РЕЗКОЕ СНИЖЕНИЕ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОГО ПОТЕНЦИАЛА РККА

РЕЗКОЕ СНИЖЕНИЕ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОГО ПОТЕНЦИАЛА РККА

Как уже отмечали некоторые авторы, большой террор в 1937–1938 гг. в целом носил довольно беспорядочный характер и зачастую просто невозможно было объяснить нормально мыслящему человеку, почему одного человека «взяли», а другой уцелел. В какой-то степени это было присуще и расправе с начсоставом РККА. Но при внимательном анализе персонального списка жертв бросается в глаза большое количество среди них командиров и начальников опытных, с боевым стажем, с немалым военным (зачастую академическим) образованием, отмеченных боевыми наградами. Прошедшие огни и воды Гражданской войны, своими руками самоотверженно формировавшие и пестовавшие первые части и соединения молодой РККА, они знали себе цену и даже в условиях однопартийной диктатуры нередко на порученных им участках работы пытались проявлять определенную самостоятельность, инициативу, а иногда позволяли себе и критическое (с позиций здравого смысла) отношение к некоторым недостаточно продуманным велениям свыше.

Но ни одна диктатура с подобными попытками самоутверждения личности мириться не желает. Сквозь века дошел рассказ о сиракузском тиране, который наглядно показывал своему коллеге, как нужно обеспечивать спокойствие и порядок на подвластных землях. Гуляя по полю, он ножницами отстригал все колоски, которые «позволили себе» несколько возвыситься над общим уровнем. И поучал: вот так я поступаю со своим народом! Как только заведется какой-либо смутьян, горлодер, пытающийся говорить о нарушениях справедливости, и к нему начинают прислушиваться, так я сразу делаю его короче на голову. И опять все тихо, благопристойно. И в 1937–1938 гг. расправлялись с армией подобным же образом.

Тысячи командиров и политработников были исключены из ВКП(б), уволены из армии, а многие из них арестованы и расстреляны по обвинению в поддержке троцкизма, в связях с троцкистами, в троцкистских колебаниях и т. п. Известно, что Л.Д. Троцкий с 1918 г. по январь 1925 г. был народным комиссаром по военным и морским делам, председателем Реввоенсовета РСФСР (а затем – и СССР), членом Политбюро ЦК РКП (б). И все мало-мальски заметные командиры в Гражданскую войну и несколько лет после ее окончания как-то были связаны со своим наркомом, оценивались, назначались, награждались, выдвигались им или по его представлению. Так ведь можно было «привлечь» абсолютно каждого, кто только служил в Красной армии в те годы.

Прямо-таки тотальному разгрому подверглись ряды тех командиров, которые отличились в Гражданской войне и уже в первой половине 20-х годов были направлены для получения академического военного образования. В условиях острой внутрипартийной борьбы многие из слушателей по армейской привычке поддержали по некоторым вопросам своего наркома. И тем самым обрекли себя через 15 лет на позорную гибель. В целом, по сравнению с 1936 г., удельный вес комначсостава с высшим военным образованием снизился в 1940 г. более чем в два раза. Комсостав кадра с высшим образованием в 1940 г. составлял лишь 2,9 %, а запаса – всего 0,2 % общего числа⁷⁴. По утверждению Н.С. Хрущева, «…почти полностью были уничтожены те командные кадры, которые получили какой-то опыт ведения войны в Испании и на Дальнем Востоке»⁷⁵.

Volens-nolens приходится признать определенную долю истины в парадоксальном, на первый взгляд, суждении Ханны Арендт: «Нацистская политика отличалась от мер большевиков лишь постольку, поскольку первые своих выдающихся соотечественников не уничтожали»⁷⁶.

Становление и тем более развитие военной науки, ее внедрение в строительство и жизнедеятельность РККА в силу целого ряда объективных и субъективных обстоятельств проходило с большим скрипом. Тем более был дорог каждый военный, кто мог внести свою лепту в это общее, абсолютно необходимое дело. А их как будто специально чуть ли не в первую очередь, как правило, выискивали и уничтожали. В 1965 г. Воениздат выпустил капитальный сборник в 48 печ. листов «Вопросы стратегии и оперативного искусства в советских военных трудах (1917–1940 гг.)». Содержание сборника убедительно доказывает, что в 20-е и 30-е годы всесторонней разработкой важнейших проблем оперативного искусства и стратегии усердно и успешно занималось значительное число командиров РККА. Но, увы! Почти все они оказались насильственно оторваны от этой работы. Многие годы провели на тюремных нарах А.В. Голубев, Г.С. Иссерсон, А.Б. Кадишев, Я.М. Фишман. Они все же вернулись на склоне лет. Я.Я. Алкснис, С.М. Белицкий, Н.Е. Какурин умерли в заключении. В основном же наиболее крупные специалисты по проблемам стратегии и оперативного искусства были в 1937–1940 гг. расстреляны. Среди них: Н.Е. Варфоломеев, И.И. Вацетис, А.И. Верховский, А.М. Вольпе, А.И. Егоров, Я.М. Жигур, И.С. Кутяков, С.А. Меженинов, Н.Н. Мовчин, А.А. Свечин, М.Н. Тухачевский, И.П. Уборевич, В.В. Фавицкий, Б.М. Фельдман, В.В. Хрипин, Р.П. Эйдеман.

Были расстреляны и пытавшиеся обобщить опыт и наметить новые пути партийно-политической работы армейский комиссар 2-го ранга И.Е. Славин, корпусной комиссар И.П. Петухов, дивизионный комиссар Ф.Л. Блументаль, Л.С. Дегтярев.

Такая же печальная судьба постигла и сравнительно немногочисленных носителей только что становящейся на собственные ноги советской военно-исторической науки. Занятия военной историей стали смертельно опасными. Были расстреляны заместитель начальника военно-исторического отдела Генштаба РККА комбриг К.И. Соколов-Страхов, а затем и начальник отдела комбриг И.Г. Клочко, начальник кафедры истории войн и военного искусства Военно-воздушной академии один из героев Гражданской войны Г.Д. Гай, помощник начальника кафедры военной истории Военной академии Генштаба выдающийся военный историк комдив А.А. Свечин, начальник кафедры истории военной академии им. Фрунзе комбриг Н.Ф. Евсеев, старший руководитель этой же кафедры комбриг М.С. Свечников и др. Начальника кафедры военной истории Военной академии Генерального штаба РККА профессора генерал-майора В.А. Меликова дострелили уже в 1942 г.

Самый настоящий мор прошел среди начальников военных академий, курсов, училищ. Их истребляли прямо под корень, «как класс». Начали, конечно, с начальника Управления ВВУЗ РККА (армейский комиссар 2-го ранга И.Е. Славин). В 1937–1941 гг. расстреляны начальники Военной академии Генштаба (комдив Д.А. Кучинский), Военной академии им. Фрунзе (командарм 2-го ранга А.И. Корк), Военной академии командного и штурманского состава ВВС Красной армии (генерал-лейтенант авиации Ф.К. Арженухин), Военной электротехнической академии связи им. Подбельского (комдив В.Е. Гарф), Военной академии химической защиты (корпусной комиссар Я.Л. Авиновицкий), Военно-инженерной академии им. Куйбышева (комкор И.И. Смолин), Военно-морской академии (флагман 1-го ранга И.М. Лудри), Военно-политической (сначала армейский комиссар 2-го ранга Б.М. Иппо, а затем сменивший его корпусной комиссар И.Ф. Немерзелли), Военно-хозяйственной (армейский комиссар 2-го ранга A.Л. Шифрес). Начальники Военно-транспортной академии (комкор С.А. Пугачев) и Военной академии им. Дзержинского (комдив Д.Д. Тризна) умерли в тюрьме. Вдоволь отведали тюремной похлебки начальник Военно-воздушной академии, а позднее начальник УВВУЗ РККА (комкор А.И. Тодорский) и Военной академии связи (дивинженер К.Е. Полищук).

Иногда складывается такое впечатление, что от имени государства стремились физически уничтожить всех, кто когда-либо руководил соответствующим учебным заведением. Было расстреляно 5 человек, побывавших с 1930 по 1937 г. начальниками Военно-Морской академии (К.И. Душенов, Д.С. Дуплицкий, Г.С. Окунев, П.Г. Стасевич, И.М. Лудри). На протяжении 15 лет (с 1923 по 1937 г.) известную кузницу командных кадров курсы «Выстрел» возглавляли последовательно: Н.В. Куйбышев, Г.Д. Хаханьян, И.И. Смолин, К.А. Стуцка, Л.Я. Угрюмов, А.А. Инно (Кульдвер). Все они до единого – расстреляны.

Постреляли и начальников различных курсов усовершенствования командного состава (КУКС): Академических КУКС (комбриг В.А. Клейн-Бурзи), КУКС АБТВ (комкор К.А. Стуцка), Высших военно-политических курсов Политуправления РККА (бригадный комиссар С.А. Сухотин), КУНС зенитной артиллерии (комбриг В.Н. Заходер), химических курсов РККА (комдив В.Ф. Грушецкий), курсов комсостава запаса (комбриг B.И. Резцов), Киевских КУКС запаса (полковник А.А. Рябинин). Расстреляли и начальников военных научно-исследовательских институтов: ЦАГИ (бригинженер Н.М. Харламов), НИИ ВВС (комдив Н.Н. Бажанов, затем генерал-майор А.И. Филин), Биотехнический институт (диввоенврач И.М. Великанов), НИИ по технике связи Разведуправления РККА (бригинженер А.И. Гурвич).

О величине ущерба, нанесенного делу обороноспособности страны разгромом научно-исследовательских институтов, можно судить даже по одному примеру. В официальном заключении Главной военной прокуратуры от 15 августа 1955 г. на основе всестороннего исследования документов утверждается, что расстрелянный 11 января 1938 г., поскольку якобы «осуществлял вредительство в области недопущения новых образцов на вооружение РККА» бывший главный инженер Реактивного НИИ военинженер 1-го ранга Г.Э. Лангемак, в действительности являлся одним из творцов разрабатывавшейся впервые в Советском Союзе еще в 1936 г. реактивной техники для авиации и артиллерии (в частности и снаряды для знаменитой «Катюши»). «Однако, как это видно в связи с необъективным рассмотрением дела ЛАНГЕМАКА, изобретенная в Научно-исследовательском институте № 3 реактивная техника не нашла своего применения до 1941 года»⁷⁷.

Но «ликвидировали» не только начальников военных академий и институтов, а и целый слой, самый цвет военно-академической науки. Так, по Военной академии Генерального штаба РККА были уничтожены начальники ведущих кафедр комкоры М.И. Алафузо и М.А. Баторский, комдивы Я.Я. Алкснис и П.И. Вакулич, комбриг Я.М. Жигур. Расстреляны также помощники начальников кафедр этой академии уже упоминавшийся комдив А.А. Свечин и комбриг А.Д. Малевский, старшие руководители различных кафедр флагман 1-го ранга Э.С. Панцержанский, комдивы А.И. Бергольц и Е.Н. Сергеев, комбриги В.Н. Батенин, A.И. Верховский и Р.С. Цифер, преподаватель комдив И.П. Сергеев (бывший нарком боеприпасов СССР) и др.[77]

По имеющимся данным, единственной во всей РККА военной академией, где в 1937–1938 гг. не был арестован начальник академии, была Военная академия механизации и моторизации. Но зато здесь были расстреляны начальник штаба ВАММ комбриг Н.С. Рудинский, начальники кафедр комбриг Н.Г. Матвиевский и полковник Ф.Л. Григорьев, начальник курса полковник В.А. Зун, преподаватели комбриги B.М. Иконостасов, В.В. Любимов, полковники Б.А. Лачинов, C.И. Певнев, И.К. Таубе, В.А. Федерольф, военинженер 1-го ранга П.С. Озеров.

Самое настоящее побоище было учинено среди преподавателей Военной академии им. Фрунзе: расстреляны начальники кафедр комбриги В.А. Дьяков, Н.Ф. Евсеев, П.И. Ермолин (умер в тюрьме), полковник Г.А. Ветлин, старший руководитель кафедры полковник Н.К. Ботэ, начальник курса комдив А.А. Тальковский, начальник курсов комбриг П.Д. Мамонов, начальник спецфакультета комбриг Ж.К. Ульман, начальник вечернего отделения полковник Е.Е. Шишковский, преподаватели командарм 2-го ранга И.И. Вацетис, полковники А.Е. Громыченко, Н.Е. Ефимов, комбриг В.Д. Залесский, комдив Г.С. Замилацкий, генерал-майор С.М. Мищенко, комбриг Д.Д. Нахичеванский, полковники Г.П. Новиков, М.С. Плотников. А ведь не всех же преподавателей расстреливали или даже арестовывали. Многих «просто» выгоняли.

О положении дел с преподавательским составом в Военной академии им. Фрунзе доносит 31 марта 1938 г.и.о. военкома бригадный комиссар П.Г. Батраков. По действовавшему на этот момент штату в академии должно было быть 167 преподавателей (а по проекту нового штата более 300). В наличии же было лишь 106 преподавателей. Причем особенно велик некомплект был на основных ведущих кафедрах: общей тактики – 28 %, военной истории – 38 %, а СЭЦ – даже 54 % (без учета вольнонаемных). Но и из этих 106 бдительный и.о. военкома просит убрать из академии (как правило, с увольнением из армии) 15 преподавателей (комдивы, комбриги) и обещает в ближайшее время дать представление на перевод из академии еще 18 человек. Кроме того, докладывает он, поставлена задача тщательного изучения 61 человека, в связи с имеющимися в их биографических данных или в связи с наличием у них в прошлом отрицательных фактов в партийной или служебной работе⁷⁸. Таким образом, не находились пока «под колпаком» лишь 12 преподавателей на всю огромную Военную академию им. Фрунзе.

В результате фронтального обследования этой академии выявилась следующая картина ее укомплектования преподавательским составом.

Таблица 18[78].

Обеспеченность преподавательским составом военной академии имени Фрунзе на май 1939 г.

Нещадно расправлялись и со слушателями. Только по выявленным мною данным были безвинно расстреляны слушатели Военной академии Генштаба РККА комбриги А.Г. Добролеж, П.В. Емельянов, Б.В. Петрусевич, Ф.А. Померанцев, А.И. Швачко, полковники А.А. Ваганов, Н.Н. Жанколя, С.С. Павловский, майор Л.Г. Салкуцан…

Насколько поредели ряды слушателей тех или иных курсов некоторых военных академий, можно судить по свидетельству полковника в отставке Г.Я. Егоренкова (Москва). В 1938 г. ему удалось окончить МАДИ (он считал тогда и сейчас, что это величайшее чудо в его жизни; родом он из белорусской деревеньки, было у него еще 8 братьев и сестер; во время голода в 1932–1933 г. умерли его отец в 48-летнем возрасте и семеро его братьев и сестер). И только он окончил институт, как его сразу же «забрали» в кадры РККА и зачислили слушателем 4-го курса Военно-воздушной академии им. Жуковского. И вот он вспоминает, что на 1-м (инженерном) факультете, где он учился, из 100 слушателей «старыми», т. е. кадровыми, было всего 7–8 человек. Все остальные – это срочно мобилизованные, либо уже окончившие гражданские институты, либо с 4-го и 5-го курса⁷⁹. Нельзя, конечно, утверждать, что почти все слушатели 4-го курса 1-го факультета ВВА были репрессированы. Возможно, что какая-то их часть была досрочно послана в войска. Но как бы то ни было, нормальная система обучения высококвалифицированных кадров на этом курсе была подорвана в корне. Об элементах дезорганизации процесса нормального обучения военных кадров свидетельствует и тот факт, что из поступивших в 1936 г. на первый курс Военной академии Генштаба 137-и человек обучение на втором курсе с 1 ноября 1937 г. смогли продолжить только 68⁸⁰.

Таким образом, новая поросль начсостава РККА, долженствовавшая влить свежую кровь в армейский организм накануне все более нависающей угрозы большой войны, оказалась по сути в трагическом положении. Почти все мало-мальски заметные военные теоретики, большинство столпов военно-академической науки, а также испытанные в течение многих лет организаторы процесса высшего военного образования объявлены врагами народа и расстреляны. Их имена приказано проклясть и забыть навеки. Об их книгах, статьях, учебных пособиях даже упоминать нельзя. Все их мысли, взгляды, утверждения, если даже они кое-когда писали или печатали, что «дважды два равно четырем», преданы анафеме. Все старое, связанное с «врагами народа», надо разрушить до основания, все надо начинать чуть ли не с нуля. А кому? С кем?

Надо ли удивляться тому, что положение дел в некоторых военных академиях накануне войны было просто плачевное. Довольно слабым был и состав слушателей. В мае 1939 г. слушатели 1-го и 2-го факультетов Военной академии им. Фрунзе (с трехгодичным сроком обучения) имели достаточное военное образование (нормальная военная школа и КУКС) лишь в 85,5 % случаев. Но еще хуже обстояло дело с общим образованием. Более половины слушателей этих курсов (50,6 %) имели либо неполное среднее, а то и низшее образование.

Нет нужды доказывать, что преподаватель – центральная фигура в любом учебном заведении. Постоянный недокомплект и невысокий уровень подготовки многих имеющихся в наличии преподавателей неизбежно снижал качество учебного процесса. Как явствует из акта обследования Военной академии им. Фрунзе в мае – июне 1939 г., «планирование учебного процесса в Академии организовано безобразно плохо». Комиссией было проверено 60 занятий путем непрерывного присутствия на них. И вот итоговый вывод: «36 % занятий проводится плохо – нудно и скучно; на 80 % занятий обнаружено, что слушатели к занятиям не подготовлены; в 68 % занятий качество работы слушателей плохое, на 38 % занятий дисциплина слушателей плохая»⁸¹.

С большим докладом (на 15 страницах) обращается 5 июля 1939 г. к наркому обороны старший инспектор Управления высшими военно-учебными заведениями (УВВУЗ) РККА Г.Г. Невский. Это письмо – настоящий крик души. Охарактеризовав общие итоги работы военных академий, он бьет тревогу по поводу низкого качества преподавательского состава: «Во всех академиях количество преподавателей, имеющих звание доцента, не превышает 15 %, а в ВАФ на общей тактике только 8 % имеют звание доцента. При этом есть все основания полагать, что научные звания по тактическим дисциплинам присваиваются весьма снисходительно. Когда вдумываешься во все выше сказанное – жутко становится»⁸².

Массовое истребление военных кадров, волна всеобщей подозрительности, повсеместно распространившийся страх роковым образом сказались и на качестве профессионального обучения комначполитсостава, в том числе и в военных академиях РККА. В связи с изгнанием из рядов армии многих тысяч командиров (как правило, наиболее образованных), в академии хлынул поток людей, совершенно не созревших из-за их крайне малого общеобразовательного уровня. По имевшимся в Политуправлении РККА сведениям, среди лиц, подавших заявления о желании поступить в 1937 г. в военные академии, большой процент вообще не имел среднего образования. И какова же была позиция Политуправления? Оно смирилось с этим и рекомендовало оказать подобным абитуриентам «всяческую помощь», главным образом при Домах Красной армии⁸³.

Амуниции у таких слушателей было совсем не густо, зато амбиции хватало. Они умело пользовались атмосферой страха, царившей во многих преподавательских коллективах. Да и руководство многих военных академий нередко оценивало работу факультетов, кафедр и отдельных преподавателей лишь по количеству выставленных ими отличных и хороших оценок. В сообщении начальника Особого отдела ГУГБ НКВД СССР В.М. Бочкова (май 1939 г.) «О результатах госэкзаменов в ВЭТА[79] в 1939 году» говорилось о том, что качество преподавания никем не учитывалось и не контролировалось, а требовательность преподавателя к слушателю не встречала поддержки ни со стороны начальника кафедры, ни со стороны начальников факультетов. «Преподаватель, поставивший по своему предмету менее 75 % отличных и хороших оценок, считается плохим… Преподаватель, поставивший слушателю отметку «посредственно», считается как бы виновником в том, что не сумел научить для более хорошей оценки. Слушатель, получивший отметку «посредственно», перестает здороваться с этим преподавателем. Последний окружается холодком и при случае «прорабатывается» в газете, поддержки же у своего начальства он не встречает. Такое положение приводит к тому, что преподаватели начинают «побаиваться» своих слушателей и, чтобы не наживать себе неприятностей, избегают ставить отметки «посредственно», а тем более «неудовлетворительно» в тех случаях, когда это является справедливым и необходимым»⁸⁴.

Такая атмосфера всеобщей снисходительности преподавателей не могла не сказаться самым отрицательным образом на качестве подготовки слушателей военных академий. И когда к ним предъявлялись должные требования, сразу же выяснялась ужасно неприглядная картина. В представленном 31 июля 1940 г. «Отчете о качественной подготовке слушателей Академии Генерального штаба Красной армии» председатель Государственной экзаменационной комиссии (ГЭК) генерал-лейтенант М.С. Хозин правдиво вскрыл совершенно безрадостное состояние дел. Всего держали экзамен 48 человек приема 1938 г. – выпуска 1940 г. В представленных перед госэкзаменами годовых оценках не было ни одной неудовлетворительной и лишь изредка встречались посредственные, подавляющее же большинство оценок – «отлично» и «хорошо». А что же оказалось на деле? В ходе госэкзаменов выяснилось, что все годовые оценки невообразимо завышены. По основам марксизма-ленинизма отличные оценки получили лишь 5 человек (а по среднегодовым оценкам 30!), хорошие – 19, посредственные – 20 и неудовлетворительные – четыре. Еще хуже обстояло дело с подготовкой слушателей по оперативному искусству. В результате письменных и устных экзаменов оценку «отлично» получили только 2 человека (4,1 %), «хорошо» – 19 (39,6 %), «посредственно» – 16 (33,3 %), а одиннадцать выпускников ВАГШ (23 %) получили оценку «неудовлетворительно». По решению ГЭК, из общего числа 48 слушателей, державших государственные экзамены, 11 слушателей (23 %) выпускались из Академии Генерального штаба Красной армии без дипломов, как получившие неудовлетворительные оценки на экзаменах. Окончивших курс с отличием не было ни одного⁸⁵.

Наверное, именно такой слабой подготовкой выпускаемых перед войной «академиков» можно во многом объяснить выходящую из ряда вон резкость в оценке их качества Г.К. Жуковым. Во время телефонного разговора осенью 1941 г. под Ленинградом с командиром части Н.Г. Лященко Жуков вдруг спросил: «Вы, наверное, академию кончали?». «Да», – ответил командир. «Так и знал. Что ни дурак, то выпускник академии»⁸⁶. Грубоват бывал Георгий Константинович иногда, да ведь и его понять надо – десятки, а то и сотни тысяч наших советских бойцов гибли порою зря или попадали в плен под руководством никудышных, совершенно растерявшихся, в том числе и новоиспеченных командиров самого высокого ранга.

И все же нередко это была не их вина, а их беда. Их так учили. Чтобы все было по Марксу – Энгельсу – Ленину – Сталину. И чтобы никакой «отсебятины» и, боже упаси, своемыслия. А ведь еще Аристотель писал: «Раб от природы тот, кто настолько лишь причастен уму, чтобы понимать чужие мысли, но не настолько, чтобы иметь свои собственные». И очевидно вполне правомерно ко многим и многим представителям предвоенных выпусков начсостава РККА применить высказанную невольным эмигрантом И.А. Ильиным мысль о ряде молодых российских поколений: «Так они росли, не зная ни свободы, ни академии, годами привыкали к тоталитарной каторге ума»⁸⁷.

Одним из наиболее печальных последствий массового уничтожения военных кадров было не только значительное снижение профессиональной подготовки командного состава, но и резкий упадок инициативности, самостоятельности, всегда связанной с известным риском. А в сложившейся ситуации рисковать никто особенно не хотел. Каждый понимал, что любая инициатива не только наказуема, но при определенных условиях может стоить головы. Осенью 1939 г. группа слушателей Академии Генерального штаба в составе девяти человек была направлена для помощи, для опыта в Оперативное управление Генштаба. Впечатления были настолько потрясающими, что один из этих слушателей не выдержал, решился и 13 января 1940 г. написал Ворошилову: «13.IX.39 г. мне приказали сделать карту для Наркома (военные действия между Германией и Польшей). Я попросил материал – разведданные. Мне т. Карпухин сказал: материал у Ильченко. Ильченко дал мне «Пионерскую правду». Я не поверил, что для Наркома. Оказалось, действительно карта была доложена через полковника Дубинина[80] Наркому. В процессе же всего действия, как по польско-немецкой кампании, так и по нашей с поляками, никто данных о противнике по карте не вел, на карту не наносил»⁸⁸.

Резкое снижение интеллектуального потенциала РККА (а вследствие этого и уровня военного профессионализма) с неизбежностью должно было сказаться самым негативным образом при первом же серьезном военном столкновении. Когда во время советско-финляндской войны Сталин в присутствии других членов Политбюро спросил Ворошилова: «Почему наша армия топчется на Карельском перешейке, неся большие потери? Где обещанные успехи?», нарком обороны СССР взорвался и выкрикнул правду-матку (тут же не на трибуне, а между своими): «А с кем воевать-то? Все думающие командиры расстреляны, а новых нет»⁸⁹. В данном случае Ворошилов хорошо знал, что говорил.

Но признался он только «в закрытом порядке». Публично же продолжал всячески бахвалиться. А ведь предупреждали умные люди незадачливого наркома и давно. Еще в 1931 г. полковник Белой армии А. Зайцов совершенно справедливо, как показали последовавшие события, писал: «Ахиллесова пята Красной армии – ее командный состав… Он не на высоте тех требований, которые ему предъявит война»⁹⁰.

Когда же началось массовое истребление высшего начсостава РККА, вдумчивые зарубежные наблюдатели сразу обратили особое внимание на резкое снижение его интеллектуального потенциала. Ворошилова и Буденного сплошь называли «чисто декоративными фигурами», «конмарксистами». Отмечали крайне низкий уровень общего образования даже у окончивших те или иные военно-учебные заведения. Резонно писали о том, что нередко части, а то и соединения возглавляются «шпионовыдвиженцами». «Командный состав Красной армии, – писал в 1938 г. Е. Месснер, – сполз в своей интеллигентности на уровень средний между европейским и китайским…» И далее он очень своеобразно и резонно замечает: «Это не значит, что Красная армия не может воевать. Это значит, что она не может воевать «малой кровью». Неопытный пахарь замучит себя и коней – и все же вспашет меньше, чем искушенный крестьянин… Так и в военном деле: офицерство знающее и – это самое важное – офицерство интеллигентное проливает кровь бережно, как искусный хирург, офицерство же неинтеллигентное «пущает кровь» без меры, как цирюльник». И почти пророчески предсказал: «Красная армия, пока она будет руководиться нынешним офицерством, будет армией кровавых боев – может быть победа, может быть поражение, но во всяком случае кровавые»⁹¹. Да и действительно, какого «военного искусства» можно было ожидать от окончившего Военную академию им. Фрунзе командира, который (как отмечалось в приказе 1939 г. по ОрВО) сделал в боевом приказе 92 грамматических и технических ошибки?⁹² Теоретические возможности старшего и высшего начсостава настолько оскудели, что даже в день Красной армии 23 февраля 1939 г. со статьей «Армия передовой военной науки» в центральном органе НКО смог выступать лишь капитан (Б. Игнатов)…

Так было при Ворошилове. Его убрали после провала на Карельском перешейке. Мера, безусловно, правильная. А кого поставить на должность наркома обороны? Решили – С.К. Тимошенко. Надо со всей определенностью признать, что под руководством нового наркома было сделано немало для повышения боеспособности Красной армии. Но ведь и он звезд с неба не хватал. По свидетельству И.В. Дубинского, после одного большого учения И.Э. Якир так сказал о Тимошенко: «Хороший у меня зам. по коннице. Вот только одно… он замечательный исполнитель, но не мыслитель. А смотреть вперед полезно и кавалерийскому начальнику»⁹³. Военачальники – мыслители в тот момент (да и всегда!) нужны были как воздух. А где их взять? Постреляны, порубаны, лежат в земле сырой… И все же среди уцелевших конечно оставалось немало умных, образованных и опытных командиров. Без них Победа Сорок пятого была бы, наверное, просто невозможна.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.