Назначить евреем!

Назначить евреем!

Ещё весной 1949 года академик Сергей Вавилов официально доложил главе Спецкомитета о работе над принципиально новым зарядом — слойкой.

Юлий Харитон со своей стороны дал весьма оптимистическое заключение по слойке начальнику Первого Главного Управления (ПГУ) Борису Ванникову.

Если хитрый Ванников отнёсся к новому предложению почти равнодушно, — какого чиновника обрадуют дополнительные хлопоты? — то Лаврентий Павлович весьма оживился и потребовал лицезрения Сахарова. Были назначены смотрины, и вскоре Андрей Дмитриевич появляется в приёмной кремлёвского кабинета со зловещим номером тринадцать. Впрочем, потом он не раз приходил в этот кабинет без всяких трагических последствий для себя.

А в тот первый раз Сахаров увидел в бериевской приёмной солдата Олега Лаврентьева, который, правда, уже стал студентом первого курса МГУ. Ещё до смотрин их познакомили, и из Кремля они отправились вместе, оживлённо обсуждая дорогой проблемы управляемого термояда. Андрей Дмитриевич самолично рецензировал и второе предложение солдата — о водородной бомбе с использованием Li-6 и оболочкой из природного урана, но об этом он помалкивал. Формально у него были основания для умолчания — этого требовал режим тотальной секретности — но, во-первых, как-то смешно скрывать всё это от самого автора, а во-вторых, их познакомил высший иерарх ядерного проекта, который сам решил — что секретно, а что — нет (как говорил в своё время Геринг, когда ему докладывали о не вполне арийской крови некоторых сотрудников: «Я сам решаю, кто тут еврей, а кто — нет!»). А уж Лаврентий Павлович и подавно мог велеть назначить кого угодно «евреем», и рассекретить самую жгучую тайну, буде на то его воля.

Разгорячённый интересным разговором с Лаврентьевым, Андрей Дмитриевич даже пригласил его в свою команду, но о том, что команда разрабатывает устройство, аналогичное предложенному солдатом, даже намёком не поведал. Впрочем, ни телефона, ни адреса своего также почему-то не дал. Лаврентьев же посчитал, что Сахаров занимается теорией, а Олега тянуло к эксперименту. Вот так был потерян для термоядерного проекта ещё один человек, богатый новыми идеями мирового класса…

А встреча их, на которой были произнесены более откровенные слова, состоялась только через десятки лет…

Активное участие Сахарова в разработке ядерного оружия имело для него некоторые приятные последствия. Он, наконец, получил, как уже говорилось, комнату в «коммуналке». Правда, дом был ветхий, деревянный, с одним сортиром на два десятка семей, но зато рядом с Кремлём. Ему повысили должность и прибавили зарплату, что дало повод шутникам называть все эти благоприобретения «примером использования термоядерной энергии в мирных целях».

Вскоре после смотрин Сахаров получает допуск к разведматериалам, чего не смогли пока добиться более серьёзные фигуранты проекта — Тамм и Зельдович.

Но вместе с тем появилась и крупная неприятность — Андрею Дмитриевичу велели вступить в партию. Причём давление на него оказывал генерал из госбезопасности — так называемый уполномоченный Совмина и ЦК ВКП(б) в ФИАНе. Сахаров стал отбиваться от этого позора, но уполномоченный прибег к последней, крайней угрозе — он обещал самолично дать рекомендацию…

Андрей Дмитриевич сказал, что подумает, но на протяжении всей остальной жизни так и не сподобился.