ярком голубом платье и с волосами, выкрашенными в медно-рыжий цвет. По мере того, как Донахью задавал ей философские вопросы, она становилась все более энергичной, а когда зрители стали дружелюбно смеяться над их взаимными подтруниваниями и аплодировать, Рэнд выглядела удивленной, но и очень польщенной. Потом один из зрителей разрушил это очарование, подвергнув сомнению ее взгляды на суть эгоизма. Рэнд, игнорируя призывы Донахью успокоиться, сердито повторила то же самое, что она уже высказывала со страниц The Objectivist Forum. «Я хочу придерживаться только своих идей, – сказала она почти умоляюще. – Я не одобряю тех, кто проповедует обратное». Сейчас, в возрасте семидесяти пяти, слышать, как кто-то не соглашается с ней, было для нее уже просто физически непереносимо. Повернувшись к Донахью, Рэнд дрожащим голосом сказала: «Я хотела бы встретить достойного соперника, но я больше не надеюсь на это». Ближе к концу программы ведущий спросил о недавней потере мужа. Повлияло ли это событие каким-либо образом на ее философию? «Нет, – ответила она. – Это изменило лишь мою позицию по отношению к миру. Я потеряла самое дорогое. Я не слишком заинтересована в чем-либо еще». Не возникло ли у нее соблазна поверить в небеса, на которых они с мужем смогут воссоединиться? «Я задавала себе такой вопрос, – честно ответила она. – И если бы я поверила в это, хотя бы на пять минут, то сразу покончила бы с собой, чтобы быть с ним». «Я также спрашивала себя, что я почувтствовала бы, если узнала, что прямо сейчас он находится на Страшном суде перед лицом Бога или Святого Петра, – продолжила она. – Моим первым желанием было броситься туда и помочь ему, рассказать, каким хорошим он был».

Ее последнее выступление в Форд-Холле состоялось в апреле 1981 и носившее название «Век посредственности» и стало пророческой филиппикой, направленной против «семейных ценностей», креационизма и прочих религиозных элементов, ставших неотъемлемой частью государственной политики эпохи Рейгана. После того, как Рэнд вернулась домой из Бостона, ей нанесла визит Барбара Бранден. Прошло тринадцать лет с того момента, как она в последний раз видела жену своего любовника, которая решила навестить Рэнд после того, как посмотрела по телевизору ее разговор с Донахью. Сидя в гостиной, где они провели сотни часов вместе, женщины пришли к примирению. Они говорили о прошлом – но ни в чем не упрекали друг друга. Рэнд давным-давно простила Барбару. Как и она сама, Барбара преклонялась перед мужским героизмом, а все ошибки, которые она совершила, явились следствием ее верности по отношению к своему мужу. Однако Рэнд никогда не простила Натаниэля, так что они с Барбарой говорили не о проступках и предательствах, а о политике, философии, бывших друзьях – и о Фрэнке. Барбара ушла поздно вечером – обернулась на пороге, чтобы попрощаться, а Рэнд послала ей вслед воздушный поцелуй. «Это был не 1981, это был 1950, – писала Барбара об этой встрече, – мы были молоды, и мир был молод, и блеск наших идей затмевал солнце». Однако, когда Барбара написала ей спустя несколько месяцев, сообщив, что собирается написать книгу о жизни Рэнд, престарелая львица осталась безмолвной.

Она в последний раз появилась на публике на экономической конференции, прошедшей в Новом Орлеане, в субботу, 18 ноября 1981 года. Туда и обратно ее доставили с огромными почестями: в частном железнодорожном вагоне с дворецким, виртуозным поваром и выдержанной в деловом стил столовой. Это был такой же вагон, как тот, в котором ее героиня Дэгни Таггарт разъезжала по стране в романе «Атлант расправил плечи», пытаясь спасти свою компанию и последний луч надежды на Земле. Раньше Рэнд никогда не ездила в таком. Она взяла с собой небольшую свиту: Леонарда Пейкоффа, Синтию Пастор, Гарри Бинсвангера, его подругу Молли Хейс, и свою экономку Элоиз Хаггинс. После двух с половиной дней пути лимузины подобрали их на центральном вокзале Нового Орлеана, спроектированном Фрэнком Луисом Салливаном и Фрэнком Ллойдом Райтом в 1892 году. Автомобили доставили высоких гостей в огромные номера отеля Hilton – после чего начался круговорот изысканных ланчей, обедов и вечеринок. В ночь, предшествовавшую ее выступлению, Рэнд засиделась допоздна, работая над текстом речи, которая была озаглавлена «Полномочия жертвы». Так ее герой Франциско Д’Анкония называл содействие, которое великие мужчины и женщины оказывали своим врагам и убийцам во имя милосердия и во вред самим себе.

Появление Рэнд на сцене вызвало продолжительную овацию сидевших в зале экономистов, бизнесменов и финансистов. Она выглядела оживленной, но очевидно нездоровой, и время от времени начинала задыхаться. Она начала говорить, но тут же прервалась, чтобы попросить людей перестать ее фотографировать. «Пожалуйста, господа, не снимайте меня, – сказала она раздосадовано и грустно. – Я слишком стара для этого. Просто оставьте меня такой, какая я есть». Она закончила свою речь цитатой из Джона Голта, наполненной непреложными истинами, в которые она верила. «Чтобы победить, от вас требуется полная самоотверженность и полный разрыв с миром вашего прошлого, – читала она. – Сражайтесь за ценность своей личности. Сражайтесь за силу вашей гордости. Сражайтесь за то, что является сущностью человека: за его суверенный рациональный разум. Сражайтесь с сияющей решимостью и абсолютной честностью, зная, что за вами – Нравственность Жизни, и что победа в битве за любое достижение, любую ценность, любое величие, добро или радость, когда-либо существовавшие на этой земле, по праву принадлежит вам. Спасибо». Было заметно, что реакция публики произвела на нее сильное впечатление, и она изо всех сил пыталась не расплакаться, когда все эти мужчины и женщины вскочили со своих мест и принялись приветствовать ее так, как будто никогда не собирались останавливаться.

На пути домой ей стало хуже. В Нью-Йорке за ней принялись ухаживать Элоиз и несколько профессиональных медсестер, но, несмотря на качественный уход, Рэнд постепенно слабела. В первый день 1982 года она ненадолго ожила и написала первую страницу второй части сценария для телеверсии «Атланта» – соблюдая, как она всегда поступала, русскую традицию, согласно которой, в первый день нового года нужно делать то, чем ты хотел бы заниматься в течение последующих двенадцати месяцев. Но у Бога были другие планы для старенькой Айн. Она снова стала чувствовать себя хуже, и в феврале ее на месяц положили в больницу, но умирать отпустили домой. «У нее не осталось воли к жизни, так что это было не сложно», – сказала Элоиз Хаггинс в 1997.

Пейкофф провел рядом с ней много дней и вечеров. Он охранял ее покой. Однажды вечером Мими Саттон позвонила, чтобы поздравить Рэнд с прошедшим днем рождения, поскольку никто не взял трубку, когда она звонила второго февраля. Мими была шокирована, узнав от Пейкоффа, что ее тетя смертельно больна. «Мисс Рэнд не может подойти к телефону», – сказал он. Мими не собиралась довольствоваться тем, чтобы последним напоминанием об Айн оставались для нее слова почти незнакомого человека. Она вышла на лечащего врача Рэнд и испросила его разрешения поговорить с тетей. Пейкоффа не было в доме в тот вечер, когда Мими позвонила снова, и Элоиз дала трубку Рэнд. «Я, вероятно, последний человек, с которым она говорила, понимая, с кем говорит, – сказала Мими в интервью в 1983 году. – Я сказала: «Это Мими. Я люблю тебя», после чего мы обе расплакались».

Айн Рэнд умерла ночью б марта 1982 года. Причиной смерти стала застойная сердечная недостаточность, или, как любили говорить авторы любовных романов и поэм, которыми она зачитывалась в детстве, разбитое сердце. Газеты всего мира сообщали об уходе Рэнд, вспоминая самые известные и значимые ее достижения. Лишь немногие издания, такие, как The New York Times и National Review, воспользовались случаем, чтобы лишний раз выразить свое пренебрежение. Восемьсот друзей и последователей Айн Рэнд собрались на погребальной церемонии в церкви Фрэнка Кэмпбелла, где была выставлена охрана, чтобы не пустить Бранденов, если те вознамерятся прийти. Сто человек собрались в метель на могиле, над которой объективистский активист Дэвид Келли прочел еще одну поэму Редьярда Киплинга, стоическую «Если». Айн была похоронена рядом с человеком, которого она любила настолько сильно, насколько ей позволял любить ее строптивый революционный характер. Похоронена в месте, имеющем достаточно символичное название – Валхалла, в штате Нью-Йорк.

«Это не я умру – это мир перестанет существовать», – любила она повторять. Конечно, мир никуда не делся. Но выдающиеся достижения Айн Рэнд пережили столь ненавидимый ею коммунистический режим и до сих пор продолжают учить нас тому, что такое истинные ценности свободы и безопасности, личные права и общественный договор, собственность и капитал. Даже если бы мир и впрямь перестал вдруг существовать – она создала свой собственный.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.