ГЛАВА XI Членкоррхранилище

ГЛАВА XI

Членкоррхранилище

Из Таммовской группы в марте 1950 года на объект прибыли для «постоянной» работы Юрий Романов и Андрей Сахаров. Гинзубрга не пустили, поскольку был под подозрением, а Беленький болел.

Зарплату Андрею Дмитриевичу положили просто громадную — 20000 рублей — раз в двадцать-тридцать больше средней. Дали жилую комнату на двоих с Романовым и такой же кабинет, рядом с кабинетом Зельдовича. Соседство с таким талантом помогло Сахарову быстрее разобраться в тонкостях теории, послужило толчком для последующего увлечения элементарными частицами и космологией.

Познакомился Андрей Дмитриевич и с самым молодым ученым — Николаем Дмитриевым. Даже Зельдович поражался гениальности Дмитриева, который в 16 лет сдал университетские экзамены по математике.

— У Коли, — говаривал Зельдович, — может, единственного среди нас — искра Божия… мы все трепещем перед ним, как перед высшим судьей.

Дмитриев с женой выучили Сахарова пить неразбавленный спирт, чем по существу и был закончен «курс обучения молодого новобранца». Жизнь в городе за колючей проволокой была жутка и тягомотна. Кругом зеки, свирепые охранники, грязь и тоска.

Заключенные по мере окончания сроков освобождались, но за «колючку» их не выпускали — боялись, что они разболтают о тамошних секретах. На работу их по той же причине не брали, жить было не на что и несчастным оставалось только грабить и воровать, чтобы как-то прокормиться. Число «бомжей» постоянно росло и стало страшно выходить поздним вечером на улицу. В НКВД знали об этом, но долгое время ничего не предпринимали.

Через месяц на объект прибыл Игорь Тамм. Сразу же оживилась работа, изменился стиль жизни, стал интересным и насыщенным отдых — лыжи, теннис, лесные прогулки, плавание. Вечера были заполнены шахматами и особенно картами.

Игорь Евгеньевич слушал радио Би-Би-Си на английском языке и пересказывал своим ученикам все то, что тщательно пыталась скрыть советская пропаганда. Зельдович часто подбрасывал Сахарову самиздатовские книги, но до поры, до времени внутренний мир Андрея Дмитриевича оставался довольно консервативным.

Скоро группа Тамма пополнилась еще двумя талантливыми учеными. О Николае Боголюбове Сахаров слышал давно, он поразил его докладом, в котором впервые развил теорию сверхтекучести. От Боголюбова — эрудита, знатока многих языков и наук — Андрей Дмитриевич впервые услышал о кибернетике, о громадных перспективах ЭВМ. От практических задач объекта Боголюбов старался отвертеться, если они не совпадали с его научными интересами. После первого же испытания «слойки» Боголюбов сумел вырваться из Лос-Арзамаской зоны, тем самым он спас свою грандиозную научную карьеру.

Вторым «новобранцем» в таммовскую группу был Исаак Померанчук. Его «забрали» от большой науки и молодой жены, которую он только что отбил у какого-то генерала. Потому Померанчук вдвойне тяготился жизнью за колючей проволокой. Теоретические проблемы «термояда» он решал изящно и легко, но открыто презирал всю эту деятельность.

Он ухитрился «удрать» с объекта гораздо раньше Боголюбова, и наградой тому стали фундаментальные открытия Померанчука в физике высоких энергий.

Зельдович не меньше, чем Померанчук тяготился отсутствием женской ласки в зоне за колючей проволокой. Правда, он находил утешение в многочисленных интрижках, в которых сумел проявить себя неутомимым любовником. У многих женщин Сарова даже сегодня начинают особенно блестеть глаза и вздыматься грудь, когда вспоминают Зельдовича. Не случайно комнату, где жил член-корреспондент Зельдович и где случались амурные свидания, звали «членкоррхранилище».

Он и уехал с объекта, похоже, потому, что уже перезнакомился со всеми дамами, которые могли оказать ему свою благосклонность. В этом смысле поле деятельности в Москве было почти непаханной нивой, как впрочем, и большая наука, которой он служил не менее ревностно.

Все, кто вовремя «сбежали» с объекта — Тамм, Зельдович, Боголюбов, Померанчук и другие сделали потом колоссальные успехи в фундаментальной науке.

Самый же гениальный человек с «искрой Божией» — Николай Дмитриев — остался. Его необыкновенный талант так и нашел применения для решения трудных, объемных, но совсем не оригинальных задач «бомбовой» физики. Объект искалечил его научную судьбу.

Андрей Дмитриевич пробыл в Лос-Арзамасе почти 20 лет…