Огонь по собственным штабам

Огонь по собственным штабам

Официально вычеркивание всех поименованных выше военачальников плюс начальника Военной академии им. Фрунзе Р. Эйдемана, Б. Фельдмана, военного атташе в Лондоне В. Путны, а также не пожелавшего оказаться в руках сталинских палачей и потому застрелившегося начальника Политуправления РККА Я. Гамарника – состоялось 11 июня 1937 г . Тогда центральные советские газеты опубликовали сообщение Прокуратуры СССР об их аресте. В этот же день Военная коллегия Верховного суда обвинила арестованных в предательстве и шпионаже в пользу Германии, Японии, Польши и приговорила к высшей мере наказания.

На самом деле судьба этих людей, стараниями которых росла и крепла мощь Красной Армии, была предрешена еще 1—4 июня, на Военном совете, где столь страшные обвинения в их адрес выдвинул лично Сталин. Никаких доказательств при этом он не предъявил. Да и нечего, как выяснилось после смерти Вождя, было предъявлять. Как ни искала современная историческая наука подтверждающие их «вину» факты, но так и не смогла их обнаружить ни в захваченных в 1945 г . архивах немецкой разведки, ни – тем более – в папках сталинских следственных органов. Единственной правдой в гуще неряшливо сфабрикованных чекистскими дознавателями дел было только то, что обвиняемые действительно выезжали в служебную командировку в Германию. Но как раз эти поездки помогли Тухачевскому и его товарищам лучше понять, куда клонит Гитлер. Именно там они пришли к однозначному выводу, что агрессия со стороны фашистской Германии неминуема и к ней надо без проволочек готовиться. В своей статье, опубликованной 31 марта 1935 г . в «Правде», Тухачевский, анализируя агрессивные планы Гитлера, без всяких экивоков предсказал, что Германия, несомненно, скоро развяжет войну нападением на европейские страны и Советский Союз. Статья Тухачевского вызвала бурю протестов в Берлине. Германские правительственные круги и печать обвинили его в подогревании международного конфликта. Реакция Сталина была, как тогда казалось, более чем странная. Вскоре после опубликования статьи Тухачевского один из сталинских приближенных заявил на приеме в германском консульстве в Киеве, что «было бы абсурдным для Советского Союза вступить в союз с такими дегенеративными странами, как, например, Франция». На самом деле ничего странного в этом не было. Просто таким окольным путем Сталин тайно заверял Берлин, что вот-вот начнется новая эра советско-германского сближения.

Разумеется, ни Тухачевский, ни близкие ему по духу и взглядам другие высшие командиры РККА долгое время не подозревали, что для нацелившегося на сближение с Гитлером хозяина Кремля оказались досадной помехой. Сразу же по возвращении – с учетом увиденного и опираясь на собственный уникальный боевой опыт, полученный во время тяжелых, но, в конечном счете, победоносных сражений Гражданской войны, – они взялись за реформирование всего военного дела в стране. В духе новой стратегии и тактики перестраивалась боевая учеба в войсках. Предпринимались энергичные меры по перевооружению армии современным оружием. Тухачевский и Эйдеман принимали непосредственное участие в создании первых боевых ракет, новых типов самолетов, в формировании еще не существующих в зарубежных армиях авиадесантных войск. Якир организовал сеть школ по подготовке партизан-диверсантов, способных быстро развернуть настоящую войну в тылу противника. Примаков принял участие в укреплении подступов к Ленинграду и в разработке прообраза танка Т-34.

Однако то, что Тухачевский и его единомышленники делали для армии и Родины, для Сталина большой цены не имело. Он был совершенно убежден, что на международном фронте ему хватит ума и хитрости, чтобы методом «столкновения соперничающих лбов» сразу убить двух зайцев: и внешнюю опасность от страны отвести, и «лагерь социализма» расширить. А вот то, что кто-то столь уверенно и амбициозно распоряжался у него под носом, да еще в таком силовом «хозяйстве», как армия, Сталина неимоверно напрягало. По его разумению, это нарушало единство внутренних рядов, расшатывало ту монолитность, без которой (он был абсолютно уверен) ничего путного в России не построить. Ведь ради этой монолитности, став в 1924 г . генсеком и постепенно превращаясь в Вождя, Сталин терпеливо, изо всех сил и не стесняясь в средствах подминал под себя партию, жестко ставил под личный контроль госаппарат. Теперь, когда не за горами «наша Варшава и наш Берлин», подошло время заняться и «человеком с ружьем» – надежно, так сказать, поставить его по стойке смирно под портретом «Великого Сталина». Для пользующихся огромным авторитетом в стране и армии «реформаторов» это был не достойный сознательного бойца революции культ. Для самого Генсека – стальной стержень всей властной конструкции. Не зря же он так зорко следил, чтобы у «Великого Сталина» все его ипостаси были одинаково великими: Великий Вождь, Великий Отец и Учитель, Великий Полководец…