#Украина #Крым Крым: моя машина времени

#Украина #Крым

Крым: моя машина времени

Tags: Китайские перспективы Крыма и тихая осень 2013-го. – Жлоб-стиль и руины империи. – Порка младшего брата и Европа.

Самый конец октября 2013-го. Я лечу в Крым.

Там – большая республиканская тусовка, конкурс «Серебряное перо», но местные не устают подчеркивать, что конкурс – международный. Это верно: любой иностранный журналист может участвовать. Крыму важен международный статус. Крым – бедный регион, дотируемый из Киева, и вопрос о привлечении международных средств есть вопрос жизни и смерти. В глазах премьер-министра Могилева я – несомненный агент влияния Крыма на Россию, как, впрочем, и все русские журналисты.

Перед аудиенцией я захожу в туалет. Там – «турецкий унитаз», он же чаша «Генуя»: дырка в полу. Я хочу сказать премьеру, что малая нужда может привести к большой финансовой беде, но прикусываю язык. В конце концов, дырки встречают и гостей Питера на Московском вокзале. И я спрашиваю, не кажется ли премьеру, что запрет на двойное гражданство на Украине не способствует инвестициям. В ответ я слышу, что 80 % инвестиций в экономику Крыма – русские. И что это все не проблема. И что если Россия не хочет вкладываться, – что ж, Крым будет иметь дело с Китаем. Могилев увлеченно говорит про возможное расширение торговли с Китаем. Если бы я сказал ему, что через три месяца крымские депутаты под присмотром российских военных, в которых российский президент откажется признать российских военных, свергнут его с поста и выберут нового премьера, которого тут же признает российский президент, – Могилев бы решил, что я перегрелся на осеннем солнце. Впрочем, я сам бы так решил. В Крыму многие бы смеялись, услышав, что у них скоро будет референдум за объединение с Россией. Многие вещи кажутся невозможными еще накануне…

Я не был в Крыму 20 лет, мне все интересно. 20 лет назад я жил неподалеку от Симеиза, в псевдомавританском дворце Дюльбер: это там размещались последние Романовы до эвакуации на британском крейсере Marlborough. В 1994-м Крым являл собой руины империи: пошедшие трещинами ротонды, обваливающиеся балясины балюстрад, бедность, вода дважды в день по два часа, тишина и счастье, и местные жители в одинаковых костюмах Nike: результат выездной торговли по месту работы. Вместе с актером Половцевым мы вечером на прогулке покупали в одном шалмане бог знает кем завезенное недорогое французское вино (местную кислятину пить было нельзя) и горячие бутерброды. Половцев еще не играл в «Ментах». Хорошее было время.

Теперь, конечно, многое изменилось. В Симферополе меня селят в гостинице «Украiна», декорированной в жлоб-стиле, – том самом, который полыхает в хоромах бывшего украинского генпрокурора Пшенки, открытых к обозрению после победы Майдана. Золото, вензеля, мрамор, бархат, бомбошки. Но в номере – сиротская кроватка и отсутствие отопления, сплю в куртке. В меню из ресторана значится «Булка бутербродная 2 шт.».

– Понимаете, – очень мягко, как бы извиняясь, объясняет мне после завтрака человек из окружения премьер-министра, – отношение крымчан к Москве… как бы это сказать… уже не вполне то, что прежде. Вот скажите: почему Москва поставляет газ в Европу по 350 долларов, а Украине продает по 450? Это справедливо, да? Или вот резонанс вызвала встреча Путина с Януковичем – если вы помните, в Ливадийском дворце. Ну… как бы это сказать… Янукович приезжает на встречу, а Путина нет. Час нет, другой, – и выясняется, что Путин еще обедает в Кремле и неизвестно, когда прилетит. А потом с опозданием часов на восемь прилетает. И едет кататься на мотоциклах с байкерами. И только потом встречается с нашим президентом… Это имело нехороший эффект даже среди тех, кто хорошо относится к России. Но только на меня, пожалуйста, не ссылайтесь, ладно?

То, что число хорошо относящихся к России в Крыму снижается, мне уже известно. Данные социологов напечатаны в одной из местных газет. Почти половина за интеграцию с Европой. Поддерживающие таможенный союз с Россией в несильном, но меньшинстве. Вопрос «зачем вы нас унижаете?» носится в воздухе.

Европа Украину не унижает. А Польша даже раздает (без особой огласки) всем, имеющим хоть какой польский корешок, карточку поляка, дающую скидку на транспорт и на что-то еще. Куда тратятся деньги из российской программы помощи соотечественникам, не знает никто.

Я еду в Судак вместе с главредом газеты, опубликовавшей те самые данные. Он из Киева, где ему уютнее, чем в Крыму. Разница между киевлянами и крымчанами вообще очень чувствуется, но это разница не политическая, а эстетическая, между столицей и провинцией.

Впрочем, за полгода до поездки в Судак я был в Киеве, который потряс меня лицами, манерами, привычками и в целом обстановкой начала российских 1990-х. Во мне в Киеве видели богатого иностранца, и профессор, который проводил для меня экскурсию, неприятно юлил, то надуваясь гордостью, то заискивая. «Неприятно» – потому что так же и я вел себя с иностранцами в каком-нибудь 1990-м, не видя в них ровни себе, а в себе ровни им, а это ох как противно вспоминать. В Киеве все расчеты шли в долларах; на прием к российскому послу люди в поношенных костюмах шли с тем подобострастием, с каким ходят к послу американскому, а более чем крупный российский чиновник в еле сдерживаемой ярости вводил меня в курс местных дел: «Украина, …, до сих пор не определилась, каково ее место в мировой экономике! Они бы вообще хотели, …, ничего не делать, а стричь и Россию, и Европу в статусе транзитера! Но мы им быть страной-транзитером не позволим ни-ког-да!».

Я хотел спросить, почему Россия, превратившаяся в сырьевого поставщика Европы, не может позволить Украине быть страной-транзитером, но не спросил…

…Так вот, мы ехали в Судак по узкой, без разметки дороге. Машин было мало, в основном «жигули». Зарплата в 300 долларов здесь считалась завидной. Редактор рассказывал, что за поворотом будет львиный заповедник – местный миллиардер накупил львов, теперь это популярное место. А потом, без перехода, добавлял, что если Россия введет в Крым танки, то весь остров будет взят за день. И смотрел на меня с терпеливым удивлением:

– А вы лично думаете как? Россия себе Крым заберет?

Меня, если честно, начинала раздражать эта местная робость. Газета попутчика была пухлой, огромной, с текстами, написанными русским языком 1990-х – долго, скучно, без блеска. Но обо всем. Иными словами, на Украине была журналистика, но не было журналистов (вот почему, полагаю, там так популярны наши – Савик Шустер, Евгений Киселев). Но предъявлять претензии я не мог: в моей России еще были журналисты, но уже почти не было журналистики, ее место заняла пропаганда.

Раздражение возросло в новом санаторном корпусе. Это был спроектированный двоечником корпус, бессмысленный и неудобный, и такой же бессмысленный и неудобный был гигантских размеров номер. Я как-то жил в Хельсинки в квартире, оборудованной специально для Брежнева: те же идиотские гигантские размеры. От спальни до туалета бежать надо было чуть ли не стометровку. Бедный Леонид Ильич, боюсь, не всегда успевал…

А потом повезли в Новый Свет, на завод шампанских вин, основанный князем Голицыным – и лучше бы я не ездил. Территория там была покрыта продуктом творчества рабочих масс – всякими елочками-пальмочками из пустых бутылок и транспарантами с изречениями типа «Лев Сергеевич молодец, оставил славы нам венец! Китаева Л.Н., рабочая цеха № 1». В подвале, под фальшивящую скрипку, началась дегустация. Пить то, что они называли шампанским, было нельзя. Возможно, это понимала и Китаева Л.Н.: большинство сортов разбодяживалось сахаром до потери вкуса. Киевляне за моим столиком попросили принести дегустационное ведерко – выливать невыпитое. «У нас всегда пьют до дна, по-иному невозможно!» – обиделась церемониймейстер. По территории завода в обнимку бродили тетки неопределенного возраста, но определенно из русской глубинки, и пели песни. Они свое сладенькое отдегустировали до дна – и были счастливы.

Я долго после этого не мог уснуть – потому, что привык ложиться далеко за полночь, а тут тьма упала мгновенно, и сразу исчезло все. К восьми вечера не работали бар, спортзал, вообще ничего. Набережная, вся в свежеотполированном граните, была пуста, а кафе закрыты: не сезон. Из открытого ресторанчика доносилась лезгинка. На вершине горы светилась Генуэзская крепость, а по другую сторону укрывался мглой мыс туманный Меганом, про который я в советское время читал у перепечатанного в четыре копирки репрессированного поэта Мандельштама. Сейчас в Крыму мне была противна моя спесь, но я ничего не мог с собою поделать, – и вот ворочался в наказание.

А наутро на собрании журналистов я узнал, что все законодательство, регулирующее СМИ на Украине, является прямой калькой с европейского. То есть на Украине по отношению к журналистам автоматически применяются нормы европейского права: знаменитое дело «Гудвин против Соединенного Королевства», выигранное в Европейском суде по правам человека, позволяющее журналистам не раскрывать свои источники информации перед судом, на Украине применяется судами автоматически. И мою спесь сняло как рукой, потому что Украина с точки зрения журналистики была, безусловно, Европой, а Россия – Востоком, провинцией, Азией…

И это украинское ощущение тоже было ощущением из 1990-х, когда в России молодые лошадки еще гарцевали на зеленом лугу жизни, и нам хотелось Европ и свобод – а потом оказалось, что большинству нужны просто бабки. И луг жизни даже не вытоптали – его приватизировали, нарезали на участки и распродали под застройку.

У меня больше нет ни иллюзий, ни надежд, – одни воспоминания о свободе и счастье, которые не вырубить никаким гос-девеломпентом под патриотическим управлением.

В ноябре 2013-го я сказал бы: хотите почувствовать ветер бедности, молодости и свободы – поезжайте на Украину. Поезжайте в Крым.

Но теперь, после всего, что случилось в начале марта 2014-го, – молчу.

2014

COMMENT

Если бы я все еще был советским журналистом, то написал бы так: «Любезный читатель! Ты в любом случае счастливее меня, поскольку знаешь о судьбе Крыма то, чего я не знаю».

И я действительно не знаю – весной 2014-го не знаю, в какую часть книги ставить главку про Крым: «По России» или «Вне России»? И уж тем более не знаю, куда следует отнести эту главку в исторической перспективе – скажем, в 2034 или хотя бы в 2024 году.

Однако я не советский журналист, и об исторических циклах собственной страны, и о тенденциях, определяющих развитие мира, информации у меня куда больше. Я вижу, что вторая половина ХХ века была не только веком крушения империй, но и создания национальных государств, объединяемых в цивилизационные сети. Именно это (а не Горбачев!) определило объединение двух искусственно разделенных Германий и развод Чехии и Словакии. Именно это (а не США или НАТО!) определило распад Югославии. Именно это определяет сильное националистическое движение внутри современной России, все больше входящее в противоречие с автократическим строем, тоскующим по империи.

Так что прогноз на будущее Крыма (скорее всего, это будет самостоятельное государство, остров Крым, по Аксенову) или будущее Украины (национальное государство европейской цивилизации) у меня куда оптимистичнее, чем прогноз на будущее России в ее современных границах.

Любезный читатель, ты счастливее меня: возможно, ты уже знаешь, сбылся ли мой прогноз.

Впрочем, если он сбылся, то ты – несчастнее.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.