Глава 18. Пьяный наряд
Глава 18. Пьяный наряд
Командование полка встретило неласково. Ромашкин не успел войти в казарму, как его отправили в наряд. В гарнизоне ночью произошло ЧП. Дежурный по полку Миронюк нажрался до поросячьего визга вместе с остальными офицерами из состава наряда по части. Не поймали только Вовку Хлюдова и дежурного по столовой. Да и то лишь потому, что они на освидетельствование состояния трезвости не явились.
Никите, не успел он войти в роту, комбат отдал распоряжение заступить начальником караула. Это особенно бесило. Обычно Никита ходил в наряд помощником дежурного по полку, изредка дежурным по столовой. Начкаром же нести службу и тяжело, и ответственно. А тут предстояло идти с чужими солдатами, да ещё и не в свою очередь.
– Что произошло, объясни мне! Как мог оперативный дежурный в дивизии, из Ашхабада, определить, что пьян наш начальник караула? Влас-то как попался? – допытывался Никита у остававшегося в полку и уклонившегося от полевого выхода Ахмедки Бекшимова. – Объясни, он ведь начкар.
Ахмедка оставался со своим взводом самоходчиков в полку, ночью был ответственным за батальон. И потому в курсе событий:
– Да офицеры этой роты все как один чудаки! Пить начали ещё позавчера, по возвращении с полигона. На плац к разводу караула вышли, качаясь. Прохождение строем дежурный Миронюк отменил – дежурный по парку идти не мог, а помдеж еле переставлял ноги…
Гм, да. Как всё знакомо, как всё привычно, увы. Седьмая рота в своём репертуаре. Сразу разбрелись по объектам. Власьев как принял караул, так пришёл доложить дежурному об этом. И целый час из дежурки выползти не мог, покуда ещё один пузырь водяры на троих не оприходовали. Показалось мало.
Дежурный Миронюк заслал помощника Хлюдова снова за пузырем на дежурной машине. Тот вернулся с бутылкой, собралась опять компания в полном составе.
Гуляцкий и Власьев прибежали по первому свистку. Пять минут – а пить уже нечего. Хлюдов пошел в казарму, достал из сейфа заначку, флакон коньяка. Вот тут уже всех окончательно проняло. Гуляцкий завел песняка про «Черноглазую казачку» и побрел на свой объект, в автопарк. Хлюдов следом за ним отправился спать домой. Ночью ведь, по распорядку, его время отдыхать. Ну, а Влас с Миронюком принялись за игру в нарды. Думая над очередным ходом, Миронюк задремал. Влас не стал будить – продолжил курить и пить за двоих.
А тут наступило время доклада оперативному дежурному в штаб дивизии. Власьев растолкал дежурного. Миронюк собрал последние силы, сконцентрировался. Снял трубку и велел телефонисту соединить с оперативным. После этого нечеловеческого усилия его вновь сморил сон, и Миронюк захрапел. Теперь окончательно. Блин, отключился в ходе доклада!
А оперативный уже орет в трубку:
– Подполковник Федорчук! Слушаю! Ну, дежурный? Что вы молчите? Докладывайте!
Влас решил выручить друга и взял из руки спящего трубку:
– Докладывает начальник караула, старший лейтенант Власьев! В Педженском гарнизоне без происшествий. Все в порядке. Никаких проблем!
– Не понял! Кто говорит со мной?! Доложить по форме!
– Докладывает дежурный! – поправился Влас.
– Как фамилия? Должность?
– Командир роты! Дежурный по полку, майор Миронюк! – врёт Власьев.
– Повторите свою фамилию, товарищ старший лейтенант! Я не расслышал! – уличает во вранье оперативный дежурный.
Власьев бросил трубку и помчался в караулку. Подполковник перезвонил из Ашхабада в полк, но теперь дежурка не ответила. Миронюк не услышал звонков и не проснулся. Оперативный позвонил командиру полка и вызвал в часть, чтоб навел порядок.
Переполошилось всё начальство. Командир и его заместители примчались в полк и увидели… Картинка маслом! Ключи от сейфов с пистолетами и документацией валяются на столе. Дежурный храпит, источая водочный перегар.
Зампотех полка – в автопарк. А там пьяный Гуляцкий в не менее крепком забытьи. Парк без охраны. Угоняй хоть танк, хоть автомобиль. Один начальник караула не спал, пытался из последних сил держаться. Но сказать не мог даже «му», только тупо смотрел на начальство стеклянными глазами без проблеска мысли.
…Вот его-то Ромашкину и предстояло теперь сменить. К своей досаде, в казарме Никита попался на глаза комбату. Не хватало как раз начкара! Не сменили лишь дежурного по столовой и помдежа Хлюдова, так как тот отдыхал, запершись в квартире. С чего вдруг мужики нажрались, не мог объяснить ни один из них. Просто так получилось, без причины и повода. Спонтанно начали, а остановиться не смогли. Заклинило…
Пьянка дорого обошлась. Позднее Миронюка наказали, сняли с должности. Олегу Власьеву объявили пять суток ареста. Гуляцкого поставили «на лист ожидания», для отправки в Афган в первую очередь. Продолжим по порядку, не забегая вперед…
Партийным был только Миронюк, им занялся партком. Срочно созвали партсобрание батальона, где рассмотрели его персональное дело. К этому времени батальон уже вернулся с полевого выхода. Офицеры собрались в Ленинской комнате. Кроме секретаря парткома полка, явились ещё командир, начштаба и замполит. Все они угрюмо посматривали на офицеров батальона, а на Миронюка – с особой ненавистью. Ещё бы! Начальник штаба получил строгий выговор за упущения по службе, а замполит полка – строгий выговор за низкий уровень воспитательной работы.
– Коммунист Миронюк! Объясните своё поведение товарищам! – Партийный босс обратился к стоящему перед трибуной пока еще не разжалованному майору. – О чём вы думали, когда пили?
Миронюк избрал оригинальную линию поведения и защиты:
– О победе коммунизма во всем мире!
– Вы что, издеваетесь?
– Нет. А вы о чём думаете, когда пьёте, товарищ подполковник? О победе империализма? Я как настоящий коммунист пил за нашу победу над тёмными силами империализма! И за нашу славную Советскую Армию!
– Вы дурак, коммунист Миронюк?! Вы что тут цирк устраиваете?! Клоуном решил поработать, майор? – рявкнул комполка Хомутецкий.
– Никак нет, товарищ полковник! А чего вы меня оскорбляете? Тут у нас партсобрание. Мы все товарищи и в равных правах.
– Товарищ майор! Прекратите паясничать! Не стройте из себя шута горохового! – возмутился секретарь парткома Козленко.
– Почему я паясничаю? Пить за коммунизм – это шутовство?
– Прекратить балаган! Не надо прикрываться высокими идеалами и красивыми фразами! – визгнул фальцетом замполит Бердымурадов.
– Для вас, может, и балаган, а для меня – святое. Мой дедушка Перекоп штурмовал, а отец – Кенигсберг.
В зале наступила напряжённая тишина. Что дальше предпринять, руководители не знали и несколько растерялись. Взгляды идеологического начальства устремились за поддержкой к командиру полка. Но тот молчал и багровел лицом. Пауза затянулась.
– Товарищ майор! Вы бы тогда вместо пьянства изучали руководящие документы партии и занялись укреплениями воинской дисциплины, – наконец «разродился» командир полка.
– Ею я и занимался! Мы и за укрепление дисциплины пили!
– Товарищ майор! Не пить, а укреплять нужно. И…
– А я на партсобрании не майор, а коммунист! Напоминаю, мы все тут товарищи по партии, – сказал как отрезал Миронюк, перебив командира.
– Хорошо, коммунист Миронюк. Пока коммунист…
– Угрожаете? – с надрывом пригрозил Миронюк. – Оказываете давление на рядовых коммунистов?
– Честное слово, он над нами издевается, прикрывается идеалами нашего общества! Алкаш! – не выдержал Козленко.
– А за алкаша в суде ответите! – Миронюк немигающе уставился на Козленко. – И не переизберем в партком на следующий срок. Можете быть уверены!
– Товарищи! Это чистая правда. Коммунист Миронюк всегда первый тост произносит за победу коммунизма! – поддержал собутыльника, привставая из-за стола, Хлюдов. – И за победу мира во всем мире. И за полную и окончательную победу социализма в Советском Союзе. И за торжество Советской власти!
– Хлюдов! Не выгораживайте сослуживца. Это вам может дорого обойтись, – рыкнул Хомутецкий.
– Дорого? Аполитично рассуждаете! Меня за попытку восстановления справедливости и принципиальности сошлют? Куда? На этот раз обратно в Москву? В Арбатский округ? – Хлюдов явно издевался над начальством.
Тут вдруг со своего места вздыбился и Чекушкин:
– Если коммуниста Миронюка накажут, это будет вопиющая несправедливость! Ну, выпил человек, так ведь за идеалы! Он постоянно только за них пьет. А перебрал от обиды!
– От какой обиды! – ошалел парткомовец.
– От такой! Мы в прифронтовой полосе, а фронтовые сто грамм зажимают. Я вам как обманутый ветеран войны говорю. В Афгане с этим делом тоже проблема, нет никакой нормы, кругом обман. Выдавали бы по сто грамм, как в Отечественную войну. Выпил положенную норму – и всё! А так приходится покупать. А никто по сто грамм не продаёт, в магазинах только пол-литра… И я тоже вынужден мучаться. Так бы один тост – и порядок. А за бутылкой чего только ни наговоришь: за коммунизм, за победу, за дисциплину. Подтверждаю слова Хлюдова: коммунист Миронюк произносит тосты с коммунистической идейностью. Пошлости типа «за баб», «чтоб стоял», «за здоровье» никогда!
– Какая-то ерунда! Они нас уводят в сторону от сути дела! – возмутился Бердымурадов.
– Совсем не ерунда! – подал голос с галерки Мишка Шмер. – Совсем не все равно, за что человек пьёт! Он показывает нам пример настоящего партийца! Марксист!
Раздались лёгкие смешки лейтенантов. Собрание постепенно направлялось в нужное для спасения утопающего русло.
– Ну, что я говорю! Партийная организация берёт его на поруки! – воскликнул Хлюдов.
– Капитан, с вами будет отдельный разговор! – попытался приструнить взводного командир полка. – Сядьте и не высовывайтесь, пока вас не спросили, чем вы сами как помощник дежурного занимались в ту ночь.
– Проверял караул и несение службы внутренним нарядом, – огрызнулся Хлюдов. – А вы что думали? И вообще, товарищи коммунисты, мы на собрании или на совещании? Почему нам рот затыкают? Мы здесь все равны!
Командование явно не ожидало сопротивления. А сопротивление было заранее хорошо подготовлено и спланировано. Никому не хотелось топить друга, да и следом на дно могли пойти остальные.
– Всем сесть и не болтать! Не допущу анархию! Слушать меня! Говорить буду я и парторг Козленко! – взорвался истошным воплем Хомутецкий.
– Нет, ну… Ну, нет! Я не согласен! Произвол! – поднял опухшую физиономию Гуляцкий. – Мы не пешки! А кто он такой, Козленко?
Командир полка начал судорожно глотать воздух. Одно из двух – сейчас либо его хватит удар, либо он бросится с кулаками на офицеров.
Встал замполит батальона Рахимов и отчасти спас положение:
– Разрешите мне сказать. Можно, конечно, каждый день пить за Родину и за коммунизм. В итоге, навредить и тому, и другому. Да, необходимо наказать коммуниста Миронюка, да! – Тактический ход. Миронюк и для Рахимова был другом-приятелем. – Наказать непременно! Объявить строгий выговор! Без занесения в карточку…
– А я не согла-а-асен! – уже куражась, протяжно не согласился обвиняемый. – И в Политбюро ЦК буду жаловаться, что вы – за империализм и не любите Советскую власть.
– Верно! Надо жаловаться! – поддержал Шкребус. – Я бы так не оставил.
– Глобус! Твой номер восемь! – перебил Рахимов. – Я внес предложение.
– И я внесу свое предложение! – не унялся Шкребус. – Просто выговор, не строгий. И попрошу не обзываться на собрании!
– А я считаю и настаиваю, надо его исключить из партии! – парткомовец Козленко не на шутку озлился.
– Что ж, товарищи коммунисты, поступило три предложения…
Поставили на голосование. Победило предложение Рахимова – не лучшее из трех зол, но и не худшее ведь. Считай, легко отделался, Миронюк!
Командир вскочил, уронив стул, выбежал из аудитории, хлопнув дверью:
– Я вам всем еще покажу!
В зале наступила тишина.
Через пару минут тишину нарушил скрипучий голос Бердымурадова:
– Что ж, товарищи коммунисты! Вы свое решение вынесли, мнения высказали. Теперь очередь за нами. С батальоном нужно что-то делать. Будем спасать коллектив… Пойдем-ка, Козленко. Тут нам сегодня делать больше нечего.
Едва замполит и секретарь парткома вышли за дверь, комбат вскочил из-за своего стола и грозно спросил у начальника штаба:
– Собрание закончилось?
Тот кивнул.
– Прекрасно! И демократия на этом закончилась. Я с вами чикаться не буду! П-панят-тна?
– П-панят-тна! – словно эхо ответил юморист Хлюдов.
– Молчать! Ладно, я тоже займусь воспитанием. Порядка сама не приходит! Ее нужно наводить ежедневно и ежечасно! П-панят-тна?
– Так точно! П-панят-тна! – в унисон гаркнули Власьев, Миронюк и Колчаков.
– Замордую! На гауптвахте сгною! В Афган! Всех к чертовой матери! – взвизгнул Алсын.
– Не понял?! В Афган? Или к чертовой матери? Уточните, пожалуйста! А тех, кто там был, отправите по второму заходу? – поинтересовался Чекушкин.
– Чекушкин! Строгий выговор за пререкания! Тебе, Власьев, тоже строгий выговор! И тебе Хлюдов! Миронюку строгий выговор за… за… за… – комбат вслух искал формулировку.
– Заело? Закончил? Запьем? Зальем это дело? – подсказал хмыкающий Миронюк.
– За… За хамство! – нашел наконец нужное слово Алсын. – Строгий выговор! За хамство.
– Ой, спасибо, благодетель! Ой, ноги мыть и воду пить!
– Пр-рекратить паясничать! Вон отсюда все!
В итоге никого ниоткуда не исключили. Провинившемуся майору объявили выговор – правда, всё-таки с занесением в карточку. А по служебной линии за пьянку всем участникам «банкета» вкатили по пять суток ареста. Миронюк, Влас и Гуляцкий отсидели эти пять суток в Ашхабаде, и обстановка нормализовалась. Хотели снять со всех по звёздочке, понизить в должностях, но… дважды за один и тот же проступок не наказывают!
А Хомутецкий всё же изыскал возможность протолкнуть хитрый вариант избавления от Миронюка. Его вскоре сплавили в городишко Мары, в горвоенкомат. Должность без понижения, без личного состава, но из этих Маров не выберешься уже никуда. Разве что на кладбище…
* * *
– Маразм, он и есть маразм! – констатировал Дибаша. – Никита, помнишь, как Вадика Пасмурцева начпо из партии велел исключить?
– Помню, ага. А Вадик Пасмурцев – и не член партии был, комсомолец. Так и доложили начальству, как бы по исполнению: товарищ Пасмурцев более не член партии, комсомолец!
– Комсомольцы, добровольцы! – немузыкально затянул Димка-художник. – Наливай!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.