Конец романтической эры шпионажа
Конец романтической эры шпионажа
30 июня 1934 года гестапо были убиты генерал фон Шлейхер и генерал фон Бредов. Мир решил, что Шлейхер был убран с дороги как человек, могущий возглавить оппозиционно настроенные круги рейхсвера против Гитлера. Убийство фон Бредова прошло почти незамеченным. Но оба они были между собой тесно связаны. Фон Бредов был главой военной разведки рейхсвера и располагал документами, изобличающими Гитлера в том, что «фюрер» в 1919–1920 гг. усердно выполнял обязанности шпика не только для баварской полиции, но и для 2-го бюро французской разведки. Бредов показал эти документы своему другу Шлейхеру, и тот, разумеется, сделал из этого нужные выводы. Убийство Шлейхера вызвало шумные отклики за границей. Но рейхсвер реагировал особенно горячо на убийство начальника военной разведки фон Бредова. Руководящие круги рейхсвера не возражали против того, чтобы гестапо взяло на себя функции контрразведки в стране. Но они отказывались молчать, когда агенты гестапо осмелились «ликвидировать» начальника армейской разведывательной службы. Вспыхнули горячие споры, продолжавшиеся вплоть до конца 1938 года. Эти споры поставили Геринга перед серьезной дилеммой: с одной стороны, он был связан с руководством гитлеровской партии; с другой, — он был одним из руководителей армии. Вражда между Герингом и Гиммлером была вызвана как раз тем обстоятельством, что Гиммлер усиленно стремился установить контроль гестапо над армейской разведкой. Постепенно Геринг склонился на сторону армии и высказался за ее независимость. Так, несмотря на убийство Бредова и Шлейхера, а также отстранение Бломберга и Фрича, победителем из этой борьбы вышел рейхсвер.
* * *
Между тем Николаи временно отошел на второй план. Чтобы ввести в заблуждение иностранных наблюдателей, Гитлер назначил его главой Института истории новой Германии и поручил ему заново составить историю мировой войны, в соответствии со взглядами гитлеровцев.
Разумеется, это назначение было только трюком. Николаи и не собирался делаться историком. Вместо этого он занялся тайной организацией новой военной разведки. В течение нескольких лет имя Николаи нигде не упоминалось и даже не попадало в армейские справочники. Однако как только началась вторая мировая война и, следовательно, как только «Третья империя» отбросила всякие предосторожности по отношению к внешнему миру, полковник Николаи внезапно всплыл на поверхность и вновь был официально назначен начальником армейской разведки.
Под каким бы именем, за какой бы ширмой ни работал Николаи в течение первых лет господства гитлеровской клики, документальные доказательства безошибочно устанавливают, что он не сидел без дела. Он создал в генеральном штабе отдел, названный «Иностранные армии»; совместно с капитаном Рольфом Крацером он реорганизовал отдел контрразведки (Spionageabwehr), который находился в ведении военного министерства и имел свои фонды в штабах всех родов войск. Наконец, он координировал работу армейской, морской, а позднее и авиационной разведок с деятельностью разведки министерства иностранных дел.
В этой своей деятельности Николаи руководствовался убеждением в том, что шпионаж должен быть тотальным, всепроникающим, всеобъемлющим. Сфера его интересов неограниченна.
Романтический период индивидуального шпионажа миновал безвозвратно. Стиль деятельности какой-нибудь Мата Хари или «Фрейлейн Доктор» стал достоянием истории.
Это, разумеется, не означало, что весь прошлый опыт полностью отвергался. Николаи решительно настаивал на использовании всего, что еще имело какую-либо ценность. В течение первой мировой войны ему стало известно, что шпионы союзников, действовавшие на германской территории или на территории, оккупированной Германией, поддерживали связь со своими центрами преимущественно по воздуху. Начиная с 1917 года, английские и французские агенты часто сами спускались на парашютах в заранее назначенные места, а также получали сбрасываемые на парашютах радиопередатчики и другое имущество. В то время Николаи был бессилен против такой тактики, поскольку его шпионы не были тренированными парашютистами. Вторая мировая война в этом смысле уже не застала его врасплох.
* * *
Система и методы военного шпионажа являются в известной мере отражением системы стратегической подготовки войны. Если бы мы ничего не знали о планах «молниеносной войны», разработанных германским генеральным штабом еще в 1934 году, то мы могли бы, составить о них представление по особенностям разведывательной службы, создаваемой Николаи. Его приказы и все его действия ясно свидетельствовали о том, что генеральный штаб не столько заинтересован в сведениях о вражеских укреплениях (мотомеханизированные дивизии попросту обходят укрепления), сколько в детальных данных, касающихся шоссейных и железных дорог, мостов, электростанций и т. п. сооружений, разрушение которых неминуемо вызывает серьезное расстройство всей тыловой системы противника и, в конечном счете, парализует силу сопротивления его армии.
В течение периода, предшествующего второй мировой войне, Николаи подготовлял диверсионные действия в больших масштабах. Его задачей было изыскание методов диверсии, характер и происхождение которых были бы полностью неизвестны противнику. Иными словами, Николаи искал таких методов диверсии, которые можно было бы неоднократно и безнаказанно повторять.
В этих своих поисках Николаи, возможно, вспомнил о некоем докторе Швебере, который в 1914 году изобрел в Нью-Йорке новый тип адской машины. Она была очень небольшого размера, имела форму сигары и полностью уничтожалась при взрыве, не оставляя совершенно никаких следов. Однако в данном случае требовалось нечто большее; и в сентябре 1934 года Николаи основал вблизи Берлина, в Грос-Лихтерфельде, лабораторию, которая занималась изысканием и испытаниями научных методов диверсии. Для каждого вида производства, прямо или косвенно связанного с выпуском предметов вооружения и важных военных материалов, в этой лаборатории экспериментальным путем разрабатывался соответствующий вид вредительства, который максимально сокращал степень риска и стоимость самой диверсии.
* * *
Еще до захвата власти Гитлером, во второй половине 1931 года, один так называемый «эксперт по шпионажу» выступил в Париже с докладом о возможности возрождения германского шпионажа. Он заявил, что для этого потребуется от 10 до 15 лет по той причине, что у Германии не окажется надежных агентов, способных работать за границей, и ей, мол, придется потратить годы для их подготовки. «Эксперт» этот глубоко заблуждался. Немедленно после получения сигнала к действию Николаи располагал нужным количеством агентов, которые уже находились в этот момент за рубежом.
В большинстве своем это были немецкие офицеры, посланные генеральным штабом во время первой мировой войны за границу в качестве наблюдателей, сначала в нейтральные страны, а затем на Ближний Восток. После революции в Германии многие из них предпочли остаться за рубежом; они-то и предложили свои услуги Николаи. Кроме того, многие офицеры, уволенные из рейхсвера после частичного разоружения, проведенного по Версальскому мирному договору, работали в качестве инструкторов в иностранных армиях. Так, например, в армиях Чили и Аргентины обучение проводилось германскими офицерами-инструкторами. Некоторые уехали в Китай. Рем был в Боливии. Этих людей Николаи также мог использовать, а они, естественно, имели доступ к военным материалам, о которых обычные шпионы не могли и мечтать. Многие германские офицеры были посланы за границу в качестве торговых представителей от тяжелой промышленности, в особенности от Круппа. После войны Крупп сделал вид, что переходит на производство мирной продукции; в действительности он построил ряд военных заводов вне Германии. Кое-кому может показаться случайностью, что большинство крупповских представителей за границей принадлежало к числу бывших офицеров рейхсвера. В действительности никакой случайности здесь не было. Рейхсвер, Николаи и окружающие его люди указали магнатам тяжелой промышленности — круппам, тиссенам, феглерам и прочим — на желательность посылки за границу возможно большего числа бывших армейских офицеров. Желание их было, разумеется, осуществлено полностью. Существовали также два крупных офицерских объединения, образованных вскоре после революционных событий 1918 года в Германии: «Союз германских офицеров» и «Тевтонский офицерский союз». Николаи и Людендорф играли далеко не последнюю роль в основании этих организаций. Эти союзы весьма тщательно поддерживали связь с «экспортированными» офицерами; они имели списки их адресов и занимались доставкой в адрес Николаи «личных писем» от этих офицеров. Немецкие офицерские союзы, работая в тесном контакте с рейхсвером, засылали своих агентов за границу: в Скандинавию, Испанию, в бывшие немецкие колонии в Африке и в другие страны; эти люди субсидировались центром и образовывали так называемые «опорные пункты» (Stuetzpunkte).
* * *
В этой связи уместно упомянуть о деятельности Ганса Оберлиндобера, одного из близких сотрудников Николаи. Во время первой мировой войны Оберлиндобер был ранен. Впоследствии он работал в «Обществе помощи ветеранам войны», а после захвата власти фашистами не только руководил этой организацией, но также стал во главе «Союза ветеранов войны». Он усиленно занимался организацией поездок ветеранов войны в районы бывших боев, на военные кладбища Бельгии и Франции. Естественно, что ему удавалось наладить связь с английским и французским «Союзами ветеранов» и с их руководителями, в частности с Жаном Гуа, которого он в 1936 году пригласил на съезд гитлеровцев в Мюнхене.
Оберлиндобер был тесно связан со многими французами, англичанами, итальянцами, чехами и поляками. Их объединяли боевые воспоминания и сентиментальные беседы о прошедшей молодости. Казалось вполне объяснимым, что прежние враги стали хорошими друзьями; на почве этой дружбы завязывались беседы о многих вещах, которые в обычных условиях держались бы в секрете. В конце концов, Оберлиндобер не был фашистом, по крайней мере, он неоднократно уверял в этом своих французских и английских друзей. Он считал себя только «хорошим немцем», а против этого, в сущности, не мог возразить ни один из его зарубежных друзей. Ведь организации ветеранов войны во всех странах были настроены более или менее националистически; это относилось также и к пожилым отставным офицерам, с которыми Оберлиндобер был так дружен. А эти отставные офицеры, никогда не устававшие критиковать современные методы, как раз и выбалтывали немало секретов.
* * *
Таким образом, можно утверждать, что Николаи имел вполне достаточное количество невольных агентов среди французских и английских друзей Оберлиндобера.
В первое время Николаи не подбирал их специально, а пользовался теми, кто уже имелся в наличии. Но он должен был вместе с тем найти пути и методы к систематическому их подбору и к регулярной их подготовке.
В этом направлении все подготовительные работы также были уже проделаны. «Психологическая лаборатория» рейхсвера, казалось, была специально создана для этой цели. Одной из ее основных задач являлось установление основных принципов отбора и подготовки будущих шпионов, руководство этим отбором и этой подготовкой.
«Психологическая лаборатория» возникла в ходе подготовки «тотальной войны». Самая идея такой лаборатории принадлежала не фашистам. Еще в первую мировую войну армия Соединенных Штатов имела специальный «Психологический отдел».
Что касается германской армии, то и она после 1916 года также занималась вопросами психологии. Первым военным психологом являлся доктор Альбрехт Блау. Однако в то время эти вопросы находились в столь бессистемном состоянии, что Людендорф считал всю затею пустым делом. После войны Блау официально ушел из армии. В действительности он оставался в тесном контакте с рейхсвером, способствовал организации «Черного рейхсвера» и в 1929 году вернулся в армию в чине майора. По странному совпадению это произошло в том же году, когда в Берлине, в доме № 58 на Лертерштрассе, открылась «Психологическая лаборатория» рейхсвера. Для введения в заблуждение иностранных наблюдателей было преднамеренно избрано такое малозначащее название. В течение нескольких лет лаборатория, насчитывавшая в своем штабе ряд научных работников и около 100 офицеров рейхсвера, занималась в основном проблемами отбора летчиков и комплектованием танковых экипажей. Ее подлинная роль не проявлялась до тех пор, пока фашисты не захватили власть в свои руки и Германия не начала открыто вооружаться. После этого лаборатория была переименована в «Психологическую лабораторию имперского военного министерства» и, следовательно, официально была признана военным учреждением.
Щедрое финансирование лаборатории производилось различными окольными путями, главным образом посредством специально созданного для этой цели «Германского научного общества военной политики и вооружений».
Многие из проблем, над которыми работала лаборатория, не имели прямого отношения к шпионажу. И все же деятельность лаборатории весьма облегчала экспансию германского шпионажа и стремление поставить его на научную основу.
Для выявления специфических способностей кандидатов в шпионы была разработана целая система тестов. Разумеется, речь шла лишь о тех индивидуумах, которые должны были занять руководящие посты в шпионской организации и подчинить себе большое число агентов. Рядовыми шпионами-исполнителями лаборатория не занималась.
Наряду со всеми перечисленными проблемами особое внимание лаборатория уделяла военным мероприятиям за рубежом. Она издавала также подробные карты и тщательные описания структуры армий всех стран.
За несколько лет до второй мировой войны это учреждение разрослось в огромной степени. Если в 1933 году штат его состоял из 200 сотрудников, то в 1936 году их было 1450. К этому времени в постоянном штате «Психологической лаборатории» числилось 200 психологов. Вся организация распадалась на 20 отделов. По всей Германии в орбиту ее деятельности было втянуто 150 тыс. человек — ученых, военных и просто «подопытных животных» в виде отдельных индивидуумов.
В то же время эта усовершенствованная лабораторий являлась лишь небольшой составной частью всей системы германского шпионажа, раскинувшего уже в 1936 году свои коричневые щупальцы по всему миру.
Первым, кто почувствовал в Англии всю опасность, какую несут всему миру Гитлер и его шайка, был в ту пору сэр Роберт Ванситтарт, заместитель министра иностранных дел. Разведывательные органы военного министерства по его инициативе стали более энергично следить за лихорадочными вооружениями Германии. Когда в начале 1934 года Ванситтарт имел беседу с премьер-министром Болдуином по этому вопросу, то он, к своему удивлению, обнаружил полную незаинтересованность премьера во всей проблеме. Болдуин был весьма доволен той «эрой процветания», какая, по его мнению, охватила тогда Англию, и не испытывал беспокойства от информации Ванситтарта. Ванситтарт передал свою информацию в «Б-4», и это важнейшее управление военной разведки немедленно принялось за дело. В скором времени все опасения Ванситтарта полностью подтвердились. Сэр Морис Хэнки, осуществлявший связь между Ванситтартом и премьер-министром, был послан к Болдуину, но в течение ряда дней не смог добиться аудиенции. Создавшаяся ситуация казалась странной и неправдоподобной. Согласно установившейся старинной традиции, разведка всегда работала в тесном сотрудничестве с правительством. Подобное безразличное отношение премьер-министра к разведке являлось чем-то совершенно новым в истории Англии. И то, что это случилось как раз в тот момент, когда Гитлер усиленно подготовлял войну, имело, разумеется, пагубные последствия как для Англии, так и для всего мира. Лишь поздней осенью 1934 года, когда представители «Б-4» стали более настойчивыми, Болдуин изъявил, наконец, свое согласие ознакомиться с их докладами. Его выводы были, по меньшей мере, странными. 29 ноября 1934 года он заявил на заседании в палате общин: «Я полагаю, что не ошибусь, если скажу, что немцы заняты созданием воздушного флота, хотя мне кажется, что большинство данных, приводимых в нашей прессе, весьма преувеличено… Достоверные цифры, которыми мы располагаем, говорят о 600 боевых самолетах; по другим источникам, количество немецких самолетов превышает тысячу. Разве не ясно, что каких-либо оснований для тревоги в настоящий момент нет?»
Действительное число немецких боевых самолетов уже в то время в три раза превышало оптимистические данные Болдуина. Как было доказано позднее, сведения британской разведки отличались большой точностью. Болдуин же попросту счел их «преувеличенными».
В течение последующих месяцев тревога в кругах разведки постепенно возрастала. Грозная опасность приближалась семимильными шагами. Возможно, что в течение этого периода Ванситтарт не раз серьезно беседовал со своим ближайшим другом Уинстоном Черчиллем. Как бы то ни было, 20 марта 1935 года на заседании палаты общин Черчилль в письменной форме задал вопрос: «Не превзошел ли германский воздушный флот в настоящее время английский?» 4 апреля министр иностранных дел Джон Саймон вынужден был признать, что Гитлер лично заявил ему о достижении германским воздушным флотом равенства с британским флотом. Если бы Саймон прислушивался к голосу своей собственной секретной службы, то он знал бы на полгода раньше о том, что германские воздушные силы в действительности уже в три раза превосходят английские.
Кризис наступил быстро.
23 мая 1935 года Болдуин вынужден был заявить во время дебатов в парламенте, что британское правительство сильно недооценивало германские возможности в области производства военных самолетов; более того, он подчеркнул, что британская разведка была также недостаточно осведомлена о ходе германских вооружений.
Представителям разведки было не совсем удобно выступить публично и назвать премьера лжецом. Однако в английских политических кругах был ряд влиятельных лиц, отлично знавших, откуда ветер дует. Среди них были Уинстон Черчилль и Антони Иден, которых постоянно держали в курсе дела Ванситтарт и британская разведка. Ни один из этих деятелей не смотрел на будущее оптимистически.