Укрывая прошлое

Укрывая прошлое

Над закреплением своего полководческого образа Сталин немало потрудился, легендируя и продвигая на высшие военные посты слепо преклонявшихся перед ним выходцев из Первой Конной армии, с которой был связан его личный, не такой уж и богатый военный опыт. Что с того, что выдвинутый им еще в 1925 г . на пост наркома обороны бывший «первоконный» политработник К. Ворошилов так и застрял в своих военных познаниях на уровне «красноармейской тачанки»? Хватило же ему сообразительности еще в 1919 г . преподнести Сталину шашку с надписью «Великому полководцу Гражданской войны». Теперь этот образ должна носить в своем сердце вся страна. А тут какие-то своевольные, независимо мыслящие военачальники! Да еще к тому же хорошо знающие о действительных его, Сталина, «военных подвигах». Вождю уже не раз докладывали, что в их среде «военачальника с такой фамилией не знают» и здравицы в честь «великого полководца Сталина» встречают с неприкрытой иронией.

Так что «потрошить зарвавшихся армейских наполеончиков» Сталин взялся с особой энергией…

Самое трагичное, что многие командиры, занесенные своим главным экзекутором в черный список «внутреннего оппортунизма», абсолютно не подвергали сомнению его политический вес. Почти все они – до своего самого последнего часа – не переставали считать Сталина хоть и не без греха, но несомненным лидером страны, старшим товарищем по партии.

Даже на судилище в Главной военной прокуратуре, где по иезуитскому сталинскому замыслу одних «красных генералов» – оклеветанных, замордованных на Лубянке – судили другие, которых вскоре тоже расстреляли, среди арестованных бытовало убеждение: «Сталин ни при чем! Кто-то ввел его и партию в заблуждение!»

Пожалуй, только у нескольких «фигурантов» из числа первых лиц не было на этот счет никаких иллюзий. Это в первую очередь относилось к Тухачевскому и пустившему буквально накануне ареста себе пулю в лоб Я. Гамарнику. Последний застрелился после того, как узнал, что во время обыска на квартире одного из арестованных офицеров Красной Армии чекисты обнаружили фотокопию документа из досье царской охранки. Досье представляло собой агентурную папку из петербургского архива Охранки на своего многолетнего сотрудника по кличке «Коба-Рябой», или «в миру» – «Иосиф Виссарионов Джугашвили». За этой чудом все время ускользавшей от него папкой Сталин охотился с 1912 г ., когда в своей двойной карьере жандармского агента и быстро двигавшегося в гору функционера РСДРП сделал однозначный выбор в пользу политической карьеры в стане большевиков. Пробежав глазами переданный ему чекистами текст, Сталин мгновенно понял, что сведения о его темном «революционном прошлом» наверняка попали в руки армейской верхушки, которую он мысленно укладывал в понятие «гнездо Тухачевского». И, надо отдать должное, угадал. Потому что материалы из его агентурной папки несколько дней спустя были обнаружены в стальном сейфе при обыске квартиры Гамарника. Теперь Сталину стало совершенно ясно, какая опасность и откуда ему грозит. Поэтому он решил не оставлять в живых ни одного из тех, кто видел или мог видеть уличающие его документы…

Так что кто-кто, а Тухачевский уже знал, кого на самом деле имел он и его единомышленники в главных судьях. Рассчитывать при этом на пощаду было наивностью. Не зря маршал демонстративно отказался на суде что-либо говорить.

Отказался склониться на этом мероприятии и Примаков, который не только сам отказался выступать, но и резко оборвал горячо оправдывавшегося Якира: «Брось, Иона, перед кем бисер мечешь!» Примакова, бывшего лихого командира корпуса червонного казачества, которому в Гражданскую будущий Вождь помог разжиться конской сбруей, еще до суда привезли к Сталину. После «беседы по душам» бывшему комкору стало ясно: всех их приговорили еще до ареста…

А Якир, известный своей беспримерной храбростью и самообладанием в бою, все пытался втолковать кремлевскому «небожителю», что его совесть чиста. Даже осознавая, что его казнят, Якир написал Сталину: «Вся моя сознательная жизнь прошла в самоотверженной, честной работе на виду партии и ее руководителей. Я умираю со словами любви к Вам, партии, стране, с горячей верой в победу коммунизма».

Ровно через два десятилетия этой сохранившейся в партархиве запиской Г. Жуков на июньском 1957 г . Пленуме ЦК прижал «к стене» сталинских соратников из Президиума. Потому что зачитал три резолюции на ней: «Подлец и проститутка. Сталин»; «Совершенно верное определение. Молотов»; «Мерзавцу, сволочи и бляди одна кара – смертельная казнь. Каганович».

Интересно, вспомнил ли тот же Молотов свою резолюцию, когда в июне 1941 г ., на седьмой день войны вместе с тремя другими членами Политбюро на выходе у дверей Генштаба услышал гневное сталинское: «Просрали!»?