Дневник поездки в Ургу 1927 г.
Дневник поездки в Ургу 1927 г.
20 апреля. Получив вечером 19 числа извещение, что нужно явиться в 3 часа утра в контору Добролёта[187] я проснулся в час ночи и уже не мог больше заснуть. Встав в полтретьего, вышел из дома в три. Прождав около получаса, поехал в четвертом на аэродром. Там сначала взвесили нас самих, а затем и багаж. Мы предъявили паспорта […] получили пропуск трое, а из нас один был задержан за непредъявлением визы на паспорте для выезда в Монголию: он вторично хотел использовать старый паспорт как еще не просроченный, но напрасно. Сели в самолет в третьем часу вместе с двумя пилотами (один пилот, другой механик). Вылетели в 4 час. 45 мин. Сначала, впервые севшему на аэроплан, показалось очень жутко смотреть вниз, потому я старался меньше смотреть на землю. Но когда пролетели полчаса, постепенно миновало чувство жуткости, и я снова с удовольствием созерцал сверху знакомые и незнакомые места.
В 6 час. 20 мин. аэроплан долетел до Алтан-Булака. Спустился. Зашли в юрту. Хозяйка угостила чаем с молоком. Один пассажир слез в Алтан-Булаке, прибавилась девочка. Я пересел на диван. Досюда летел в переднем кресле.
Поднялись после осмотра мотора и снабжения бензином в 7 час. 30 мин. Дорога была очень приятна для меня, потому что все время смотрел на землю и узнавал, долины каких рек и какие горы пересекаем. Только уже перед самой Ургой, когда показался город, стало несколько качать аэроплан. Хотя качка была плавная, но чувствовал себя неприятно. Наконец, спустились около казарм монгольских цириков (солдат) ровно в 9 час. 20 мин. Средств передвижения не оказалось, а также не было и монгольских денег. Мы в недоумении выходили из ворот аэродрома, как подъехал автомобиль. Шофер справился, кто Цыбиков. Мы, в свою очередь, спросили, кто его послал. Сказал, что автомобиль Минпроса, а послал т. Батуханов[188]. Я заехал к т. Жамцарано Цэвену[189], хотя его не оказалось дома, но меня принял его младший брат Аюр и напоил чаем. Потом мы пошли с ним в город, но недалеко от дома встретились с Цэвеном, и он, посадив меня в автомобиль, привез домой.
Затем я и Цэвен поехали в Минпрос, откуда с т. Батухановым – к председателю Совмина. Выйдя от него, побывали у т. Хазагаева[190], Алексеева[191], домашних Боян-Нэмэху[192] и с т. Цэвеном – в Русско-монгольском банке.
Хазагаеву, Алексееву и семье Боян-Нэмэху передал письма, привезенные из Верхнеудинска. Впрочем, забыл упомянуть, что до банка мы заехали еще в Монучком[193]. Он помещается в большой войлочной юрте. Рядом большой дом, где занимаются т. Жамцарано и его секретарь, а также рисовальщики карт и составители диаграмм; в одной комнате сложены по случаю ремонта специального помещения Ганчжур и Данчжур монгольские. Все книги библиотеки каталогизированы, и на них видны надписи томов и отделов этих двух классических канонов в переводах. Здесь же показали помещение, предоставляемое мне.
Вообще очень много интересного. Город неузнаваем после 22-летнего перерыва[194]. Новый город застроился в местах, где прежде были «хоромы» отдельных феодалов и канцелярии маньчжурского и монгольского амбаней (губернаторов). На улице видны все способы передвижения, начиная с верховых на верблюдах и лошадях, телег с быком, навьюченной вереницы верблюдов и кончая быстро мчащимися автомобилями. Когда мы спускались на аэродром, поднимался оттуда монгольский аэроплан, сделав небольшой круг над городом, он спустился, пока мы были на аэродроме.
21 апреля. Утром, напившись чаю и позавтракав, отправились с т. Цэвеном в Учком. Побывали там и оттуда отправились в Монголо-русский банк, куда вчера т. Цэвен подал заявление об обмене денег (тугрики). Удержали при обмене 5 %. Заехав дальше в потребиловку (русскую), купил необходимое белье и постельные принадлежности, так как выехал на аэроплане и ничего с собою не мог захватить, кроме портфеля с бумагами. […]
22 апреля. Здоровье – неважно. […] Пошел на базар. Заходил кое в какие китайские фирмы. Все по-прежнему, но прибавилось к старому много нового. Например, рядом с вьючными верблюдами и арбами с волами проскакивают автомобили и извозчики. […]
Часа в 4 пошел по лавкам. Магазины и лавки работают до 6 час. вечера, но только магазин Госторга был открытым. […] Оказалось, что Госторг ликвидируется. Извозчики без таксы, торгуются. Если едет один пассажир, извозчик старается посадить другого, чтобы и за один конец получить двойную плату. Удивительная приспособляемость! Извозчики большею частью китайцы. Попадаются изредка монголы. Других национальностей пока не заметил. Подле склада Монценкоопа сложено много бревен лиственничных. Говорят, что сплавляются они с верховьев Толы. Бревно, которое пойдет на плахи, обходится 25 руб., а бревна на дрова – по 7–8 руб. за штуку.
Сегодня в частном кругу слышал рассказы двух молодых людей, занимающих известные посты в столичных организациях. Один рассказывал известные эпизоды из жизни шаманов. Другой вспоминал кое-что из ламской жизни. Язык их понятен. У меня непонятных слов все же осталось несколько, зависящих, по-видимому, от быстроты речи халхасцев.
23 апреля. Переезжаю на квартиру при Монучкоме. Предоставили мне целый домик в три комнаты, обставили одну комнату хорошо. Есть все удобства для занятий. Сегодня в 9 час. 20 мин. прилетел аэроплан, по-видимому, снова из Верхнеудинска. Как регулярно и хорошо! После переезда на новую квартиру […] получил обратно заграничный паспорт, отобранный на аэродроме. Потом побродил по магазинам и лавкам, вернулся пешком в учкомскую квартиру свою. Читать пока нечего. У Жамцарано прочитал «Основы буддизма»[195]. Написана в апологетическом тоне, сопоставляет учение Будды с новым мировоззрением. Художник Н. Рерих напечатал и выпустил здесь несколько книжек в этом духе[196]. Сопоставляя такое новое течение с содержанием письма Борченко, приходится заметить, что, должно быть, появляется новое веяние – основать социализм на принципах древнего буддизма[197]. Какое это течение, пока судить не берусь. Разбор дам по возвращении к письму Борченко, которое оставил в Верхнеудинске.
Вечером занимался выполнением заказа т. Боян-Нэмэху. Дело в том, что он просил своих родных отправить ему по авиапочте тибетские порошки. Его зять Лодон, служащий ветуправления, достал порошки и с письмом передал завдобролетом. Сегодня я узнал, что едут в Верхнеудинск двое – русский и монгол. Дарма Жигмитов обещал передать пакетик т. Семенову. Я с Лодоном ездил к завдобролетом справиться о посылке и письме. Оказалось, что он ничего не сделал. Пришлось взять пакетик обратно и передать Жигмитову для передачи т. Семенову. Этот согласился взять с собою, сняв с себя ответственность, если отберут на таможне. Таким образом, мною исполнено дело по оказанию помощи т. Боян-Нэмэху.
24 апреля. Первый день Пасхи. Русская часть города, по-видимому, празднует, а монгольские учреждения отдыхают, как в обычный воскресный день (день отдыха). Выходил на улицу и наблюдал жизнь таможни. Там кипучая жизнь. Двое ворот. В одни пропускают верблюдов с вьюками и вгоняют гурты скота, идущие на продажу. После сбора пошлины выпускают через противоположные ворота. Во дворе стоят палатки. Лежат развьюченные верблюды. Стоят гурты овец и коз. Это в праздничный день, а в будни, вероятно, картина еще изменится. […]
Сегодня меня посетил т. Жамьян[198], предмонучкома, старик 63 лет. Говорит, что провел здесь более 20 лет. Раньше он был худонец (сельский житель). Сын его учится в Москве. Одна дочь за халхаским бывшим князем – эмигрантом в Пекине. Он скромно говорит, что ничему не учился, знает только монгольскую грамоту и т. д. Это обычная преувеличенная скромность всех монголов. Про деятельность Монучкома он говорит, что ничего еще не сделано, только идет коллекционирование всего ценного относительно Монголии вообще, чтобы было по чему учиться молодым людям.
Был у тибетского врача (Найданжаб). Ощупал пульс. Дал 5 порошков. Должно быть, большой практик. При мне пришел еще один больной. У него сидят 4 маленьких хуварака с тибетскими книжками, должно быть, ученики его.
Дома ко мне зашли Бадматар и Аюр. Первый говорит, что числа 12–13 получил письмо от Дондуба.
Читаю монгольский роман (перевод с китайского) и отмечаю интересные слова.
25 апреля. С утра стоит страшно ветреная погода. Пыль поднимается столбом. Заходил Артемий Иванович. Говорили о его занятиях, его взглядах на ургинский говор. На говор вообще всех халхасцев. Об ургинской жизни. О впечатлениях от цагалгана (новогоднего праздника) и т. п. Обедал в ресторане. Под вечер заходил Н., служивший в Буручкоме.
[…] Произвел на меня впечатление «непоседы». Сожалеет, что не успел уехать в Тибет с экспедицией Рериха, который выехал, по его словам, до границы (чьей?) на 5 автомобилях. Теперь он ждет какую-то тибетскую экспедицию из Москвы. Говорит, что непременно поедет с ней.
26 апреля. Погода еще хуже, чем вчера. Утром заезжал Жамцарано. Я ему напомнил, что пора приступить к работе. Говорит, что дня через два освободится и будет заниматься здесь. К тому же, говорит, вернется из поездки в СССР Гэлэг-Сэнгэ, очень интересующийся словарем терминологическим. Сегодня был у т. Берлина[199]. Заехал сначала в дом русского консульства. Оказалось, там помещается конвойная команда. Указали другой дом. Зашел. От дверей гонит часовой, говорит, что нельзя заходить, нужно подать записку. Иду на улицу, чтобы достать командировочное удостоверение, но не успел я затворить за собою дверь, как подбегает другой военный, по-видимому, из командного состава, и просит зайти очень вежливо. Зашел. Он спрашивает, кого нужно. Говорю, т. Берлина. Он указывает на домик на другой стороне улицы и просит зайти не через парадные, а другие двери.
Иду туда. Отворяет двери сам т. Берлин. Знакомимся. Говорит о своей прежней и нынешней работе. Интересуется Тибетом. Говорит, что в Иркутске нужно учредить факультет восточных языков, так как Иркутск расположен ближе к Востоку, на сравнительно высоком (над уровнем моря) месте, чем Ленинград и Москва, и привлечет учащихся, как местных сибирских, так и бурят-монгольских и т. д. Еще кое-что рассказал об условиях работы в Монголии […]
Оттуда на том же извозчике (нанял на два конца за 1 руб. 50 коп.) поехал обратно. Зашел в консульское отделение зарегистрировать паспорт. Заходил в потребиловку. Купил провизии. Обедал в ресторане. Купил на рубаху. Пришел в 1 час домой. Проспал до 3 час.
Вчера достал три последние тетради толкового словаря и продолжал свою прежнюю работу по просмотру этого словаря, сидя в ожидании, когда примутся за терминологический словарь.
Под вечер зашли Алексеев и Хазагаев. Последний говорит, что в потребиловке передали ему письмо от Б., которое я потерял 21 числа, о чем ему тотчас же сказал.
Застроена и застраивается большая халга – площадь при въезде в Ургу. На первом месте недалеко от города построен Народный дом. Здание своеобразной архитектуры, смесь тибетского и монгольского стилей. Главная часть напоминает юрту. Фронтон – тибетский дом, но не настоящего тибетского стиля, а только приближенного.
27 апреля. Заходил в Минпрос. Оказалось, что т. Батуханов в народном университете. Там в III классе попал на урок диктанта. Диктуют три раза короткую фразу. Проверка, должно быть, знаний учащихся. Присутствуют три учителя и министр просвещения.
Далее заходил в ЦК партии. Организация такая же, как у нас. В одном здании ЦК, в другом – ЦК ревсомола, в третьем – бюро профсоюза. Тут 4 союза: служащих, рабочих, торговцев и транспортников. Два стола окружены клиентами: рабочими и торговцами. И среди них не заметил ни одного человека-некитайца. На улице у ворот здания четверо из исправдома чистят сор: кладут на тележку. За ними следят два милиционера. Форма их одинакова с формой наших милиционеров.
Весь вечер у меня просидел Дарма Жигмитов. Рассказал про операции Монценкоопа […], как он справляется при своей малограмотности с «ответственной» должностью заведующего материальной частью. Говорит не без некоторого хвастовства, что под его ведением находится имущество на 1/2 миллиона минимум. Интересуется персонально некоторыми личностями на родине и т. д. Он – человек, начавший [работу] почти неграмотным, но с торговой жилкой, а теперь уже научившийся монгольской и русской грамоте. Упоминает о своей бывшей русской жене. Говорит, что снова был женат на бурятке неделю, и т. п. мелочь, никому не нужную. Таким образом, он просидел у меня весь вечер, чем отнял время от занятий над словарем.
28 апреля. С утра ходил в Минпрос за обещанными вчера книгами. Получил последние издания и принес. Обещано выдать бесплатно издания других ведомств, но время не определено.
Из беседы узнал, что теперь идет определенная линия фактической национализации аппарата. Тов. Батуханов очень хорошо отзывается об электрическом двигателе типографии в 12 лош. сил. Работа по изданию учебника задерживается печатанием постановлений съездов, правительственного вестника, бюллетеней нарревпартии, военной газеты и т. п.
Видел в Минпросе полушария, изготовленные в Лейпциге, и карту Монголии, приготовленную, по-видимому, на месте. При делении на аймаки, очевидно, держались территории прежних аймаков, чем и объясняю те углы, которые вклинились в чужие аймаки. Например, в Цэцэрлик-Мандальском аймаке и т. п.
Германская карта очень подходит для монгольских учащихся, читающих исключительно по-монгольски.
Батуханов говорит, что все покупается за наличные, где дешевле и лучше. Иного критерия у правительства Монголии нет и не должно быть. Заказал две рубашки. Портнихой оказалась жена шофера Монценкоопа, который сегодня приехал из Санбэйсэ (ныне г. Чойбалсан), пробыв в дороге 6 суток. Говорит, что дорога пролегает по немного отталой и потому скверной земле. Автомобили вязнут. Приходится вытаскивать самим. Один автомобиль пришлось бросить в степи, так как поломался до неисправимости.
29 апреля. С утра почти ясная тихая погода сравнительно с предыдущими днями, когда пыль поднималась столбом. Со вчерашнего дня у меня сменился прислужник. Он ушел, не сказав ни слова. Следующий ушел по своему желанию. Теперь у меня третий из Урги – ламишка.
Ровно в 7 час. прилетел аэроплан с севера, должно быть, из Верхнеудинска, но рано. Ведь ему нужно было вылететь в 3 час. 30 мин., не считая остановки в Алтан-Булаке. После обеда меня посетил зав. курсами, или школой, переводчиков т. Кондаков. Он окончил бывшую школу переводчиков в 1910 г. […]. Говорит хорошо по-монгольски. Спрашивал, какие пособия существуют по изучению монгольского языка. Указал на только что появившийся учебник т. Клюкина[200], не скрыв и недостатки его. Он жалуется на полное отсутствие книг в Урге. Говорит, что библиотека Ургинской консульской школы, так долго составлявшаяся, расхищена во время беспорядков в Урге и варварски употреблена на топливо пребывавшими в Урге разными войсками: то гоминскими[201], то унгерновскими[202] и т. п.
Заходил с ним Н. Он скучает в школе. Хотели бы он и его 3 товарища изучать тибетский язык. Впрочем, т. Кондаков говорил, что по штату полагается 1 преподаватель тибетского языка в школе. Он предлагал мне заняться временно тибетским языком в школе. Я отказался, потому что уже 20 с лишним лет без практики успел забыть и то немногое, что было усвоено мною практически. Теоретически мне тоже трудно приняться за преподавание, тем более временное. Требуется основательная подготовка к урокам, а пособий никаких. Поэтому отказался.
30 апреля. Тихое ясное утро. Вчера вечером над городом делали по несколько кругов 2 аэроплана. Говорят, готовятся к 1 мая. Вчера напоминал Жамцарано о комиссии по просмотру терминологического словаря. Он говорит, что ждет Гэлэг-Сэнгэ, который интересуется этим делом. Сегодня купил у разносчика газеты «Известия Улан-Батора». Номер, посвященный 1-му Мая. К празднованию 1 мая приступили сегодня в 6 час. 30 мин. в Ленинском клубе. Туда пускают только по пригласительным билетам или партийцев. Я не попал, но раньше меня прошли т. Хазагаев и Алексеев, должно быть, по пригласительным билетам.
Заканчиваю работу над толково-орфографическим словарем.
Город с вечера украсился красными и национальными флагами. Монгольский флаг – желтого цвета, наперекрест 4 углов широкие красные полосы наподобие бывшего андреевского флага, посередине – синий квадрат, на котором символическое изображение су-ямб. Сегодня заходил ко мне т. Мухраин Булат. Он недавно прибыл из 10-месячной поездки по поручению Торгпреда СССР по Монголии. Поездку предпринял из Калгана. Оттуда по железной дороге – до Куку-хото и Баотоу. От Баотоу до Ордоса он ехал вместе с Нарревармией. В сопровождении 3 лам и 2 бадарчинов (паломников-нищих) пробирается до Гумбума. Оттуда с верхними монголами – до Кулук-бэйсэ. Немного углубляется в сторону Цайдама. От Кутлука до Су-чжоу, от Су-чжоу до Юндун-бэйсэ. От Юндун-бэйсэ до Заин-шаби на лошадях уртонских, от Заин-шаби до Урги – на автомобиле.
Выяснял торговый рынок. Кукунор вообще имеет много шерсти. Шерсть качественно лучше халхаской. Население нуждается в товарах вообще, так как в связи с китайскими событиями[203] подвоз мануфактуры и другого прекратился. Если в ближайшее время подвезти мануфактуру и скобяной товар, то можно бы завоевать рынок. Политически народ остается при прежнем невежестве, платит подати сининскому амбаню[204], который налагает большую дань деньгами и ружьями. Кем назначен сининский амбань, неизвестно. Должно быть, как был раньше, так и остается. Народная масса Кукунора не представляет революции, и про халхасцев рассказывают разные небылицы, как убиение всех ноёнов и лам, отнятие имущества имущих и раздача беднякам, о русском засилии и т. п.
В Кукуноре жизнь остается по-прежнему патриархальной, а о революции ничего еще не знают. Только питаются известиями, как выше изложенными, так и другими. Народ, в общем, экономически беден в Монголии, т. е. в Кукуноре, но богаты кукунорские тангуты[205].
1 мая 1927 г. […]. С 9 часов потянулся народ на площадь. Организации шли со знаменами. Войска тоже со знаменами. Встали четырехугольником вокруг площади. На середине площади большая беседка-трибуна. Около 10 час. утра прибыло правительство с председателем Малого хурала т. Гендуном во главе. Правительство обошло кругом площади, здороваясь с отдельными частями и организациями. Профсоюзы, нарревпартия, нарревсомол, пионеры, школы, женорганизации, русская компартия[206], детские ясли и т. д.
Школьники одеты по-европейски, девочки – одинаково с мальчиками. Девочки-малыши – тоже по-европейски. Большие девицы – по-монгольски. Мальчик и есть одетые и по-монгольски, у всех русские кепки.
Несколько оркестров. Играют монгольские мотивы. Во время речей ораторов играли туш два оркестра – военный и высшей школы [– паруниверситета].
От русского полпредства говорил т. Берлин, от Компартии – [ВКПб – ] некто Смирнов и т. д. Понравилась речь русского пионера. От Военсовета говорил знакомый Жамцарано Чойчжи-Чжямцо. Речь показалась мне содержательной.
После речей от разных монгольских и русских организаций (каждый говорил без перевода на своем языке) парад прошел церемониальным маршем перед правительством. Прошли и броневики […]. Два аэроплана витали над парадом: один делал замысловатые петли, другой пролетал низко и бросал листки. Мне не удалось прочитать содержание листочка. Войска поразили меня своей стройностью. Лошади, сравнительно с другими, мне показались тощими. Некоторые лошади напоминали время партизанской войны, но есть хорошие породистые экземпляры. В начале парада и во время речи военного представителя палили из пушек. Вначале была тихая хорошая погода, но к концу поднялся ветер. После парада я пошел на дровяной базар. Воз дров стоит от 3 руб. 50 коп. до 4 руб. 50 коп., смотря по качеству. Сосновые и кедровые дешевле. Лиственничные дороже. […]
В прежние поездки в Ургу видел церемонии поклонения Богдо-гэгэну[207]. Какая разница в порядке! Там с палками в руке ламы восстанавливали порядок, ударяя направо и налево, а теперь несколько милиционеров поддерживают порядок в толпе без палочных воздействий.
Вот что значит организованность!
В Урге без пошлины продают только дрова, на все остальное – пошлина.
У одного знакомого встретил 68-летнего старца Мункоева из Ильки. В 18 лет т. Н. прикочевал в Ургу. В молодости был лама, ученик Намнанай-бутэлчи. Рассказывает, как однажды он сопровождал своего учителя в Баргузинский Гаргинский аршан. В рассказе интересно то, как стекаются богатства к известным ламам-знаменитостям и как они распоряжаются ими. Мункоев, например, сказал, что за несколько лет до хамбинства Урелтуева[208] Намнанай-бакши уже тогда предсказал [Урелтуеву], что он будет хамбо и дал ему 8 тыс. руб., собранных в Баргузинском дацане. Рассказчик получил будто за «труды» 600 руб. В Тибете он приносил больше денежных пожертвований и делал это от имени современника Агвана Доржиева[209], говоря, что молодому пригодится слава, а старику, кроме могилы, уже ничего не нужно. Я также знал Намнанай-бакши года 33 тому назад, когда был в Цугольском дацане. Он тогда дал мне большой хадак, какого я не только не имел, но и не видел раньше.
2 мая. Чувствую, что приехал в самое неблагоприятное время для занятий. Библиотека в ящиках, так как идет капитальная постройка здания для нее. Учкомцы очень заняты. Некоторых нет: уехали по политическим делам. До обеда сидел над своим словарем, а после обеда в 4 час. пошел по знакомым. Сначала зашел к Д. Сампилону[210]. Он имеет собственный домик. Во дворе приличная юрта. Внутри хотя тесно, но уютно. У них 4-летняя дочка. Говорят с ней на монгольском и немецком языках. Она уехала в Германию, когда еще не говорила, и сразу безболезненно научилась немецкому языку. Родители, по-видимому, теперь нарочно поддерживают ее новый язык разговорами в домашнем быту.
Сампилон возлагает много надежды на строящийся на [Зун-]Харе винокуренный завод в [развитии земледелия в новой Монголии]. Он говорит, что раз будем иметь хороший сбыт хлеба, то население уже само примется и приучится к сельхозработе, т. е. будет вести интенсивное земледельческое хозяйство взамен нынешнего неустойчивого скотоводства.
Затем весь вечер провел у Жамцарано. Говорил о моей задаче приобрести все, что издано в Урге за последнее время. Он говорит, что нужно обратиться к Минпросу, который распорядится собрать все; а в организациях едва ли будет успех. Издающих организаций 6: правительство, Минпрос, Учком, ЦК партии, Ревсомол и Военвед.
От Жамцарано получил и последнюю работу предучкома Жамьяна «?pтo удурэй ?лик угэну бичик», где он излагает историю монгольской письменности и попутно говорит о других письменах: египетском, маньчжурском, тибетском, русском и т. п. На буквах он и останавливается, значит, ничего о языке самом.
3 мая. Ходил в Учком и сдал т. Бато-Очиру отчет по израсходованию 1 тыс. руб. на дацанские издания. Остаток 47 руб. 50 коп. сдал червонцами, только 2 руб. 50 коп. монгольскими тухуриками. Жамцарано интересуется словами «хилин гурэсу», это какое-то мифическое или доисторическое животное. С лошадиными копытами и рогом (одним). Он предполагает носорога.
Читал «Известия» от 13/IV. […] Весь день просидел над словарем толковым.
4 мая. Среда. Утром в 7 часов вышел за ворота и следил некоторое время за уличной жизнью. Как раз против двора Учкома находится таможня (Су г?йли x?p?x? газар). Двор находится в некотором отдалении и расположен ниже. Во двор ведут двое ворот. В одни (восточные) въезжают, в другие – выезжают очищенные пошлиной вьюки. В частном разговоре слышал, что теперь из-за открытия калганской и маньчжурской пробки товары потекли очень интенсивно[211]. Сбор пошлин ежедневно доходит до 20 тыс. руб. Облагается все: товар и сырье, за исключением только дров.
Дрова подвозятся на быках и примитивных телегах. По улице караван дров сопровождают старушки-шибаганцы и стараются стащить, что плохо лежит на телеге. Видел, как одна старуха почти на расстоянии 1/2 версты копалась в дровах последней телеги, пугая привязанного сзади молодого бычка. Я следил долго. В конце концов она разломила пополам тонкое поленце и обе половины по порядку вытащила и положила в корзину на спине. Пошла назад как ни в чем не бывало. Когда она достаточно отдалилась от уходящих телег, то села прямо на улицу, сняла со спины корзину (арак) и поправила 2 краденых поленца. Затем как ни в чем не бывало пошла навстречу новому каравану телег. Вдруг она кинулась к последней телеге. Благо, возчик сидел на третьей с конца телеге. Тоже долго копалась, но в конце концов ничего не могла добыть и отстала.
Подбирать щепки от построек и сдирать кору с продающихся на базаре дров – никто не может запретить: это освященный годами обычай оказания помощи ургинской бедноте. Но говорят, что плохо только то, что допущенная к щепкам и дровам беднота не стесняется брать все, что плохо лежит, т. е. недостаточно досматривают хозяева.
Я сегодня наблюдал другое зрелище – работу перекупщиков. Из двора таможни выехали на трех верблюдах и одной лошади три монгола и женщина. Тут их окружили 8—10 лам и харахунов-перекупщиков. Предложили тут же на улице развьючить верблюдов и осмотреть сырье: воловьи шкуры 17 шт., 1 лошадиная, 10 овчин и 5 яманин (козлиных). Осмотрели, заявили, что большинство шкур с червоточинами (г?p), из овчин только одна от заколотого животного, а остальные от пропавших и т. д. Один предложил 25 руб. за все. Продавцы не согласились, тогда стали предлагать продать на выбор. Худонцы тоже не согласились разделять товар.
Кто-то из покупателей поднял цену до 35 руб., и в конце концов другой стал давать 40 руб. Продавцы не согласились, навьючив товар, подняли верблюдов и пошли дальше. Немного отойдя, остановились посовещаться. Покупатели кричали вслед, что если еще отойдут до угла, то они уже отказываются от данных цен. Тогда продавцы после некоторой заминки закричали «ап» – возьми.
Сделка состоялась. В это время подъехал еще новый покупатель и уже начал торговаться с перекупщиками и предложил им 2 руб. за шкуру. Не знаю, состоялась ли сделка или нет, но все гурьбою пошли за продавцами, чтобы они завезли товар во двор. Завернули за угол, я не пошел дальше, но через минут 10 все, за исключением одного, вернулись. Остался один верховой на пегой лошади, который уже перекупил у первых перекупщиков. Эти пошли караулить, кто новый выйдет со двора. Время было позднее, и они, посмотрев с горки во двор таможни, сказали, что больше никто не выйдет, и разошлись по домам.
Вечером на улице у ворот Учкома происходили состязания в беге молодых велосипедистов (дугуйтан). Вообще нужно сказать, что в Урге очень много велосипедов. Они дешевы: 90, 100 руб. Вместо прежних коней (уя) у многих велосипеды, кои стоят у дверей ямыней.
5 мая. С 12 до 3 час. осматривал библиотеку Учкома. Жаль только, что она по случаю ремонта сложена в одной комнате и нельзя достать тома, лежащие далеко внизу или за другими томами. Русская часть библиотеки снабжена многими старыми и новыми научно-практическими изданиями. Много сравнительно книг по Востоку, в том числе и английские издания до последних лет. Приходят и харбинские издания. Из них узнал, что в Харбине существует юридический факультет. […]
Из монгольских книг большинство уже знакомые «истории княжеских домов» и словари, например, двух-, трех– и четырехязычные. Сравнительно много монгольских рукописей (переводных). Китайские романы и история династий, например «Барун хан улусун бичик» и т. д.
Вечером от т. Алексеева принес свое «Пособие». Постараюсь в эти дни внести кое-какие исправления и изменения.
Сегодня же познакомился с типом издания последних времен. Это издание 10-го года[212]. Книжка из двух тетрадей обычного типа – китайское издание, но ксилографы изготовлены не знающим письменность китайцем и не проверены корректором. Название «Нэм(э)джу opoгулукcaн элдэб хэрэгту хас xaгуpцaк нэрэту cудуp орочибай». Содержание: способы изучать благоприятные и неблагоприятные дни во всяком деле. Перевод с китайского. Повод составления оригинала следующий: в 1-й год правления Чжан Гуаня (Бату узэкчи) 15-й день первого месяца хан спросил у многочисленных чинов: «Почему, по моим наблюдениям, происходят только страдания, если в известные дни совершают номы и благие дела?» Тогда изучивший «три сосуда» (Трипитака)[213] хэшан ответил: «Если случится это в день, когда господствуют суровые тэнгри, то происходят страдания от эпидемий, и все это происходит оттого, что не обращают внимания на дни, когда господствуют добрые тэнгри. Я сделаю выборки из речей Будды. Из них ты соизволь узнать о хороших и дурных днях!»
К нему прибавлен способ гадать при посредстве 5 чохов (китайских медных монет). Приведены 32 случая. Это все сочетания черных и белых чохов. Черная сторона монеты – маньчжурские буквы, а белая – китайские. Нужно потрясти в руке и разложить по одному так, как они окажутся при падении. Самое лучшее, когда все 5 – белые, самое худшее, когда все 5 – черные. Остальные сочетания промежуточные.
6 мая. Сегодня утром въехало в таможню не менее 150 телег тесу тонкого и толстого. Из свежей порубки сосны. Откуда – неизвестно. Пришли с запада, следовательно, или с Селенги, или других лесных мест. Сегодня теплая тихая погода, столь необычная в последние дни в Улан-Баторе. Когда я пришел домой и сказал об этом живущему со мной в одной квартире южному монголу, молодому революционеру, он ответил: ведь во вчерашней книге сказано, что сегодня день поворота на лето. Это и случилось. […] Сегодня ездил вместе с т. Цэвеном в ЦК партии и виделся с т. Гэлэг-Сэнгэ, председателем МНРП. Он недавно возвратился из поездки.
Я показал ему привезенный из Улан-Удэ словарь. Гэлэг-Сэнгэ сказал, что у них общепринятого словаря нет, есть у каждого свои словарики. Рекомендовал побеседовать с т. Шакжи, букварь которого у меня. Тов. Гэлэг-Сэнгэ говорит, что имеется в виду составить толковый словарь, но даже не определили окончательно, по какой системе начать: алфавитно или предметно. Просмотрел некоторые слова, и произвел он (т. е. Шакжи) на меня впечатление человека, понимающего словарь только толковый. Пытался растолковать некоторые наши термины еще пространнее. Я объяснил ему значение терминологического словаря. Он, впрочем, более интересуется толковым.
В конце концов сказал, что Учком (Монучком) напрасно толкает свою работу в ЦК и посоветовал побеседовать с т. Цэвеном. От участия в совещаниях не отказывается. Встретился на улице со старым знакомым Эрдэни Ринчино. Он говорит, что живет уже 2-й год. Еще младший брат, бывший лама, также здесь. […] Также много говорит о своей работе по орошению баргузинской степи. Только устроенная плотина не выдержала наводнения и попортилась. То обстоятельство, что канава оросила меньше места, чем предполагали, он ставит в вину гидротехнику и инженеру, проведшим канаву ниже, чем он предлагал.
В конце концов у него произошли какие-то недоразумения с кем-то из партийных местных работников, и он удалился один (без семьи) в Ургу. Теперь думает снова возвратиться на какую-нибудь работу в Бурреспублике. Здесь он преподаватель курсов законоведения (ц?за хули-ийн cуpг?ли). Получает зарплату до 300 рублей. Много говорит о монголизации аппарата, политике Коминтерна, но монголы, по его словам, пересаливают.
Виделся в 1 час с т. Цэвеном. Он рекомендовал зав. музеем Семакова (?), который сказал, что во всякое время готов свезти в музей на учкомовском автомобиле. Я поблагодарил и сказал, что воспользуюсь в начале будущей недели. Завтра не могу, так как встречаюсь с министром просвещения, который обещал дать издания Монправительства. Ринчино, между прочим, сказал, что в Монголии вообще тихий темп работы.
7 мая. Сегодня с утра, в 9 час, пошел в Наркомпрос. Тов. Батухан снабдил меня 22 номерами правительственного (бюллетеня) «Вестника» и повел для осмотра типографии. Типография в особом здании на задах Народного университета. В нем все отделы. Управление типографии в маленькой комнатке. Здесь мне дали две книжки протоколов нескольких больших хурулданов (собраний) и две брошюры на русском языке. Затем пошли в машинное отделение. Работа идет на всех машинах. Их несколько, начиная с ручных до скоропечатающих с электрическим двигателем. Электрическая энергия добывается динамо-машиной с паровым двигателем, отапливаемым керосином. Тут же литография-цинкография: видел большую печатную машину (называется обсервер-пресс).
На большом валике цинковый лист, который передает [оттиски] на линолеум, а с линолеума – в печать. Обслуживают двое, один китаец, а другой монгол. Машиной заведует европеец. Далее литография. Несколько литографских камней, обслуживаемых монголами, преимущественно ламами. Интересно вообще, что в ямынях, а также в типографии большинство работающих духовного звания. Это духовенство и является интеллигенцией, которая способна на работу, где требуется развитость. Дальше пошли в наборную. Работает несколько наборщиков, среди них две-три женщины. В следующей комнате корректорская. Сидят два корректора, один корректирует, другой считывает. Одним из них оказался Пурбужаб, прошлогодний преподаватель Бурпедтехникума. Почему он корректор? Тов. Эрдэнибазар только засмеялся. В другой комнате брошюровочная, за машиной сидит молодой монгол и брошюрует постановления третьего хурулдана 1926 г. (1/XI). Тут один мастер – русский, недавно перешедший сюда на работу из консульской типографии. Тут же резальные 2 машины. Монголы режут бумагу большого и малого размера.
В одной комнате две женщины, одна из них русская, наклеивают бумагу на красную материю для брошюрования личных билетов – цэриков. Изготовляют таких билетов до 60 тысяч. Здесь же отделение для печатания почтовых марок. В одном углу сидит пожилой монгольский художник. Работает над изображением старинного богатыря. Здесь же в одной маленькой комнате словолитня. Приготовляют новые буквы на старых матрицах. Еще не приготовляют новых шрифтов, так как не прибыл приглашенный мастер.
Осмотрев типографию и заключив, что культурно Монголия развивается, пошел вместе с министрами просвещения в Народный театр. Он, как сказано раньше, строится. Вошли вовнутрь: идет работа по внутренней отделке и установке парового отопления. Театр построен деревянным; стиль – монгольская юрта. В куполе – окна. Вместимость, как говорит т. Эрдэни Батуханов, до 1500 чел. Все ново. Ложи кругом. Тов. Э. Батуханов говорит, что настаивал на каменном здании, но правительство торопится – театр должен быть открыт 1 июня. Каменное здание пришлось бы строить по меньшей мере три года.
Внутри в одной комнате русский рисует занавес для театра – большое полотно. Зеленый фон. В середине монгольский ландшафт. На первом плане юрта, монголка, монголы, вьюк, верблюд и т. п. По бокам направо богатыри, а налево – хурчи (скрипач), нарисованный в чисто монгольском стиле. Занавес в раме чисто монгольско-китайского стиля, с бронзой и яркими красками. Художник говорит, что его страшно торопят. Тов. Батуханов сделал некоторые указания по поводу типа людей и предложил переделать. Замечания его мне показались основательными, особенно про тип монгола-мужчины.
Выйдя из театра, я простился с Батухановым, предварительно поблагодарив его за доставленное удовольствие. Пошел домой с довольно тяжелой ношей полученных книг. На площади к чему-то готовятся. Украшают красными лентами трибуну-беседку и ворота. Кажется, завтра праздник пионеров. Посмотрим!
Скучно. Вечером немного просидел над своей грамматикой (пособие)[214]. Перед отъездом из Верхнеудинска т. Бизияин сообщил, что заказанный шрифт прибыл, и мне придется тотчас по возвращении приступить к переизданию с исправлениями и дополнениями. Желательно внести примеры из современной письменности халха-монголов.
В типографии забыл упомянуть, что сюда попали: ручная машина Гамина Сюэ-фана[215], который на ней печатал агитационные листки в пользу Китая; машина маленькая Козина[216], советника при автономии; одна маленькая машина из дворца Богдо. Новые усовершенствованные машины приобретены исключительно т. Э. Батухановым во время поездки за границу.
8 мая. Вот уже 18 дней сижу в Урге. Что же исполнил из заданий Буручкома? Почти ничего. Но причины, совершенно не зависящие от меня. С будущей недели примусь плотнее за продвижение хоть одного пункта заданий. Приобретаю книги. Не знаю, пропустят ли их на границе. Придется обратиться к полпреду. Может быть, к тому времени приедет т. Никифоров, а может быть, будет еще замещать т. Берлин, с которым я уже познакомился. Сегодня вторая годовщина монгольской пионерской организации. Из речей видно, что организация началась с 300 членов, теперь более 1000 пионеров. Приветствовали от ЦК Ревсомола, ЦК НРП, от правительства, от полпредства, от Улан-Баторской русской пионерской организации, от женорганизации ЦК партии.
Из выступающих один бурят и бурятка. Остальные – монголы и русские. Переводил речи русских ораторов т. Раднабазарон. После митинга пионеров посадили на 10 автомобилей и грузовиков и долго катали по городу. Объявили, что вечером в 6 час. в Южно-Китайском театре будет митинг и спектакль. С трибуны разбрасывали листки и последний номер «Унэна», где статья (передовица) «Пионеры».
После митинга пришел домой. Выступали, по-видимому, второстепенные ораторы. Присутствовал начальник ГВО Хаягрива, высокий, статный монгол лет 40 на вид. Никого больше из лидеров не заметил, впрочем, нужно сказать, что от имени Малого хурулдана говорил Гэлэг-Сэнгэ. Речь его отличалась своей плавностью и содержательностью в отличие от других ораторов, выкрикивавших слова. На митинге на автомобиле играет духовой оркестр средней школы. Играют исключительно монгольские мотивы. Научились хорошо! Дети на каждом автомобиле и грузовике поют песни, и вообще все веселы чрезвычайно. В 2 час. (без нескольких минут) пионеры все еще катались в том же веселом настроении с песнями и трубными звуками. Вероятно, последний рейс на сегодняшний день.
После обеда был у Вампилона. Он высказывает мнение, что все население Монголии будет, вероятнее всего, около миллиона, потому теперь уже выяснилось, что всех халхасцев около 700 тысяч. Он, впрочем, только предполагает. Заведующий монгольским статуправлением, он, может быть, имеет основание предполагать.
У т. Цэвена был карчинский революционер Алтан. […] Он, вероятно, очень осведомлен о последних событиях в Китае[217]. Образование получил в Японии и Китае. В Японии прожил 7 лет.
Обратился к т. Раднабазарону за партийной литературой. Он обещал, но в обмен на бурят-монгольские издания. Я согласился, чтобы положить начало регулярному обмену изданиями.
Вечером читаю постановления третьего Большого хурала Народной Революционной Монголии.
9 мая. Понедельник. Вчера вечером еще раз напомнил т. Цэвену, что ничего не сделано по согласованию терминологического словаря и не лучше ли, если я передам на просмотр ему самому выработанные Буручкомом термины. Он ответил, что у него очень страдают глаза, но на днях созовет комиссию из членов Монучкома, которая рассмотрит термины.
Я живу с чахаром Оюун-Биликом.
[Встретился] с Забановыми: 1) Даши и 2) Эрдэм-Баиром.
С ними живет Базаржаб Сультимон. Тов. Жамцарано хотел сказать Эрдэм-Баиру, чтобы он дал мне карточный словарь выработанных Монучкомом терминов, но целый день Эрдэм-Баир не был в Учкоме, потому словаря я не получил. Завтра собираюсь в музей. Хотя зав. музеем т. Семакова в Учкоме сегодня не было, но рассыльный, сам не зная его квартиры, передал шоферу, чтобы он завтра прибыл сюда и ехал со мною в музей. Это распоряжение т. Цэвена. Вообще нужно отметить товарищески отзывчивое отношение т. Цэвена к моим запросам. Еще не говорил с председателем Хамьяном и членом Шакжи. На днях надо собраться к ним на квартиру. Под вечер гулял с Базаржаб Сультимоном, зашли на квартиру Ю., которого встретили на улице. Он живет в собственном дворе. […]
Сегодня взял из библиотеки по каталогу 213-й том, а по китайскому заголовку 128-й том монгольского Данчжура[218]. Том этот принадлежит к отделу «Нацок» (Элдэб). Сохранился хорошо, но начало и конец пострадали от дождя и подмочки. Том вдвое завернут в материю (оранжево-желтую), имеет массивные крашеные доски, а внутри два картона. Одно жанши (одеяние) – доски и картон – сделаны Учкомом в прошлом году. Весь текст [напечатан] красной краской, в начале и в конце рисунки.
В начале [текста, на первой странице, – миниатюры] в 5 отделах. В боковых отделах – по 2 из 8 жертв (найман тахил), всего 4, в средних 3 отделах: в центре – Шакьямуни, направо – Майтрея, налево – Дипанкара. Рама – художественной вырезки. На 2-й странице такая же рама, также в 5 отделах: по бокам остальные 4 жертвы, в центре – монгольский галик[219] Намо Будда-я, Намо Дхарма-я, Намо Сангха-я[220]. С третьей страницы начинается сам текст. Сначала санскритское, затем тибетское, а после уже монгольское названия. Монгольское: qutu?-tu ta?alal ma?ad tayila?san sudur-un teyin nomlal?-a. Очень ясный крупный шрифт. Длина страницы текста около 13 верш., ширина около 4 верш. Налево в боковом отделе: cova ta?alal-i ma?ad tayilburi. Qoyar. Dooradu. Направо по-китайски: «ди и вай эр ши у лян-цянь цзе шу ся».
Далее нумерация идет таким же порядком, только верхняя страница фолианта вместо dooradu имеет deged?, а китайская вместо «ся» – «шань». Всего в томе 474 листа, или 948 страниц. В конце добавочный лист, в нем три отдела. В середине текст молитвы, или тарни, санскритским и монгольским галиками. Начинается: «Ом бадзар садова сама я» – om ba?ar sadova sa ma ya. Man-u bhalai-a и т. д. Конец: обычное «хом пад» – hom pad. Слева изображение с надписями maha kala, ma-ha-a kala, справа – erlig qan-erlig qa?an. С левой стороны – по-маньчжурски, а с правой – по-монгольски. Страница в такой же раме, как первая.
Для примера – послесловие переводчика: Ar?-a bilig qoslan barilda?san-iyar t?tren yabubal teg?s?gsen. Asuru sayin nomlal?-a-yin k?ldi ming?an gerel-i t?gegegci a?ui yeke medegdek?n-? o?tar?ui-dur amu?ulang qo?osun-iyar cenggeljigci ay-a qotala-yi ayiladdu?ci naran-u sadun-a m?rg?m?bi. Asuru medegdek?n b?k?n-i ayiladqyi ming?an nid?n-l?ge teg?s?gsen a?ui yosun-i todurgai ono?ci vacir-iyar, adqa?-tu?bi kemen barimtala?ci asuri-nar-un amin-i buli?ci adalidqasi ?gei enedkeg t?bed-?n kelem?r-ci bandida-nar-a s?g?dd?m?. Erkin tailsinar-un ci?ul?an-i quriyan nig?l-i aril?aqui-yin oron-u deged? kemen, erket? ila?u?san ba ila?u?san-u k?beg?d-ber masi sayisiya?san.
Ene qoyitu-yin egerel b?k?n-i qang?a?ci erdenis-?n deged? blam-a-yin ?lemei-yin lingqu-a-dur s?g?dd?m? bi. Masi sayin qoyar ci?ul?an-u cerig-iyer ?urban sansar-un omu?tan-i, ma?ad jir?ken-i cecerg?lk?i-l?ge qamtu nigen cida?ci-yin ?asin-i duvaja-yi manda?ulan bayi?ulqui-dur tengcek? qani-aca anggi?ira?san. Man?usiri bo?da elen orun-bar ila?duqai. ?ayiqamsi?-tu bo?da e?en-ii jarli?-un soyurqal-i orui-bar da?an abcu. Qariyatu ?ber-?n k?r?gsen boddhi-yi ?a?caku ?ber-?n oyun-u cinggen ker bui-bar mong?ol-un kelen-d?r orci?ulbai. Qani-lu?a anggi?ira?san merged-ber ari?udqan sig?n soyur?-a. Alin eg?n-d?r keciyegsen buyan ker buibar amitan b?k?n adalidqa?ci ?gei degedu boddhi qutu?-i olqu boltu?ai. Ma-ha-la. Имени переводчика нет. Замечательно, как скромно в пользу будущих благ делали переводы монголисты того времени!
10 мая. Найман тахил в начале Данчжура расположены так:
1) Зонт, 2) победоносный знак (чжалцань), 3) колесо, 4) раковина, 5) две рыбы, 6) бесконечная нитка (узел), 7) лотос? 8) кувшин (бумба).
Надписи на изображениях будд на 1 и 2 стр. такие же, как и на последней странице, т. е. маньчжурские и монгольские.
В 9 час. 30 мин. с Семаковым выехали в музей. Он занимает так называемый Ногон-ордо (Зеленый дворец). Безжизненно. Когда входишь в ворота, встречаешь во дворе юрту, где живет сторож. Вошли во дворец. В нижнем этаже естествоведческие отделы, тут палеонтология. Копии с находок Эндрюса: допотопные животные – динозавры. Их яйца. На стенах снимки со скелетов [и реконструированные изображения животных]. Кости мамонта, чучела льва, тигра, пантеры, обезьян, некоторых птиц, образцы минералов, металлов и т. п. Обычные музейные экспонаты. На верхнем этаже более интересно.
На рисунках немного поразила бессмысленная циничность в отношении половых вопросов. Несколько сцен, когда мужчина имеет возбужденный член. Есть сцена совокупления. Все в китайском духе. Даже лошади и бараны – все отправляют половые акты. Нужно только представить, насколько был развращен тот, кто заставлял рисовать такие сцены. Далее в этом отношении поражает кровать богдо. Широкая двухспальная кровать в китайском стиле из дорогого красного дерева с резьбой с балдахином и отделенная четырьмя стенами китайской резьбы из того же дерева. Вокруг кровати сверху и с боков зеркала, так что во время лежания на кровати, смотря в ту или иную сторону, можно видеть себя со всех сторон. Так проводил ночи богдо со своей супругой.
Далее в комнате старинное оружие: фитильные ружья, кремневки, пистонники, сабли, кольчуги и т. п. В последней, северной, комнате орудия пытки и наказания. Два ящика (прежние тюрьмы) с отверстиями по бокам для шеи, чтобы высунуть голову. Доска для сидения на коленях со столбиком посередине для привязывания наказуемого. Тут же на столике 2 шахая, бамбуковые палки и сабли. Еще далее две кровати того же богдо, но менее развратные, чем первая. Далее кресла, зеркала. Позабыл упомянуть: есть одна комната, где находятся шаманские принадлежности, но шаманов не монгольских, а боханских. Больше ничего не запомнилось.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.