Глава 1. КАК МЫ ПОТЕРЯЛИ КРЫМ
Глава 1. КАК МЫ ПОТЕРЯЛИ КРЫМ
Парламентский переворот
В ночь с 26 на 27 февраля 2014 года произошел захват Верховного Совета Автономной Республики Крым. В начале пятого утра — как четко зафиксировали камеры видеонаблюдения — вооруженные люди проникли в здание парламента полуострова и заняли позиции. Из свидетельств очевидцев известно: в захвате принимали участие около 120 человек в военной форме, но без опознавательных знаков. Все они были до зубов вооружены: автоматы Калашникова, снайперские винтовки СВД и даже гранатометы РПГ. Действовали слажено и четко — по заранее намеченному плану. Позже стало известно, что спецоперация проводилась силами 45-го отдельного полка спецназначения ВДВ ВС РФ. По некоторой информации, в ней также принимали участие бойцы ранее расформированного крымского «Беркута» (который на Майдане отличился особой жестокостью). Впрочем, официального подтверждения эти сведения, конечно, не имеют и вряд ли когда получат. Российская Федерация тогда категорически опровергала усиление своего военного присутствия в Крыму и уж тем более участие своих военных в захвате украинских административных зданий.
Приблизительно в то же самое время был захвачен крымский Совет министров. Уже к рассвету над Совмином реял российский триколор. Требований захватчики не выдвигали. Кто они, что здесь делают и чем мотивированы их действия, не объясняли.
Накануне, 26-го, депутаты крымского парламента должны были собраться на сессию, на которой, по предварительным данным, готовился к обсуждению вопрос о выходе Крыма из состава Украины. Правда, спикер Владимир Константинов это опроверг. «Эта провокация организована и поддержана «макеевской» командой в крымском правительстве, которая ради сохранения власти готова пожертвовать общественно-политической стабильностью на полуострове. Для них это чужая земля!» — говорил он тогда. Запомним эту цитату, она важна. Важна двумя аспектами. Во-первых, это свидетельствует о мимикрии, стремительной перемене позиции — под влиянием внешних обстоятельств — самого Константинова. Во-вторых, поясняет, почему крымская элита стремилась к смене власти.
26 февраля под стенами здания бушевали сразу два митинга — крымских татар и пророссийски настроенных активистов. Перманентно возникали конфликты, стычки, которые пытались «гасить» один из лидеров крымских татар Рефат Чубаров и — с противоположной стороны — лидер партии «Русское единство» Сергей Аксенов.
Утром 27 февраля парламент был оцеплен милицией. По тревоге подняли Внутренние войска и вообще всех силовиков, базировавшихся в непосредственной близости от центра города. Однако попытки отбить админздание не предпринимались. Уже понимая, что за штурмом стоит Москва, Киев опасался спровоцировать масштабное силовое противостояние.
Захватчики этим воспользовались. В обед 27-го крымские депутаты все-таки собрались на сессию. Проходила она, в буквальном смысле, под дулами автоматов. Работали в закрытом режиме. Ни журналистов, ни сотрудников аппарата в зале не было. По задумке режиссеров действа, это должно было воспрепятствовать «утечке» информации.
Не воспрепятствовало. Хотя сначала все шло как по маслу. Первое же решение — непризнание киевской власти. Второе — отставка правительства Анатолия Могилева. Могилев пришел в Крым при Януковиче и был, равно как его покойный предшественник Василий Джарты, представителем так называемого клана «макеевских». На полуострове «макеевских» очень не любили и называли «македонами» — за попытки поставить под свой контроль все, что приносило хоть какой-то доход. Потому с Могилевым и его командой депутаты свели счет не без удовольствия.
Далее случилась заминка. Ведь согласно Конституции Автономной Республики Крым кандидатуру премьер-министра — по представлению депутатов — выдвигает спикер парламента, а утвердить ее должен Президент Украины. Как же тут быть, если Виктор Янукович сбежал, а и. о. главы государства Александра Турчинова парламентарии не признают? Спикер Владимир Константинов взял огонь на себя: внес на пост премьера кандидатуру Сергея Аксенова. И депутаты ее поддержали.
По официальным сообщениям пресс-службы ВС АРК, «за» проголосовали 61 из 64 присутствовавших. На самом деле — 42 из 53. Мне это подтвердили сразу четверо из этих 53. Всего в ВС АРК сто депутатов. Следовательно, кворума при голосовании не было. Таким образом, Аксенов дважды стал нелегитимным «премьером». Потому что был «избран» при отсутствии кворума — раз. И в нарушение процедуры — два.
Уже в начале марта Киевский окружной административный суд, признав «избрание» Аксенова незаконным, выписал ордер на задержание Аксенова и Константинова. Местные силовики, однако, не торопились его предъявлять: прежде существовавшая вертикаль власти была полностью разрушена, Киев — дезориентирован, а сам полуостров лихорадили волны пророссийских митингов. Чем все закончится, было непонятно, поэтому резких движений никто не совершал. По этой же причине буксовало уголовное дело, возбужденное по факту захвата админзданий (дело было заведено по статье «теракт». — С. К.).
Отступать Константинову и Аксенову было некуда. В дальнейшем они активно способствовали российской аннексии полуострова и при новой власти сохранили свои должности. Ясно, что оба были выбраны на эти посты не случайно. Рассказывает нардеп-крымчанин Андрей Сенченко:
«Я знаю Константинова много лет и могу точно сказать, что этот человек никогда не интересовался политикой. Вообще никогда. Он всегда занимался бизнесом. Преимущественно строительным. И вел его, скажем так, не вполне чистоплотно — «кидал» по очереди то одних, то других. И вот за годы круг тех, кого он кинул, сомкнулся, и Константинов решил спасаться в крымском парламенте. То есть нельзя сказать, что он действовал по убеждениям. Мне кажется, он опасался уголовного преследования — в этом была причина…
Накануне случившегося, двадцать шестого, я встречался с Могилевым и Константиновым. Константинов был в абсолютно невменяемом состоянии — руки тряслись, взгляд блуждающий. Он был похож на Геннадия Янаева (времен ГКЧП. — С.К.).
Что касается Аксенова, то в 90-е лидер партии «Русское единство» был известен в Симферополе, по словам того же Сенченко, как «бригадир» по кличке «Гоблин».
Первое же заявление псевдопремьера было о легитимности Януковича как президента Украины: «Мы считаем легитимным президентом Виктора Федоровича Януковича и будем выполнять его распоряжения», — сказал Аксенов.
Одно из первых решений — назначение на 25 мая местного референдума, и снова незаконное. Назначить такой референдум могла только Верховная Рада Украины. Более того, закон, позволяющий организовать местное волеизъявление, отсутствовал: как, по каким правилам проводить плебисцит — было неясно. Но новую крымскую власть это не смущало. Вскоре референдум сместили на 30 марта, а потом и вовсе на 16 марта. Изначально на «референдум» намеревались вынести вопрос о расширении полномочий крымской автономии в составе Украины, но вскоре планы изменились. Вопросы были переформулированы так: 1) «Вы за воссоединение Крыма с Россией на правах субъекта Российской Федерации?» и 2) «Вы за восстановление действия Конституции Республики Крым 1992 года и за статус Крыма как части Украины?»
Оккупация
Параллельно с локальным политическим переворотом в Крыму продолжался военный захват стратегических объектов. Дороги, ведущие с материковой Украины на полуостров, перегородили блокпосты. Их охраняли бойцы расформированного крымского «Беркута», переметнувшиеся на сторону новой местной власти милиционеры, вооруженные гражданские и казаки. Автомобили пропускали выборочно. С каждым днем контроль становился все жестче.
Вслед за парламентом и Совмином под контроль вооруженных людей в военной форме без опознавательных знаков перешли ключевые аэропорты и центральные офисы местных органов власти. За манеру поведения захватчиков прозвали «вежливые люди» и «зеленые человечки». В контакты с гражданами они не вступали, на вопросы старались не отвечать. Последнее логично, ведь по говору быстро можно было определить, что они чужаки, нездешние — российский акцент слишком сильно резал ухо.
Основные усилия «зеленых человечков» были направлены на захват украинских военных частей. Их окружали, часто обстреливали, штурмовали, требовали у командиров сдать оружие и вместе с солдатами перейти на сторону «народа Крыма», точнее — России. Согласно Уставу Вооруженных Сил Украины, в такой ситуации военные имели право обороняться, применяя оружие на поражение. Они, однако, этого не делали.
Не делали по нескольким причинам. Во-первых, силы были неравны: русские обладали количественным преимуществом и были лучше вооружены. Во-вторых, российские военные часто использовали в качестве «живого щита» местных жителей, особенно женщин и детей. Тут надо заметить, что изначально многие крымчане имели сильные пророссийские настроения, поэтому захватчикам не приходилось даже их заставлять — те помогали им добровольно. Разумеется, по женщинам и детям украинские военные огонь не открывали. В-третьих, из Киева не поступало никаких четких приказов, кроме лаконичного — «держаться». Как именно «держаться», в украинской столице не уточняли.
Впрочем, насчет «четких приказов» у Киева была своя позиция. Александр Турчинов — и. о. главы государства с конца февраля и до конца мая 2014 года — предельно точно сформулировал ее в подробном интервью Lb.ua (Александр Турчинов: «При вторжении со стороны Чернигова русские танки уже через пару часов могли быть в Киеве»), записанном в июне, вскоре после того, как он передал бразды правления Украиной Петру Порошенко. Разговор стал первой откровенной беседой о том, что произошло в стране за полгода. «Теперь уже можно говорить», — часто повторял Турчинов. Вот фрагменты этого текста, проливающие свет на то, что на самом деле происходило в Крыму в конце зимы — начале весны 2014 года:
«После падения режима Януковича прежняя власть рассыпалась, новая еще не сформировалась. Именно в это время, прекрасно понимая, в каком тяжелом положении находится Украина, Россия вторглась в Крым. Вторглась, рассчитывая на то, что в итоге прольется кровь, и под этим предлогом — якобы ради защиты соотечественников — можно будет ввести войска в континентальную Украину… Располагая этой информацией, мы прилагали максимум усилий для подготовки к отражению агрессии.
То есть вторжение должно было произойти со стороны Крыма?
Не только. Российские войска были сконцентрированы вдоль нашей границы с севера, востока и юга. Это были мощные группировки с бронетанковой техникой, артиллерией, авиацией и т. д. Передовые подразделения, перекрашенные в цвета миротворческой миссии ООН.
Вот вы и подтвердили! Я писала тогда об этом на Фейсбуке, но мало кто верил, что РФ способна на такое.
Что мы могли им противопоставить? Только в одном Крыму у русских было сорок шесть тысяч человек, а наше Минобороны смогло собрать по всей стране сводную группировку, которая насчитывала около пяти тысяч человек. И что было делать? Под танки их бросать, посылать на верную смерть? Нам нужно было любым путем выиграть время, чтобы восстановить обороноспособность страны.
Что остановило россиян? Почему не произошло вторжения?
В Кремле были убеждены, что в условиях полного развала экономики, при отсутствии готовой к войне армии, полной деморализации силовых структур, при самосудах и массовых беспорядках власть в Киеве не продержится и двух недель. Они надеялись, что Украина погрязнет в хаосе, и они без особого сопротивления оккупируют почти всю страну. Для таких прогнозов действительно были основания.
Но нам таки удалось выиграть время. За это время мы реанимировали парламент, собрали Кабмин, возобновили вертикаль на местах, сформировали боеспособную армию, заняли боевые позиции.
При Януковиче силовые структуры готовили для выполнения качественно иных задач. Лучшее тому доказательство — крымский «Беркут», который вместе с россиянами стал одной из ключевых сил в захвате Крыма. Нам нужно было восстановить работу силовых структур, таких как милиция, ГАИ, патрульные службы, которые попросту боялись выходить на улицы городов.
…Вот почему нашим военным в Крыму, тем, кто остался верен присяге, кто не предал, была дана задача держаться. Держаться из последних сил, несмотря на многочисленные провокации. В принципе, солдаты и офицеры эту задачу выполнили.
Вы сказали, что в начале конфликта в Крыму мы не готовы были воевать.
У нас фактически не было боеспособной армии. Да и военные части, расположенные в Крыму, также не были готовы воевать. Нежелание стрелять — не такая уж удивительная или особенная проблема. Расспросите ветеранов ВОВ… Многие тогда погибали, так и не нажав на курок. Стрелять в другого человека, даже если это враг, психологически всегда очень трудно.
Когда же начался захват воинских частей, то, согласно Уставу, наши военные не просто имели право, они должны были применять в ответ оружие. Тем не менее этого не происходило.
Военные говорили, что им не поступал приказ стрелять.
Это не так. После гибели нашего военнослужащего (в ходе штурма фотограмметрического центра в Симферополе. — С. К.) я напрямую дал приказ применять оружие. Руководство Минобороны попросило продублировать его в письменном виде. И я подписал этот приказ.
Да?! Почему об этом не было известно?
Потому что война и пиар несовместимы.
…Со всеми командирами наших крымских частей мы постоянно находились на связи. Постоянно проводились — с участием Генштаба — селекторные совещания. Командирам непосредственно доводились приказы и ставились задачи.
Почему они не стреляли? Вы же помните, какая была ситуация. С одной стороны, проводились расследования относительно применения оружия силовиками на Майдане, с другой — этот мой приказ… И вот командиры воинских частей не то чтобы боялись, скорее опасались, что в случае применения оружия их потом сделают «крайними»… Учтите, что всех их окружали превосходящие по численности противники, поэтому командиры должны были отдавать приказы о применении оружия только в крайнем случае — в случае реальной угрозы для жизни личного состава.
И еще нюанс. Наши части в Крыму на восемьдесят процентов были укомплектованы контрактниками из числа местных. То есть крымчанами, которые жили на полуострове вместе со своими семьями. Для них это было обычной работой. И вот наступил час, когда они с оружием в руках должны были защищать Украину. Были такие, которые сразу перешли на сторону оккупантов или сложили оружие при первой же опасности. Но были и те, кто выстоял. Так или иначе, по факту большинство из крымских контрактников остались в Крыму.
Мог ли я тогда говорить об этом публично? Разумеется, нет. Напротив, я, как мантру, повторял слова о высоком боевом духе нашей армии. И в тех обстоятельствах нельзя было иначе.
Понятно, что на вас это давит…
В ходе многих селекторных совещаний с командирами они просили дать приказ об отступлении, выводе войск из Крыма…
И когда они говорили, что им не дают приказа, речь шла о приказе отходить. Так, что ли?
Именно.
Это серьезное заявление.
Послушайте, силы противника значительно превосходили наши — и по вооружению, и по численности личного состава. Наши части находились в полном окружении на территории, где большинство населения активно поддерживало оккупантов.
В ходе наших селекторных совещаний командиры объясняли: у нас больше половины бойцов — местные, они не готовы воевать… Не готовы не то что защищать части, но даже делать вид, что защищают.
Но были и офицеры-герои, настоящие герои — Мамчур, Воронченко, Гайдук и другие, готовые стоять до конца. При этом они прекрасно понимали, что их семьи, находившиеся в Крыму, в случае обострения ситуации могут оказаться в заложниках.
А нам позарез нужно было выиграть время. У нас армия еще была не готова держать полноценную оборону. Поэтому я мог дать только один приказ — держаться, держаться и еще раз держаться. И они выстояли столько, сколько нам было нужно, чтобы восстановить армию и провести мобилизацию.
С какого момента можно говорить о том, что наша армия была уже готова. Ну, плюс-минус?
Где-то за месяц мы смогли подготовиться. То есть конец марта — начало апреля.
Сейчас я задам очень примитивный — с журналистской точки зрения, но вполне справедливый с точки зрения обывателя вопрос. А именно: почему мы остались один на один с российской угрозой? Ведь были Будапештские соглашения и т. д. Почему международный фактор не сработал?
Европа и весь цивилизованный мир не были готовы к агрессии. Они боялись масштабной континентальной войны. Боялись, что война придет в Европу, которая сама воевать не готова. Да, на бумаге зафиксированы страны-гаранты (безопасности и территориальной целостности Украины. — С. К.), но наделе все, что мы получили, — это сочувствие и сухие пайки. Все!
Впрочем, моральная поддержка, давление общественного мнения всего цивилизованного мира, безусловно, также сыграли большую роль. Особенно на начальном этапе. Нас публично поддержали все демократические страны, и Украина очень благодарна им за это. Сыграла роль и угроза экономических санкций.
При этом я встречался со многими руководителями европейских стран, США, Канады и просил предоставить нам помощь в виде вооружения, технических средств. Наличие нового сверхточного оружия позволило бы нам не только более эффективно воевать, но более эффективно защищать гражданское население. Увы, мы не получили от них даже рогатки. Это правда.
Отмотаем немного назад. Конец марта. Вы де-факто возглавляете государство. В Крыму начинаются волнения, происходит захват парламента АРК. Пытались ли вы тогда связаться с господином Путиным и выяснить, что вообще происходит?
Путин отказался выходить на связь. А Федеральное Собрание дало ему право вводить в Украину войска. Они демонстративно не признавали легитимность киевской власти (улыбается. — С. К.). За исключением разве что парламента. И вот со мной, как с главой парламента, разрешили вести переговоры спикеру Госдумы Нарышкину.
Буквально сразу же после начала оккупации Крыма захватчики первый раз выдвинули нам ультиматум — сложить оружие. Я помню, как мне позвонили в три часа ночи и сообщили об этом. Каковы были наши действия? Я даю команду защищать наши части, корабли, технику и т. д. Сам набираю Путина. Естественно, в три часа ночи нас не соединили, но мне удалось поговорить с Нарышкиным. Он пытался делать вид, что не понимает, в чем дело, не знает о происходящем и т. д. На что я ему сказал: военные преступления не имеют срока давности, ваша страна сейчас переходит очень опасную черту…
Хочу объяснить, что изначально Крым рассматривался РФ как плацдарм для полноценного вторжения с захватом Донецкой, Луганской, Харьковской, Одесской, Днепропетровской, Херсонской и Николаевской областей. Когда план прямого вторжения был сорван, они запустили план масштабной дестабилизации в этих регионах».
И еще — в дополнение — комментарий Андрея Сенченко:
«По моим данным, еще до Майдана Константинов несколько раз — буквально с небольшими интервалами времени — ездил в Москву. Вернувшись из одной из таких поездок в начале ноября, он вызвал к себе руководителя юридической службы Верховной Рады Крыма и поручил ему поднять все материалы по акту 1954 года».
Вывод из вышеизложенного прост: оккупация Крыма не была спонтанной реакцией Кремля на события Евромайдана, но готовилась тщательно и заблаговременно. Причем планировалась как первый этап масштабной наступательной операции.
Зачем же Владимиру Путину понадобился Крым и последовавшее далее вторжение на материковую часть Украины?
Мотивы
Еще в начале февраля, до кровавой развязки Евромайдана, один из высокопоставленных источников Lb.ua в российском политистеблишменте, комментируя происходившее в Киеве, сказал прямо: «После Сочи вами займутся» (подразумевалось: по завершении зимней Олимпиады в субтропиках. — С. К.). Мол, сейчас пока Путину не до Украины. Неутешительный сей прогноз, увы, сбылся.
В ходе Евромайдана Украина на глазах у всего мира, в том числе России, свергла кровавого диктатора, ясно показав, что есть «народовластие» в XXI веке, продемонстрировав для России — со всеми ее ущемлениями демократии, ограничениями прав и свобод человека, политическими заключенными — очень опасный пример. Очень! Владимир Путин такой пощечины стерпеть не мог.
Политика РФ по отношению к Крыму была сплошь выстроена на фейках.
Российское телевидение львиную долю всего эфирного времени посвящало «наступлению бандеровцев на русскоязычных жителей Крыма», не брезгуя фальшивыми сюжетами о костюмированных «перестрелках» в центре Симферополя и прочими «постановками», не имевшими места в реальности. Эти сюжеты круглосуточно «впаривались» зрителям по всему земному шару — от Калуги и Керчи до Ниццы и Брайтона, — создавая фон для формирования общественного мнения.
Абсолютным фейком, как мы имели возможность убедиться, были все решения крымского парламента.
Фейк — маневры российских дипломатов, убеждавших Европу и США, что ничего дурного по отношению к Украине Россия не замышляет.
Фейк — заявления министра обороны РФ Сергея Шойгу, что российское военное присутствие в Украине не усилено (что позже, уже в июне, опровергнет сам Путин).
На основе этих фейков Владимир Владимирович Путин намеревался перекроить географическую карту Европы.
И ему это удалось. Зимние Олимпийские игры в Сочи завершились 23 февраля. Утром 27-го были захвачены крымский парламент и Совмин.
Ни одно действие на территории полуострова — от отсутствия опозновательных знаков на форме захватчиков до «накрутки» местной элиты — не было случайным.
Цели очевидны:
• взять морально-политический реванш за Майдан, заполучив Крым;
• сделать это под предлогом якобы волеизъявления местного населения;
• до последнего не признавать фактический ввод российских войск в АРК, чтобы не стать объектом международных санкций;
• продемонстрировать собственному электорату «кошмарные последствия бандеровской оккупации», из-за которой «сотни тысяч беженцев потянулись к российской границе» и вообще ничего общего с этой мятежной страной иметь не хотят (тут, конечно, ожидался эффектный видеоряд о нарушении присяги украинскими военными, их переход на сторону РФ, но этого, к великому разочарованию оккупантов, не случилось);
• продемонстрировать мировой общественности слабость новой украинской власти, у которой под носом оттяпали добрый кусок территории, а сделать она с этим ничего не смогла;
• использовать «волеизъявление населения» (уже по факту референдума) как предлог для «легализации» российских военных в Крыму;
• в случае если Украина станет сопротивляться присоединению Крыма к РФ на правах субъекта федерации, применить против нее полномасштабную военную силу. Ведь тут должна включиться логика: это наше, а вы мешаете нам этим распоряжаться. Значит, вы — агрессоры.
Для лучшего понимания природы этой глобальной цели обратимся к относительно недавней странице истории. В начале 2004 года в Москве на 8-м Всемирном русском народном Соборе митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл презентовал доклад под названием «Россия и православный мир». Это случилось на исходе первого, перед началом второго президентского срока Владимира Путина — за пять лет до избрания Кирилла на пост Патриарха. Вот лишь одна цитата: «Сегодня пришло время для систематических и серьезных инициатив по консолидации православного мира на всех направлениях» (полный текст доклада доступен в Сети. Кому интересно — можно погуглить. — С. К.).
Идея «русского мира» зарождалась именно так. Через несколько лет она стала государственной идеологией. В 2005 году, обращаясь к Федеральному Собранию, Путин назвал крушение СССР крупнейшей геополитической катастрофой XX века и недвусмысленно высказался в пользу его возрождения в том или ином виде.
С восхождением на престол Кирилла (в 2009 году, при президентстве Медведева) и переизбранием на третий срок Владимира Путина (в 2012 году) «русский мир» уже не просто служил лекалом для определения геополитического курса, но превратился в навязчивую идею. 2015 год был всерьез намечен Кремлем как срок создания Евразийского союза России, Украины, Беларуси, Казахстана. В том или ином формате, под той или иной вывеской.
Идеологическая рамка довольно эклектична — реставрация Союза и политическое православие «клеятся» между собой плохо, но некий неоимперский субстрат на выходе все-таки получается.
Логикой «собирания земель» в пределах «русского мира» продиктована, кроме всего прочего, и политика современной России по отношению к Украине.
Развязка
1 марта 2014 года Совет Федерации РФ собрался на экстренное заседание. На повестке дня — единственный вопрос: удовлетворение запроса Владимира Путина на использование вооруженных сил РФ на территории Украины. Не Крыма — Украины!
«Дать согласие Президенту на использование военных сил на территории Украины до момента нормализации общественно-политической ситуации в этой стране», — говорилось в проекте постановления.
Обсуждение было кратким и ура-патриотическим. За соответствующее постановление единогласно проголосовало 90 членов Совета Федерации. Война приобретала вполне реальные очертания.
16 марта в Автономии состоялся так называемый референдум. ООН, ЕС, ОБСЕ и даже СНГ своих наблюдателей на него не прислали. «Контролировать» незаконно назначенный референдум, проводившийся на незаконных основаниях, — это было бы слишком! Исход «волеизъявления» спикер Константинов спрогнозировал заранее: «Думаю, будет больше восьмидесяти процентов». Так и получилось. По результатам «референдума» за присоединение к России проголосовали почти 97 % избирателей в Крыму и 96 % — в Севастополе (город имеет особый статус. — С. К.).
Конечно, столь высокие цифры вызывали подозрение, особенно у местных журналистов, экспертов, активистов, следивших за ходом «голосования», но проверить их было невозможно.
По итогам референдума было провозглашено существование Независимой Республики Крым. А уже 18 марта подписан договор между новорожденной «республикой» и РФ о принятии Республики Крым в состав Российской Федерации. Таким образом, у РФ появились два новых субъекта — город федерального значения Севастополь и Крымская Республика.
Торжества проходили в Георгиевском зале Кремля и были обставлены с неимоверным пафосом в духе позднего «совка». По славам Путина, в 1954 году Крым просто «сдали, как мешок картошки». А сейчас «восстановили историческую справедливость». Из первого ряда для почетных гостей ему кивали, улыбаясь, Аксенов и Константинов, с ними — «народный мэр Севастополя»
Алексей Чалый. «Народным» его называли потому, что «выбрали» в мэры на митинге (!) посреди площади.
Интересно, что четвертый президент Украины Виктор Янукович, которого все эти граждане по-прежнему называли «легитимным», на торжествах отсутствовал.
Через три месяца — в июне — в одном из интервью Владимир Путин признает, что в проведении крымского «референдума» «помогали» российские военные. Потому как «иначе его провести было невозможно».
Через час после завершения этого праздника начался штурм фотограмметрического центра в Симферополе. Двое украинских военных в этом бою погибли, один был тяжело ранен. Утром 19 марта штурмовали уже штаб ВМФ Украины в Севастополе. Его начальник Сергей Гайдук был взят в плен. Премьер-министр Украины Арсений Яценюк срочно отправил несколько высокопоставленных чиновников его вызволять. Я напросилась с ними. Просидев несколько часов в аэропорту «Борисполь», мы получили телеграмму: Симферополь не дает посадку. Пришла мысль лететь военным бортом, но министр обороны Тенюх ее отверг: слишком велика вероятность того, что военный самолет, да еще с украинскими топ-чиновниками на борту собьют.
С этого момента Крым де-факто перестал быть украинским. Хотя де-юре этого не признал ни Киев, ни мировые столицы. Никто, кроме Москвы и ее зависимых сателлитов. Согласно международному праву и украинским законам, Крым сегодня считается временно оккупированной территорией.
Но жизнь диктует свои правила. Вскоре после референдума украинская армия была окончательно вытеснена с полуострова, а украинский военно-морской флот — из крымской акватории Черного моря. Граница между материком и полуостровом плотно закрыла створки, авиационное сообщение между украинскими городами и Крымом прекратилось.
Система глобальной безопасности в этом случае не сработала. В том числе Будапештский договор, гарантировавший Украине территориальную целостность. Поскольку Россия наличие своих войск на территории Крыма не признавала, правила международной безопасности на нее как бы не распространялись. На самом деле РФ попросту попрала их, изобретя новый вид агрессии — «скрытый».
Кремлевская операция «Крым — наш!» длилась всего месяц: с 27 февраля по 28 марта. Далее пожарище российской агрессии перекинулось на другие украинские территории. С Крыма началось полномасштабное наступление России на территорию материковой Украины.